Дана Мазалова: Правда Ходжалы должна восторжествовать
Она — автор репортажей из горячих точек Грузии, Киргизии, Узбекистана и Азербайджана, а также документального фильма
«Страна под Араратом» о землетрясении в Армении.
В начале 90-х Дана Мазалова только и успевала ездить по Закавказью, чтобы снять материалы то с азербайджанской
стороны, то с армянской. Среди журналистского корпуса обеих республик появились и друзья. И одним из таких друзей был
Чингиз Мустафаев – небезызвестный азербайджанский репортер, первым сделавший кадры убитых мирных ходжалинцев.
Его кадры до сих пор будоражат психику, а сам журналист, как и полагал, поплатился жизнью за них. О событиях в
Ходжалы, Чингизе Мустафаеве и многом другом – интервью Мазаловой с первым президентом Азербайджана Аязом
Муталибовым в беседе нашего спецкора Вадима Арутюнова с Даной Мазаловой, с которой он недавно встретился в Праге.
– Пане Мазалова, когда вы впервые оказались в Армении?
– Это было в начале 80-х, задолго до того, как разгорелся армяно-азербайджанский конфликт вокруг Нагорного Карабаха. А
всему виной лауреат Нобелевской премии по литературе Эрнест Хемингуэй и его книга «Фиеста». В ней мужики пьют вино
из кожаных мешков. Я очень хотела увидеть такое в жизни. Решили с подругой поехать в Испанию. Но не тут-то было. Это
была капиталистическая страна и нас туда не выпустили. Тогда мой коллега из газеты «Mladafrontadnes» как раз вернулся из
Советского Союза и спросил у меня: «Хочешь свободно двигаться по СССР?». Я ответила утвердительно. Тогда мы вместе
пошли в турагентство, выбрала себе тур в Армянскую ССР. Иллюстрация повлияла. Там были изображены люди, похожие
на персонажей Хемингуэя, сидящие под виноградником и пьющие вино. Именно такими я и представляла себе героев
«Фиесты». Так и променяла Испанию на Армению. Для меня тогда не было разницы. Ведь лица и темперамент очень
похожи. И вот в 1983 году в составе чехословацких туристов я впервые оказалась в Ереване, Ленинакане, Эчмиадзине,
Араратской долине… Это было незабываемое путешествие… Второй раз я оказалась в Армении, уже будучи
корреспондентом газеты «Prostor». Я была аккредитована в СССР со штаб-квартирой в Москве. Прибыла в Ленинакан
восьмого декабря 1988 г. На следующий день после сильного землетрясения. Делала репортаж с места события. Ленинакан
уже был не тот город, что я видела несколько лет назад: руины, пыль, стоны, плач, гробы… Жуткое зрелище. И сейчас
страшно вспоминать.
– Как вы оказались в эпицентре карабахских событий?
– В 1988 году начались убийства армян в Сумгаите. В это время я находилась в Праге. Чехословацкие СМИ рассказывали о
происходящем в Сумгаите, но я не посчитала нужным выезжать в СССР, так как на месте работало уже несколько наших
репортеров. Теперь сожалею об этом. Зато весной 1989 года я находилась в Москве. В это время начались Ферганские
события. Я отправилась в Узбекистан и застала Ферганскую резню турок-месхетинцев. Увиденное шокировало меня: всюду
лежали трупы молодых мужчин. Было не разобрать, где турки, а где узбеки. Ведь турки защищались от узбеков, поэтому
было немало убитых и среди узбеков. Некоторым туркам я сама помогла, чем смогла – провиантом, укрытием. Чем может
помочь иностранный журналист?! В Узбекистане стали выселять турок-месхетинцев. Тысячи стариков, женщин, детей
бежали в соседние республики, но большая часть под охраной советских войск находилась на вокзале и аэропорту для их
дальнейшей транспортировки. Это были беженцы. Турки хотели вернуться на историческую родину – в Грузию, Месхетию.
Откуда их предков ранее депортировали. Однако первый секретарь Грузинской ССР Гиви Гумбаридзе, а позже и Звиад
Гамсахурдия, отказали предоставлять убежище туркам-месхетинцам в Грузии… Примерно в эти же годы я оказалась снова в
Армении. Но не сразу. Изначально я добиралась в Карабах из Баку. Самолетом. Мы прилетали в аэропорт Степанакерта,
находившийся в Ходжалы. Там нас встречал директор аэропорта и КГБэшник Гаджиев. Это было начало 90-х. Встречал
радушно. За накрытыми столами. Надо отдать должное, азербайджанцы умеют это делать. Особенно если касается
иностранных представителей. Однажды, когда он в очередной раз накрыл стол иностранным журналистам, напился
коньяка, – кстати, армянского, – потерял голову и стал нести все, что на язык попадало. Это было в Шуше. Забыв о том, в
кругу каких людей он находится, Гаджиев смачно рассказывал о вкусе армянской крови, о том, как они уничтожали армян в
карабахских деревнях… Шел дождь. Я знала, что армяне его когда-нибудь убьют. Я сидела в его компании и молилась
только об одном – чтобы это не случилось в эти минуты… Вскоре Виктор Поляничко, руководивший оргкомитетом по
Нагорному Карабаху, “перекрыл кислород” прессе и запретил въезд СМИ в Степанакерт. Только позже стало известно, для
чего он это сделал. Поляничко, вместо того чтобы быть нейтральным, занимал крайне проазербайджанскую позицию и был
одним из руководителей операции «Кольцо», которая провела этническую чистку, превратившуюся в агрессию и
депортацию ряда армянских гражданских поселений Карабаха. И нужно было сделать это втайне от прессы. Тем более
иностранной.
— Как же вам тогда удавалось пробираться в Карабах?
– Было много разных способов. Не обязательно самолетом. Мы, вкупе с азербайджанскими журналистами, находили разные
лазейки… А когда армянская сторона прорвала Лачинский коридор, я уже стала независимой от Баку. Могла ездить в
Карабах из Еревана. Это было ужасно. С одной стороны – крохотный Карабах, в котором работают и армянские, и
азербайджанские журналисты на разных баррикадах. Но нам, иностранцам, нужно было освещать два фронта. Приходилось
выезжать из Карабаха через Ереван в Москву, чтобы оттуда прилететь в Баку и снова в Карабах, уже подконтрольный
азербайджанцам. Тысячи километров из Карабаха в Карабах. Представляете? К концу марта 91-го, когда уже и все дыры в
Карабах были залатаны, а операция «Кольцо» окончательно приняла свою гнусную форму по уничтожению армянского
населения Карабаха, да так, что в этот край уже невозможно было пробраться ниоткуда. На месте руководил, как я уже
говорила, Поляничко и советская армия, занявшие с подсказкой Кремля проазербайджанскую позицию. Были и мародеры.
Один русский офицер дожидался разрешения, чтобы ему в награду за какие-то заслуги разрешили увезти из Карабаха
автомобиль «Волга», принадлежащий какому-то армянину. А вообще там шла большая торговля. Торговали всем армянским
имуществом и торговали все. Включая советских офицеров… Примерно в это же время меня вызвали в Прагу, т.к. и
Чехословакии стал грозить распад на Чехию и Словакию. Но, слава Богу, мы расставались со словаками постепенно, мирно,
без жертв и насилия… Итак, находясь в Праге, с несколькими армянскими и азербайджанскими коллегами я поддерживала
связь и узнавала новости от них. Следующий мой приезд в Азербайджан состоялся в начале марта 1992-го года. И это был
самый страшный визит.
– Чем он вам запомнился?
– Сначала я должна сказать, что предшествовало этому аду и, забегая вперед, еще раз напомню о тех несчастных турках-
месхетинцах, которых убивали в Узбекистане и которых не приняло тогда грузинское руководство. Зато часть турецких
беженцев принял Аяз Муталибов – азербайджанский руководитель. Для них были построены домики близ аэропорта
Ходжалы. Там их и заселили. Так вот… Как известно, операцией «Кольцо» был полностью лишен транспортных артерий
Карабах. Армяне Карабаха были лишены связи с внешним миром. Не поступали и продукты питания. Единственный в
Карабахе аэропорт в Ходжалы закрыт и находился под контролем азербайджанцев. Армянская сторона предупредила
азербайджанскую сторону, что будут брать Ходжалы, дабы освободить аэропорт. Были даны три дня, чтобы эвакуировать
жителей. Не знаю, была ли эвакуация или нет, но мирные жители-ходжалинцы были убиты. И не в селе Ходжалы, а близ
Агдама, который в то время контролировала азербайджанская сторона. И вот, находясь в Баку, я встретилась с Чингизом
Мустафаевым, который снимал убитых…
– Вы были до этого знакомы с Мустафаевым?
– Да. Конечно. Мы дружили. Познакомились в 90-91 гг. в Кисловодске, где мы находились на конференции. Затем вместе
часто выезжали со стороны Баку к карабахским позициям… Так вот, у Чингиза были глаза квадратные, когда он показывал
мне снимки. Сказал: «Дана, ты понимаешь, что они сделали? Я теперь после таких кадров должен ходить по Баку в
бронежилете». А было следующее: Чингиз летел на азербайджанском вертолете и сверху увидел трупы. Между трупами
ходил человек в военной форме и не обращал внимания на вертолет, который приземлялся. Иначе говоря, это был
азербайджанец, свободно передвигавшийся на месте преступления. Чингиз вышел из вертолета и начал снимать. На этих
кадрах были изображены убитые женщины, дети, старики… Хочу напомнить, что у Чингиза было медицинское
образование. Он показывает мне снятый материал и комментирует, как их убивали. Этих несчастных расстреливали в
колени. Только один старик лежал мертвый без телесных повреждений. Видимо, он скончался от увиденного. Сердце не
выдержало. Чингиз как врач объяснял мне, что это очень длинная и громкая смерть. Эти люди должны были кричать от
боли. Их должны были слышать азербайджанские фронтовики, у которых был штаб недалеко от места трагедии. Они не
могли не слышать, как люди кричат от боли. Это исключено! Меня еще больший ужас охватил, когда я позже узнала, что
почти все эти несчастные были турками-месхетинцами – теми самыми, которых изгнали из Узбекистана и расселили
почему-то именно в Ходжалы, именно в Карабахе, в неспокойное для этой области время. Это те самые, которых расселял
Муталибов, а грузинские власти не приняли…
– Что было дальше?
– По словам Чингиза, несколько трупов ему удалось перевезти на вертолете в Агдам. Через два дня он снова вернулся на
место трагедии. Не знаю. Может, забрать остальные трупы. И что вы думаете? За эти два дня все изменилось. Он увидел
перед собой другую картину: трупы были скальпированы. Зачем? Мои мозги отказываются это понимать. Как и мозги
Чингиза. Именно тогда он мне и сказал, что боится ходить по Баку без бронежилета. Потому что снял весь этот ужас.
– Иначе говоря, Чингиз понимал, что это сделала азербайджанская сторона?
– Именно так.
– А он ничем не мотивировал, зачем это азербайджанской стороне?
– Знаете, Вадим. Чингиз был врачом. Но и он тоже не понимал происходящего. Мы оба были шокированы. Я вышла из
дома Чингиза, направилась в свою гостиницу, выпила бутылку водки, чтобы хоть как-то забыться и уснуть. А утром пошла
на разговор с Муталибовым. После увиденного и услышанного я не могла не спросить у него о происшедшем. Он допустил
мысль, что это сделали азербайджанские народные фронтовики, чтобы его, Муталибова, свергнуть. Что, впрочем, и
произошло.
– Вы до этого были знакомы с Муталибовым?
– Да. И виделись неоднократно. И интервью с ним было тоже запланировано. Собственно говоря, я поэтому и прилетела в
Баку. А так как у меня были свободные дни, я решила посетить Чингиза. У него как раз родился первенец где-то за год до
этого, но я его не видела. Вот и посетила… Так вот, во время интервью с Муталибовым я поняла, что разговор о недавно
происшедшем в Ходжалы – тяжелый для нас обоих. Также поняла, что в Праге этим материалом никто не заинтересуется.
Повторюсь, Чехословакия в эти годы была на грани развала. Надо публиковать материал не в Чехословакии, а в России.
Поэтому я договорилась со своими друзьями в Москве, в «Независимой газете». Они сделали расшифровку разговора из
диктофона и напечатали мое интервью с Аязом Муталибовым. 2 апреля 1992 года статья вышла в свет.
– Получается, что турки-месхетинцы оказались жертвой дележа власти в Азербайджане. Кроме того, посчитали, что это
беженцы. Их никто не будет искать.
– Видимо, так. По мусульманским обычаям, умершего необходимо захоронить в тот же день до захода солнца. Но никто
этого не сделал. Трупы были перевезены в Агдам и там же хранились несколько недель. Если мне не изменяет память – до
середины марта. Мотивировали тем, что трупы нужно было сохранить и показать делегатам Международной конференции
по урегулированию конфликта в Нагорном Карабахе. Вернее, чтобы сорвать ее. Что и произошло. Конференцию перенесли.
Но она так и не состоялась. Эти звери жертвовали бы кем угодно – хоть турками-месхетинцами, хоть азербайджанцами…
Им нужна была показуха – сменить в стране власть и сорвать важную конференцию. Это должна была быть Первая
международная конференция по Карабаху, которая была призвана хоть как-то остановить войну. И они ее сорвали. Тогда
они были слишком уверенными в своей победе и очистке Карабаха от армян. Ничем не брезговали ради этого.
– Пане Мазалова, а вам известно, что Муталибов нынче отказывается от своих слов, мол, не говорил вам тех слов, которые
опубликовала «Независимая газета»?
– Да. Я слышала об этом. И знаю о другом: например, что до 2011 года он жил в Москве и постоянно преследовался
азербайджанскими властями. Только в 2011 году ему дали возможность перебраться в Баку, сняв с него все обвинения, в
обмен на то, чтобы он отказался от своих слов, которых он наговорил Дане Мазаловой и «Независимой газете». Но Бог ему
судья! Если Дана врет, то нет проблем. Мы все живы. Жива я, жив он, Муталибов, жива «Независимая газета». Он вправе
судиться с нами. Мы имеем доказательства и готовы предоставить суду. Чего ждать? А раз он этого не делает, значит, есть
что скрывать. Жаль только, что нет в живых Чингиза. Как он и полагал, его убили в том же году, буквально через три
месяца после Ходжалы. У него остался полуторагодовалый сын. Свою премию, которую я получила в Праге за освещение
карабахских событий, отправила семье Чингиза Мустафаева, его вдове и сынишке. Все до единого цента. В память о друге.
– После этого вы не встречались с вдовой Мустафаева?
– Я бы была рада увидеть и ее, и их уже взрослого сына. Но они побоятся выйти со мной на контакт при алиевской власти.
Кроме того, насколько мне известно, чтобы замести свои следы, Чингиза Мустафаева объявили в Азербайджане
национальным героем, а его брат вроде как нынче депутат национального парламента. Чингиз действительно герой. Только
не в том искаженном виде, в каком его представляют в этой тоталитарной стране.
– Слышал, что алиевский режим собирался поставить в Чехии монумент Ходжалинской трагедии. Это так?
– Не совсем. У нас в Чехии есть небольшой городок Лидице. В 20 км от Праги. В годы Второй мировой войны
подразделения немецкой полиции, гестапо, окружили Лидице и заблокировали все дороги. Ночью всех жителей Лидице
согнали вместе и отправили в концентрационный лагерь Равенсбрюк. 52 человека погибли в лагере. Дети были убиты в
газовой камере. А все строения поселка были сожжены и сровнены с землей. К очередному юбилею этих событий в
Лидице проводились памятные мероприятия. Собрались политики, журналисты, общественные деятели, обычные люди со
всей Чехии, Германии, Словакии. Объявились и азербайджанские «гости», которые «под шумок» хотели рассказать о
Ходжалы и выставить армян убийцами, сравнив их, тем самым, с гестапо. Но я с коллегами вовремя подключилась и
предотвратила их выступление в сопровождении слайдов чингизовских фотографий. Кстати, некоторые из них не имеют
отношения к Ходжалы. Их снимал не Чингиз. Они из Боснии… Больше сюда азербайджанские лжепропагандисты нос не
суют. Я мечтаю о том, чтобы застать конец режима Алиева в Азербайджане и наступление демократии в этой стране. Тогда
бы и я смогла приехать в Баку, чтобы рассказать правду о Ходжалы, о Чингизе Мустафаеве, навестить могилу друга и
фронтового коллеги, увидеться с его семьей.
Вадим АРУТЮНОВ, Чехия, Прага
