«В «Сб. Григор Лусаворич отца не вылечили, а искалечили»
В связи с распространением в Армении «covid-19», многие соотечественники оказались лицом к лицу не только с неопознанной доселе болезнью, но и с системой отечественного здравоохранения, столкнувшись с той ее стороной, с которой доселе знакомы не были. Речь отнюдь не только о профессионализме армянских эскулапов, оказывающих содействие тем, кто оказался в многочисленных рядах инфицированных, но и о том чисто человеческом подходе, которого от них так ждали инфицированные люди – обессиленные, порой совершенно беспомощные. Увы, судя по свидетельствам тех, кто прошел через «жернова» отечественной медицины, справиться с этой проверкой, что называется на вшивость, довелось далеко не каждой клинике. А иные больницы, так и вовсе – сдали этот экзамен на твердую двойку.
В редакцию «НВ» обратилась читательница – дочь одного из тех, кто волею судьбы заразился «covid-19», и кого, увы, так и не удалось вырвать из «тисков» заразы. Спустя четыре дня с момента выписки, мужчина скончался. По словам дочери, в той клинике, куда довелось обратиться, словно нарочно, было сделано все, чтобы не улучшить, а напротив – кардинально ухудшить состояние отца. Предлагаем вниманию читателя письмо женщины, адресованное газете.
«Все началось с того, что в один из октябрьских дней папа занемог. Поднялась температура, начался кашель. Все признаки указывали на то, что это «коронавирус». Тест подтвердил наши опасения. Не дожидаясь развития событий, мы сразу же сделали компьютерную томографию. Легкие чистые. Вздохнули с облегчением. Но температура держалась пару дней кряду, стало слегка затрудненным и дыхание. И на семейном совете было принято решение начать лечение на дому. Благо наш зять врач, и было, у кого спросить совета. Периодически консультируясь со знакомыми ему медиками, мы вели курс, обзавелись даже кислородным баллоном, всем необходимым. Папа уже было окреп, как неожиданно сильные антибиотики сказались на работе почек, и появилась срочная необходимость в диализе. Выяснилось: диализ человеку с диагнозом «коронавирус» можно осуществить лишь в одной клинике, медцентре «Сб. Григор Лусаворич». Туда-то, вопреки тому, что уже слышали далеко не самое лестное, мы и решили уложить отца. И без преувеличения, пустились во все тяжкие.
Сначала пытались достучаться до терапевта районной поликлиники. Тщетно. Звонили в центр, координирующий процесс госпитализации «коронавирусников» — глухо. Два дня трубку никто не снимал. Пробиться туда удалось лишь, пустив в ход связи. В итоге, нас направили в вышеуказанную клинику. Причем, транспортировку больного «covid» оставили на нас самих. Усадив папу в легковушку и взгромоздив туда же кислородный баллон, мы с грехом пополам добрались до клиники. У входа выяснили, что оказывается нам еще сильно «повезло» — толпящимся тут людям с сатурацией 60 (катастрофически низкой) давали от ворот поворот. Впрочем, может оно было и к лучшему…
В клинике папа провел более двух недель. На протяжении всех этих дней, мы были с ним на связи, и четко знали, чего отцу не хватает. А не хватало ему элементарного ухода – того самого пресловутого стакана воды, который по его словам, подносила лишь одна из сотрудниц. То ли медсестра, то ли санитарка. Это притом, что отец, будучи человеком щедрым, по старой советской привычке, предпочитал «подогревать» персонал. Тем не менее, периодически выяснялось, что его не только мучила жажда, он днями лежал голодным. И не потому, что нечего было есть – мы регулярно передавали ему съестное. Просто, будучи не в состоянии поесть самостоятельно, ему никто в этом не помогал. Утолить голод ему получалось разве что раз в три дня — судя по всему, в дни, когда на смене была та самая сердобольная женщина.
Все наши просьбы и мольбы подняться в отделение и поухаживать за папой самим – мы осознавали, что на тот момент (дело было в конце октября) наплыв больных, наверняка, еще более нагрузил медперсонал, — терпели неудачу. Равно, как и наши попытки помочь медикаментами, всем необходимым. В какой-то момент папа сказал, что нет кислорода, мы купили и привезли. Но вновь получили отказ: «всего хватает». Не была услышана и наша просьба касательно применяемых антибиотиков – с первого же дня мы говорили, препараты группы «Роцефин» ему не подходят, чувствительность к ним практически нулевая. Однако ему кололи именно «Роцефин». Да к тому же, всего-навсего одну неделю! При этом никаких анализов, а также КТ или хотя бы элементарного рентгена, по ходу лечения — а тем более, перед отменой препарата, сделано не было. Выходит, антибиотик отменили лишь потому, что опустилась температура?!
Фактически отца, который являлся реанимационным больным, поместили в обычную палату. И все бы ничего, если бы находясь там, 71-летний мужчина не был брошен на произвол судьбы. До сих пор я прокручиваю нашу с отцом беседу по мобильному. Отец говорит: прошу воды – не приносят, говорю мне холодно, отвечают – тебе не холодно, тебе кажется… И от этих воспоминаний во мне поднимается волна негодования. Но что можно взять с рядового медперсонала, если в данной клинике все – вплоть до дирекции и заместителей, — отличаются «изысканной» грубостью и бестактностью. Я уже не говорю о профессионализме. Точнее, о его полном отсутствии.
Едва не каждый божий день в отделении сменялся врач, и каждый приходящий не имел ни малейшего представления о вверенных ему больных. Потому что каждому из новоприбывших нам заново приходилось рассказывать и представлять историю болезни отца. А все оттого, что в этой больнице работают добровольцы разных профилей (даже зубные врачи), весьма далекие от инфекционных заболеваний, терапии в целом. Люди, которые за очень солидные деньги (по нашим сведениям, за день они получают порядка 100 тысяч драмов) просто играют с жизнями людей.
Спустя время, осознав все, что творится в клинике, мы начали настаивать на тесте на коронавирус, чтобы вызволить отца из больничного «плена». Наконец, тест был сделан, и к счастью, оказался отрицательным. Это позволило нам начать процесс перевода отца в медцентр «Астхик». То, что мы увидели в день выписки, привело нас в состояние полного шока!
Мало того, что папа, который своими ногами вошел в эту клинику, был вывезен и доставлен в «Астхик» на машине «скорой помощи», так еще и его внешний вид вызывал исключительно слезы. Отец не только едва передвигался, но и еле разговаривал. Уже в «Астхик» выяснилось – в «Сб. Григор Лусаворич» его не вылечили, а искалечили.
Поражение легких составило ни много, ни мало 90%! Левое почти не работало, а правое еле «дышало». Показатели сахара в крови – а у отца сахарный диабет, о чем мы предупреждали изначально, и нам заявляли, что ему вводят инсулин – составил 30! Все руки – от плеч до кончиков пальцев, — были покрыты синяками. На венах, в местах, куда пытались внутривенно ввести препараты, образовались шишки. На ноге зияла открытая рана, за ушами — раны от постоянного ношения маски. Вся полость рта и язык были в язвах, из-за не введения наряду с антибиотиками противогрибковых препаратов, обнаружился и грибок. И, наконец, отец был просто голоден!..
Спустя четыре дня, папы не стало… Не выдержало сердце. Вернуть его уже нельзя. Но то, каким его нам «вернули» их медцентра «Сб. Григор Лусаворич», я не забуду и не прощу никогда! Никогда еще этот человек, который имея проблемы с сердцем, неоднократно оперировался в Германии, Франции, Армении, не выглядел столь жалко и беспомощно.
И мое это письмо вовсе не только просьба к соответствующим структурам разобраться в происходящем в клинике – хотя надежда на это невелика, ведь ее руководитель близкий друг министра, — это мое письмо предупреждение всем тем, кто вдруг решит лечиться в данной больнице. Если есть хотя бы малейшая возможность, сделайте все, чтобы не оказаться в ее стенах! Потому что ее название с приставкой «сурб» не имеет ничего общего с тем, что там творится. Во всяком случае, по отношению к людям в возрасте, имеющим кучу сопутствующих заболеваний, и, как правило, не имеющих родных и близких, способных за них заступаться… Не так давно попытка группы людей пожаловаться на руководство клиники завершилась неудачей. В дело вмешалось СНБ, и им просто закрыли рты. Но я — дочь своего отца, который учил меня идти до конца, бороться за справедливость. То, что сделали с папой за две недели пребывания в данной клинике, настоящее преступление. А если есть преступление, то должно быть и наказание.
Лилит Геворкян».
