Автор делится воспоминаниями о скончавшемся на днях в США выдающемся армянском журналисте Владимире Назаряне и других своих коллегах.

Вспомним счастливый случай, когда человек любил свою профессию, да так сильно, что и профессия полюбила его. Случается не с каждым и не каждый день: помогают особые обстоятельства и, как часто бывает, нужное время.

С Вовой Назаряном получилось почти идеально — мало того, что около двадцати лет подряд он готовил репортажи для телевизионной программы «Время», так еще и в годы, именуемые застойными, каждый день, к девяти часам вечера, в каждом армянском доме наступало долгожданное армянское время. Это когда всякий уважающий себя армянин садился перед телевизором и ждал Вову Назаряна. Очень часто дожидался, правда, хотелось, чтоб страна и мир видели и слышали о нас каждый день.

Прошли годы, и из телевизионного пространства любимый репортер исчез, а теперь его и вовсе не стало – Вова Назарян скончался. На побережье Тихого океана, в  американском городке Вентура. Но и это американское время его славной жизни было щедро сдобрено армянским.

Теперь почему Вова и почему уехал?  Почему Вова? Потому что трудно представить иного обращения к человеку, которого не только любят, но еще и признают  дома своим.

Уехал потому, почему уезжали вчера и уезжают сегодня. Не только из-за того, что там легче жить (жизнь есть жизнь), а еще и ввиду отсутствия внимания и интереса к представителям штучной профессии. Массового производства телевизионных репортеров высшего класса не наблюдается и сегодня.

Да, кончилось советское время, в телевизионном эфире возникло множество новостных, информационных, аналитических программ. Казалось, для мэтров жанра самый раз, пик востребованности, миг удачи, а получилось – сами с усами, спасибо, не надо, обойдемся, не хотим. А жаль…

Кабинет (как сказали бы сегодня «офис»), куда каждое утро приходил Вова Назарян,  находился через стенку с корпунктом «Известий», где сидел я. В том же коридоре — собкор «Комсомолки» Вардан Алоян, сменивший Арама Саркисяна, наискосок — Иосиф Вердиян из «Советской культуры», Алеша Савоян — «Труд», а еще Коля Ординян — от «Социндустрии».

Из представителей так называемой Всесоюзной печати и Центрального телевидения были еще, но самым узнаваемым стал, конечно, Вова Назарян. Пишущих читали (или не читали), а Вову видели. Лица запоминаются лучше, чем строки, особенно в неординарных обстоятельствах.

О чем речь? О начале карабахских событий, со всеми вытекающими из этого последствиями. Обойти острые углы, чтоб не нарваться на грубость ушедших с головой в революцию масс, снимающим на камеру было труднее, чем пишущим в газеты, но Вова сумел пройти это испытание с честью.

Был ещё придуманный Центральным телевидением «Прожектор перестройки». Тут Владимиру Назаряну надо было раскрывать, разоблачать и выводить на чистую воду, что само по себе правильно, но есть нюанс. Дело в том, что в маленькой Армении все мы друг другу или родственники, или друзья, или знакомые, на самый худой конец — знакомые наших знакомых.

Сказать, что во всех случаях обходилось легкой обидой, не скажу, бывало, гневались всерьез, обижались надолго, но чтоб требовали опровержения — Назарян так не работал…

Вова любил и умел красиво одеваться.

— Откуда такие модные галстуки?

— Из Америки. Тетя посылает.

Мечта каждого армянина об американской тете в случае с Вовой была реальностью, которой не каждый мог щегольнуть в кадре программы «Время». 

После переезда в Америку я Вову не видел, последние вести были от нашего общего друга Димы Писаренко (руководитель Sputnik Армения.). Назарян из Америки отправил своему сыну в Ереван собственноручно изготовленный и разрисованный набор для хаша: глубокая тарелка, рюмка «барилуйс», блюдца для чеснока и солений с соответствующим орнаментом и символикой.

… Как-то раз Вова позвонил: «Обстреливают Ерасх, еду на съемку». Поехали вместе. Идем по сельской улице, и вдруг рядом шарахнуло, посыпались стекла, шум-гам. Вова с неизменным оператором Мельсом Нерсисяном снимают картинку, расспрашивают людей.

Мчимся обратно – телевизионщикам надо успеть перегнать  материал в Москву. В Ереване Вова достал из кармана два еще теплых осколка снаряда, один отдал мне: «Пусть остается на память».

Остался…