Никита Хрущев и призрак трудового обучения

Национальное собрание РА приняло поправки в Закон “Об образовании”, предусматривающие внедрение ценза бакалавриата в сфере педагогического образования начиная с 2018 года. Иначе говоря, речь идет о почти 5 тысячах школьных учителей со среднеспециальным образованием.

Как оказалось, в нашей стране преподавательскую деятельность могут вести и те, кто имеет среднеспециальное образование, то есть даже выпускники колледжей. И это в то время, когда цивилизованный мир на полных парах повышает качество образования начиная от школы и далее до бесконечности.
На Западе и просвещенном Востоке учитель — это почти все. Основа основ будущего страны. Не случайно в Европе учителем может быть субъект как минимум со степенью бакалавра. В некоторых странах и вовсе перешли на магистерский ценз. Так что реформа квалификации педагогов в области образования для нас более чем актуальна. Хочется надеяться, что ее хорошо продумали и не будет никаких неприятных сюрпризов — таких, какие были преподнесены гражданам Армении на заре независимости, когда аодовские реформаторы взялись разорять целиком и полностью всю советскую систему школьного обучения. Результаты этих разрушительных действий доморощенных супостатов страна ощущает уже давно.
Конечно, советская школа к 90-м годам обросла толстым слоем всякой демагогии и примитивного агитпропа. Это было понятно всем — и ученикам, и учителям, и родителям. Но также было понятно, что система давала достаточно обширные и твердые знания по важнейшим, основным предметам. На руинах советской школы аодовцы, в частности министр образования Блеян, воздвигли свою хлипкую школу, много лет штамповавшую малограмотную поросль с куриным кругозором. Печальную картину представляли и учебники, создаваемые весьма посредственными и недалекими “спецами”. Результаты приемных экзаменов в вузы свидетельствуют об этой “реформе” весьма красноречиво. Самое печальное то, что ситуация пока не выправляется. Тотальная безграмотность и неосведомленность в элементарных вещах даже не удручает, а вызывает оторопь.
Советскую школу тоже часто и резко качало, но рациональное зерно, основа оставались незыблемыми. Одной из “главных” реформ было внедрение Никитой Хрущевым трудового образования, причем без особых исследований и обдумываний. Придумали — внедрили. Так внедряли, в частности, кукурузу в качестве продовольственной панацеи.
И все же было в трудовом обучении — в идеале — что-то полезное, просто не смогли направить это “что-то” в нужное русло. Дали маху, перегнули палку и вышел пшик.
Но в нашей-то национальной по форме и содержанию школе нет даже намека на обучение хоть малейшим трудовым навыкам. Ученикам западло даже в школьном дворе убрать осенние листья. Какой там труд, особенно в “элитной” школе или колледже, когда за воротами отроков и отроковиц поджидает длинный ряд иномарок. Сегодняшний выпускник школы не только не узнает по фотографии Дереника Демирчяна или Мартироса Сарьяна, но даже гвоздя забить не сможет. Впрочем, бывают и исключения.
Предлагаем читателям ознакомиться с теорией и практикой хрущевской реформы и внедрения трудового обучения. Призрак идей Никиты Хрущева долго бродил по советской стране, пока практически исчез, растворился во времени. Тем не менее вспомнить полезно…

“ФИЗИЧЕСКИЙ ТРУД ПРЕВРАЩАЕТСЯ В КАКОЕ-ТО ПУГАЛО”

1 сентября 1959 года школьников и их родителей, а также учащихся профтехучилищ и студентов вузов и техникумов ожидал не самый приятный сюрприз. Партия и правительство возложили на них важнейшую народно-хозяйственную задачу — взять на себя все обслуживание школ и других учебных заведений, начиная с уборки классов и всех других помещений до приготовления и раздачи обедов в столовых. Для стороннего наблюдателя это решение могло показаться верхом непродуманности. В стране из-за массового освобождения заключенных из лагерей и резкого сокращения армии росла безработица, а руководство страны собственноручно лишало заработка десятки тысяч уборщиц по всей стране.
Новые веяния в советской системе образования отражали представления первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева о том, как нужно воспитывать новое поколение советских людей, которое будет жить при коммунизме. Как считал Хрущев, дети не должны были отвлекать родителей от плодотворного труда на благо страны. В связи с этим он выступил с несколькими инициативами.
Основополагающая идея Хрущева состояла в том, что главной школой для советской молодежи должен быть труд на производстве. В июне 1958 года он изложил свои взгляды в пространной записке “О системе народного образования в СССР”, разосланной членам Президиума ЦК.
Хрущев предлагал следующее: “По моему мнению, в производительный труд на предприятиях и в колхозах следовало бы включать всех учащихся без исключения после окончания ими семи-восьми классов. И в городе, и в деревне, и в рабочем поселке все выпускники школ должны пойти на производство, никто не должен миновать этого”. А все дальнейшее образование — полное среднее, среднетехническое и высшее — молодежь должна была получать без отрыва от производства.
Хрущев, склонный к скоропалительным решениям, видимо, тогда плохо представлял себе, во что оно выльется. Идея “дорогого Никиты Сергеевича” не пришлась по сердцу за редким исключением никому. С одной стороны, ее возмущенно восприняла советская элита, не представляющая себе своих чад за станком или швейной машинкой. С другой, ее не приняли даже рядовые трудящиеся, в том числе сельчане, для которых бесплатное и общедоступное высшее образование было вожделенным способом вырвать своих детей из привычного круга и обеспечить им светлое будущее.
Поэтому народ начал немедленно изыскивать “противоядие”. Всеми правдами и неправдами добывались справки о трудовом стаже, без которых заявление в вуз не принимали. Дело доходило до абсурда. В 1964 году в Тбилисском госуниверситете открыли факультет журналистики, куда перевели 10 человек с филфака. Но только тех, у кого был трудовой стаж. Как он оказался у 10 счастливых избранников, одновременно со всеми окончивших школу четыре года назад, так и осталось тайной. В ход шло все — связи, родство. Дядя — директор завода, считался величайшим благом, способным обеспечить “трудовой стаж” и выдать нужную справку.
Те, кто не сумел обзавестись стажем до поступления в вуз, был обязан весь первый курс одновременно учиться и работать. Так, автор этих строк “успешно” совмещала учебу в Тбилисском университете с работой на швейной фабрике, где под надзором мастера, возмущенного нашествием “малолеток”, кроила фрагменты рукавов мужских костюмов. “Малолеткам” выдавали лишь часть зарплаты, хотя в ведомости указывалась вся сумма — остальное брал мастер. От подобных совмещений страдали и учеба, и работа, но зато в Москву шли бравые отчеты об успешном выполнении хрущевской директивы.
Трудовое воспитание этим не завершалось. Во время учебы студентов регулярно возили на уборку различных сельскохозяйственных культур, преимущественно кукурузы, острые листья которой до крови резали пальцы. Причем возили и студентов консерватории, и художественных училищ, которые потом долго не могли ни играть, ни рисовать пораженными пальцами.
Словом, благая по сути идея о раннем приобщении к физическому труду принимала какие-то карикатурные, даже опасные формы, превращаясь, как справедливо заметил сам Хрущев, в какое-то пугало. Хотя следует признать, что рациональное зерно, заложенное в нем, при грамотной профессиональной раскрутке могло принести здоровые плоды.
Последствия этого мы сильно ощущаем сегодня, когда массовое стремление к высшему образованию уже доведено до абсурда. И, как справедливо заметил один преподаватель, диплом есть у всех, а кран починить некому. Система образования в постсоветских странах, в частности в Армении, пошла на поводу у массового спроса. Лицензии на открытие так называемых частных вузов стали выдаваться пачками, одновременно стали закрывать техникумы и профтехучилища. Последствия этого мы остро ощущаем сейчас — с одной стороны, сильный переизбыток специалистов, среди которых достаточно много тех, кого правильнее было бы назвать только обладателем диплома.
С другой стороны, острый дефицит кадров среднего звена — профессиональных слесарей, токарей, маляров, штукатуров, потребность в которых сильно возросла. Так что Никита Сергеевич был по-своему прав, пытаясь воспитать в советских детях любовь к физическому труду. Но сделал это так грубо и неуклюже, что все было поставлено с ног на голову, и результат получился обратный ожидаемому.
Однако тогда, как обычно, все газеты страны после принятия решения о реформе системы образования публиковали восторженные отзывы трудящихся о мудрости партии и правительства. Причем далеко не все они были неискренними. Те, чьи дети ни при каких обстоятельствах не поступили бы в вуз, неподдельно радовались торжеству социальной справедливости и демократизма. Но для полной и окончательной победы над всеми остальными нужно было заставить их отпрысков работать руками сызмальства. И потому в ЦК начали поступать предложения о том, что приучать школьников к труду нужно начиная с первого класса. Почему бы не поручить учащимся уборку классов, коридоров и туалетов с умывальниками.
Инициативу масс поддержали в передовых школах и интернатах страны, а 2 июня 1959 года вышло постановление партии и правительства N 603 “О расширении самообслуживания в общеобразовательных школах, школах-интернатах, детских домах, профессионально-технических училищах, суворовских училищах, в средних специальных и высших учебных заведениях”. В отличие от планов по ликвидации школ-десятилеток, которым так и не суждено было осуществиться, это постановление имело очень серьезные практические последствия.
На бумаге все выглядело вполне разумно.
Первая же массовая проверка школ и интернатов, проведенная в 1962 году, привела к поразительным результатам: в школах резко выросло число учеников, заразившихся инфекционными болезнями и глистами. Однако в ЦК, чтобы не расстраивать “дорогого Никиту Сергеевича”, объявили, что речь идет об отдельных недостатках в отдельных учебных заведениях.
В следующий раз глобальная проверка школ состоялась лишь после смещения Хрущева, в 1967 году, когда о ликвидации десятилеток речи уже не шло. Ее результаты оказались еще более удручающими. Министр здравоохранения СССР академик Борис Петровский докладывал в ЦК:
В ходе проверки был выявлен ряд серьезных нарушений в организации и проведении работ по самообслуживанию: в подавляющем большинстве школ работы проводятся без учета возраста, пола, физических возможностей, состояния здоровья детей и без соблюдения правил личной гигиены.
Имеет место привлечение учащихся к уборке помещений, опасных в эпидемиологическом отношении, — уборка санитарных узлов, умывальных и др.
Таким образом, вместо привлечения школьников к уборке только классных помещений во многих школах, школах-интернатах, детских домах и интернатах при сельских школах на детей возлагается полностью уборка здания, заготовка дров, приготовление пищи и т. д.
“До сих пор, — докладывал министр, — не решен вопрос обеспечения школ горячей водой, в большинстве школ полы моются холодной водой. Во многих школах отсутствуют предметы личной гигиены (мыло, полотенца); из-за отсутствия умывальников, а также подводки горячей, а нередко и холодной воды учащиеся после уборки не имеют возможности вымыть руки… Учитывая, что инвентарь часто бывает общим как для уборки классов, так и для уборки коридоров и санитарных узлов, дети, заражаясь сами, переносят грязными тряпками яйца глист на поверхность перил, парт, откуда и происходит повторное заражение.
Несмотря на то что в большинстве союзных республик массовые мероприятия по дегельминтизации среди школьников осуществляются регулярно, пораженность гельминтами (глистами) остается все еще высокой. Среди школьников также отмечается все еще высокий уровень заболеваемости кишечными инфекциями, инфекционным гепатитом”. Но главное, у детей элементарно не хватало сил, чтобы выполнять уборку так, как это требовали санитарные нормы.
Министр здравоохранения, по сути, предлагал отменить школьное самообслуживание, считая, что “привитию трудовых навыков, воспитанию ответственности за порученное дело, уважению к людям труда, бережливому отношению к школьному имуществу и одновременно укреплению здоровья и физических сил школьников, по нашему мнению, будет больше способствовать правильно организованный общественно полезный труд на свежем воздухе, на пришкольном участке (работа в садах, парках, огородах, участках и др.), проводимый коллективно всеми учащимися совместно с педагогами”.
Однако далеко не везде скрупулезно исполняли заведомо обреченную идею, родившуюся в голове склонного к авантюрным рискованным экспериментам генсека. Кроме того, на местах хорошо понимали — генсеки приходят и уходят, а школа остается и делать детей заложниками сомнительных задумок Хрущева не только рискованно, но и опасно. Поэтому уклонялся кто как мог. В знаменитой тбилисской школе N 43 директор Корсавели хоть и был человеком смелым, но полностью проигнорировать московский циркуляр, конечно, не мог. Поэтому нашел компромисс — класс убирал тот, кто проштрафился либо по части учебы, либо поведения. При этом дежурным штрафникам выдавались специально сшитые маски, наличие которых на лице директор проверял самолично. Тем не менее возиться с веником и тряпкой не хотелось никому, так что и дисциплина стала лучше, и успеваемость поползла вверх.
Идею Корсавели скоро взяли на вооружение и в других школах. Но дети убирали только в классах. Никто и нигде вопреки постановлению не позволял школьникам чистить коридоры и убирать туалеты. Это было заведомо исключено.
Примерно то же было и в Ереване. Опрос, проведенный среди директоров 10 школ, работавших в 60-е годы, показал, что нигде и не подумали привлекать детей к работам, которые бы нанесли ущерб их здоровью. Поэтому всевозможные инфекционные болезни, поразившие российских школьников, благополучно миновали их сверстников в Тбилиси и Ереване.
Бывший директор одной из ереванских школ Армен Саакян вспоминает, что многие его коллеги в те годы восприняли директиву партии не буквально, заставляя детей перетаскивать столы и парты и мыть туалеты, а скорей как возможность вовлечь детей в интересный и полезный труд. Специально приглашенные педагоги учили девочек кроить, шить, сервировать стол, готовить обед и печь, вышивать, вязать, словом, делать все, что им непременно пригодится в жизни. Мальчики тем временем чинили мебель, ставили набойки на обувь. делали несложный ремонт в классе. В конце года неизменно проводились выставки всех выполненных работ, где награждались победители.

ПОРТРЕТ ХРУЩЕВА ИЗ РАКУШЕК
Дети видели плоды своего труда, и это было очень важно для них, говорит директор. К сожалению, это поняли не везде. Было немало школ, где трудовое обучение вводилось лишь для галочки в отчете. Дети, в том числе и девочки, часами водили напильником по куску вставленного в тиски металла, совершенно не понимая, кому и для чего это нужно. В конце урока железки выбрасывали. Пользы от этого не было никакой. А вместо любви к физическому труду возникло сознание его полной бесполезности и желание любой ценой избежать уроков труда.
Бывшая завучебной частью школы N 72 (ныне N 170) Лена Петросян рассказывает, что в 70-е годы к ним пришла работать приехавшая из Бейрута Сатеник, или, как ее называли, Сато Топузян — молодая элегантная женщина. Она стала заниматься трудовым обучением и сумела превратить свои уроки в праздник. Привезя с собой массу поделок, кукол, украшений, она стала учить детей делать их самим. Эти уроки стали самыми любимыми, их ждали как праздника — дети собирали листья, делая из них великолепные коллажи, из старых шнуров и веревок плели макраме, собирали удивительную по красоте мозаику из пуговиц, ракушек, кусочков битого стекла. У многих открылся талант, о котором они даже не подозревали.
Это тоже было трудовое обучение, но правильно и интересно осуществленное. И потому выпускники тех лет по сей день вспоминают и эти уроки, и своего педагога с любовью и благодарностью. Некоторые ереванские школы, например школа им.Шевченко, решили проблему проще — отправили старших школьников на уроки по труду на швейную фабрику им. Клары Цеткин, где их якобы должны были обучить искусству кройки и шитья. В одной из ереванских школ девочки шили подушки для детдомовских малышей. Наборы готовой одежды дети сами отвозили своим подопечным. Причем у каждой юной швеи был свой фирменный знак — “вишенка”, “розочка”, “грибок”, — по которому узнавали ее продукцию. И поэтому, чтобы не посрамить “честь марки”, старались шить как можно лучше.
Анжелика Маркосян, работавшая в одной из ереванских школ в 60-е годы, рассказала такой курьезный случай. Один восьмиклассник отказывался посещать уроки труда, оправдываясь тем, что он в эти часы выполняет очень важную работу. Когда же его наконец заставили раскрыть тайну, он сообщил, что выкладывает из ракушек большой портрет Никиты Сергеевича, который собирается подарить ему в день рождения. Естественно, от уроков его освободили уже на законном основании. Портрет он принес, правда, авторство его вызывало у всех большое сомнение. Однако от имени всей школы его отправили в Москву с сообщением о том, что это результат сынициированного дорогим Никитой Сергеевичем трудового обучения. Почти сразу после этого Хрущева сняли, так что он так и не успел отреагировать на этот дар.
Но в ЦК, видимо, сочли, что отмена постановления партии и правительства продемонстрирует населению, что руководство страны может ошибаться, а не нравящиеся решения центра можно и не выполнять. К тому же против отмены постановления N 603 выступили многие директора школ и других учебных заведений. Ведь оно давало возможность привлекать учеников и их родителей к ремонту школ. И именно тогда, чтобы дети не работали в каникулы, родители стали собирать деньги на ремонт классов и всей школы, фактически откупаясь от неприятной повинности.
Пресловутое постановление пережило не только Хрущева, но и СССР. В Российской Федерации его отменили только в 1994 году. А вот в Белоруссии изданное на его основе постановление Совмина БССР действует, кажется, до сих пор.
Подготовила