Легендарный араратовец уехал жить в США, но не выдержал и вернулся. Почему идеальную Америку он назвал блефом? В отличие от того-же Иштояна, который там живет и даже процветает.

Полузащитник Сергей Бондаренко родился в украинском городе Сумы, но всю карьеру провел в Ереване. В 1973-м он вместе с «Араратом» сотворил сенсацию — стал чемпионом СССР и обладателем Кубка страны. По рассказам футболиста, дома их встречали как настоящих героев.

«В аэропорту нас ждали толпы народа: сюда добровольно стекались жители из всех районов Армении, — вспоминал Бондаренко в интервью журналисту Варваре Айрапетян. — Как мне рассказывала мать, после этой победы в наш двор вошли футболисты и начали «качать» мою мать, что ее страшно испугало. Об остальном много говорилось и писалось, это поколение не забывается».

Бондаренко отдал клубу 15 лет своей жизни и стал рекордсменом по количеству матчей за «Арарат» — 392 игры. Армяне так полюбили его за преданность, что уже воспринимали Сергея как своего. Хотя он вполне мог стать легендой в другом клубе.

В 1968-м главный тренер Артем Фальян ушел из «Арарата» в «Зенит» и забрал футболиста с собой. Но Бондаренко совсем не понравился Ленинград — он захотел обратно в солнечный Ереван.

«Там я не ужился, продержался лишь недельку, втайне от Фальяна вернулся в Ереван, где народ более теплый, сердечный, — рассказывал Сергей Николаевич в интервью журналисту Александру Григоряну. — Не мог без Еревана, который как магнит меня притягивал, без вида на библейский Арарат».

Уже после распада СССР Бондаренко все же покинул столицу Армении — улетел в Лос-Анджелес, где основал детско-юношеский футбольный клуб «Арарат». В США экс-футболист прожил 25 лет, но спустя годы назвал жизнь в Америке блефом.

«Идеальная Америка — это блеф киноиндустрии Голливуда. Там не каждый сумеет войти в колею благополучного бизнеса, — говорил спустя годы Сергей Николаевич. — В содержании клуба «Арарат-73», в котором футболу обучались лишь дети армян (ничего националистического, так была записано в уставе клуба), мне помогали только армяне. Морально поддерживали и бывшие игроки «Арарата». Но для создания профессионального клуба на этнической основе, как это сделали в Америке мексиканцы и гондурасцы, нужны были мощные финансовые вложения нескольких супермиллионеров, а таких я на своем пути не встретил».

Бондаренко закрыл клуб в Лос-Анджелесе, вышел на пенсию и вновь вернулся в Ереван: «Мы с женой Офелией решили вернуться в наш любимый город, где похоронены предки, где все нас знают и уважают и не выпячивают себя, как американцы. Теперь в США остались только наши дети, к которым мы летаем на новогодние праздники».

В ноябре Сергею Николаевичу исполнится 74 года. Он продолжает жить в родном Ереване. В отличие от другого легендарного араратовца Левона Иштояна, интервью с которым не так давно напечатала газета sport-express.

«Мой «Лексус» красный. Я же из Советского Союза!»

Искал Иштояна я долго. Пожимали плечами даже знающие все: «Как уехал в Штаты — так все, с концами. Ни слуху, ни духу».

Время от времени заглядывал ненадолго в Ереван. Как на юбилей старого товарища Аркадия Андреасяна, например. Евгений Ловчев вспоминал тот день рождения в «Разговоре по пятницам»:

— Даже Лева Иштоян прилетел из Америки. Ой, кадр редкий!

— Это в чем же?

— Выходим мы, ветераны, играть. Идет рядом со мной по флангу, говорит: «Не трогай меня!» А давай, отвечаю вместе пойдем. Рядышком. Ну и пошли.

Взять телефон у Иштояна во время этого захода по флангу было времени предостаточно. Однако ж Евгений Серафимович как-то не догадался. Да и к чему? Когда он будет в этой Америке?

А помог добрый доктор Вартапетов, перебравшийся из Москвы в Ереван. На родину предков. С утра пообещал — и тем же вечером продиктовал. Михаил Гургенович, вы король.

***

Иштоян обрадовался звонку из Москвы так, что я усомнился в собственной памяти: кто кого искал все эти годы? Он меня — или я его?

Со второго слова Иштоян накрыл пучиной обаяния, обволакивал мягким акцентом. Соскальзывал с «вы» на «ты» — и обратно.

Отныне я был «Юра-джан». Как же это прекрасно, как музыкально.

По ходу выяснили, что грядущее интервью — чуть ли не первое большое с 73-го года. Чудны дела твои, Господи.

Говорить по скайпу оказалось технически невозможно — ну к чему великому Иштояну скайп? Зато WhatsApp пообещал через пару дней освоить. С помощью детей и товарищей.

И освоил!

— Нормально? — переспросил чуть лукаво.

— Отлично! — воскликнул через океан я. Переспросив зачем-то:

— Как у нас со временем?

— У меня времени много! — голос с хрипотцой так близок, так знаком, что я уже и не верю, что это тот самый Иштоян. — Так что, Юра-джан, ты можешь говорить… Я буду немножко ошибку делать — вы меня извините… Я уже 31 год живу в Штатах. Русский язык у меня был хороший. Но когда ни с кем не говоришь, начинаешь забывать. Простите.

Да вы что, дорогой Левон! Ошибайтесь, ошибайтесь, сколько хотите.

Сложные слова давались Иштояну без запинки. Зато перемежал английскими попроще — «evening», «hour»… Ну «коронавайрас», куда ж без этого.

Я рассказывал, захлебываясь от восторга, что помнят и чтут его в Москве — и чувствовал, как улыбается Левон Арутюнович на том конце земного шара.

Трижды повторяет «спасибо». Какой все ж трогательный человек.

100 рублей. То есть, долларов

— Когда-то была у вас в Штатах футбольная школа под названием «Арарат». Давно закрылась?

— Как это «закрылась»?! Почему?

— Еще существует? Я рад.

— Ей 13 лет. Этот коронавайрас многое убил — но не мою школу! Четыре месяца не тренировались. Дети сидели по домам. Даже в школу не ходили.

— У вас же не совсем малыши занимаются?

— Берем с 4-5 лет — и ведем до 14. Там они уже в колледж ходят. Сперва думали только с армянскими детьми будем заниматься. Но куда там! Сейчас 270 ребят у меня…

— Сколько платят?

— Поначалу брали 50 долларов в месяц. Когда только армяне занимались.

— Что-то совсем мало.

— А я сразу сказал — не делаю бизнес. Просто хочу работать с детьми. Пройдет время, станем набирать больше ребят — будут платить по 100 рублей. То есть, долларов.

— Сами ведете занятия?

— Сперва — да. Первые четыре года вел. Сейчас только административные дела. У нас 14 тренеров!

— Американцы?

— Да кого только нет. Американцы, латиноамериканцы. Два армянина. Все хорошие.

— Известные люди есть?

— Нет, Юра-джан, нет… Откуда в нашем городке известные люди? В Америке кто известный — тот богатый. Что ему делать в моей школе?

— Протестов в вашем городке не было?

— Только по телевизору на эти протесты смотрел. После того, как похоронили этого парня в золотом гробу. Страшное дело! Но в моем Глендоне все спокойно. Здесь почти одни армяне. Хороший город. Вот Лос-Анджелес от нас недалеко, там богатые живут. Демонстрации были приличные. А хулиганы в это время магазины с драгоценностями чистили. Но сейчас все хорошо. Не тревожьтесь!

— Меня другое тревожит. Паспорт американский у вас есть?

— Да, конечно. Я ситизен, Юрочка.

— Рад слышать. Давно получили?

— Да. Давно. Мы приехали в Америку в 1988 году. Уже 32 года здесь. Десять лет гражданами не были.

— Пенсия вам полагается?

— А как же?! Я 20 лет работаю! Правда, совсем небольшая, 1 300 долларов в месяц. А вокруг все дорожает и дорожает. Но я нахожу магазины подешевле. Мне здесь отлично живется.

— Хоть кто-то говорит, что живется ему «отлично».

— Две дочери — обе замужем. Шесть внуков. Я только спасибо могу сказать судьбе. Внуки ходят в правильную школу. Платим за них сами, не государство. Потом приходит домой учитель — занимается с ними армянским языком.

— Дочки за американцев вышли?

— Не-е-т, что вы! Только за армян!

«Чтобы выпустили в Америку — отдал квартиру»

— Что ж вас потянуло в эту Америку?

— Брат с женой туда переехали в 1976-м. Меня и мать, и брат с женой уговаривали уехать… А я даже мысли не допускал. Отвечал: «Во-первых, меня не выпустят. Во-вторых, в Ереване все хорошо. Сдалась мне эта Америка?» Брат десять приглашений присылал — я все отказывался и отказывался. А в 88-м в Армении начались демонстрации. Посмотрел на все это и решился: «Пока дети маленькие — пусть учатся в Штатах. Чтоб там пойти в университет». Уехал!

— Ну и правильно.

— Они же мне потом и сказали бы: «Отец, ты имел такие возможности, а оставил нас здесь…»

— Не пожалели?

— Что ты! Никогда! Дети окончили в Америке школу, университеты. Все отлично сложилось. Я десять раз после приезжал в Ереван — мои друзья очень тяжело живут… Даже 100 долларов пенсии нет!

— Что вы говорите.

— А это феноменальные люди. Они как футболисты четыре-пять лет весь Советский Союз гоняли. Брали золото, два раза Кубок, второе место… Это не класс Б — высшая лига! Я честно вам говорю. Не стесняюсь. Если неправильно что-то скажу — вы меня останавливайте, Юра-джан, поправляйте…

— Вы все отлично говорите, Левон Арутюнович. Когда-то я ездил в Ереван — показалось, неплохо жили из легендарного поколения только Оганес Заназанян да Аркадий Андреасян.

— Да, да! 2-3 человека из наших ребят устроились нормально. Остальные — нет. А сейчас почти все покойники. Из нашего «Арарата» 6 человек уже нет. Заназанян вот умер не так давно, потом Алеша Абрамян, в этом году Сурен Мартиросян, наш защитник… Ужасно, ужасно!

— Гроссмейстер Лев Псахис мне говорил: «Если б я не уехал в Израиль, а остался в Москве — давно бы умер». Вы те же слова можете сказать про Ереван?

— В том-то и дело! Кто из нашего «Арарата» жив — тот больной. Я же со всеми контакт поддерживаю. Чем могу — отсюда помогаю.

— Кому?

— Норику Месропяну. Николаю Казаряну. Тот в нехорошем состоянии. Работы нет, как инвалид дома. Раз в 4-5 месяцев отправляю какие-то денежки. Сколько могу. Мне всем друзьям хочется помочь!

— В 88-м понимали, что уезжаете насовсем?

— Да, да! Сказал «уезжаю» — значит, все. Я 20 лет в футболе — что получил от государства? Только отдал! Чтоб меня выпустили, квартиру отдал. Даже не продал.

— Вот это да.

— Чуть позже в Штаты переехали мои друзья — Сергей Бондаренко и Армен Саркисян. Вы, наверное, знаете.

— Еще бы. Известные футболисты.

— Сергей приехал в 92-м, тогда уже не коммунистическая партия правила. Он ереванскую квартиру оставил. А у меня выбора не было. Или отдавай, или никуда не едешь. А квартира была шикарная — 4-комнатная в самом центре, недалеко от рынка! Сказал — «пожалуйста, забирайте».

— Кто сейчас в ней живет?

— Бывший второй секретарь ленинаканского обкома. Коммунист номер два. Зовут Таджат, фамилию не помню. Все, что говорю сейчас — от души, ничего не скрываю.

«До Хапсалиса ехать 35 минут. По нашим меркам — далеко»

— Уезжали со слезами?

— А вы как думаете, Юра-джан? Я в Америке нормально живу, даже хорошо. Но все воспоминания — с Советским Союзом! Четыре года меня звали в первую сборную. Я участвовал в Кубке чемпионов. Это прекрасная жизнь!

— Когда-то я разговаривал со спартаковцем Виктором Пасулько, осевшим в Германии. Спросил, не думает ли он вернуться насовсем в Москву. Виктор долго смеялся…

Начинает смеяться и Левон Арутюнович. Но я все-таки договариваю:

— Вы в Ереван вернуться насовсем никогда не думали?

— Я после Америки впервые вернулся в Армению в 97-м году. Как раз Аркадий Андреасян 50 лет справлял. Меня и в федерации футбола уговаривали, и все вокруг: «Ты не должен жить в Америке, ты должен жить в Ереване. Мы тебе все условия сделаем!» Я слушал, кивал, но не верил. Второй раз приехал — все повторилось. В третий.

— Даже не размышляли?

— Что размышлять? Где мои дети живут — там и я должен.

— Были наши люди — по десять лет отыграли в НХЛ, но английского не знали.

— У меня английский тоже не очень хороший. Думаю только по-армянски! Все делаем, чтоб дети и внуки не забыли родной язык. Но в Ереване бываю. Вот 13 июня собирались, уже билеты купили. А граница закрылась. Коронаварас все отменил.

— Ваш товарищ Армен Саркисян в Америке не только тренировал. Еще и открыл ювелирный магазин.

— Точно!

— Вы другую профессию не освоили?

— Нет. И не хотел. Торговля, бизнес — это все не мое. Моя профессия — футбол. Армен Саркисян — это все-таки другое поколение, на 6-7 лет младше. Они очень… Умные!

— До океана, одного из лучших пляжей мира Санта-Моника вам далеко?

— По нашим меркам — далеко. 45 минут на машине.

— Голливуд приблизительно столько же?

— Ну да. Почти не бываю там. Если в Голливуде дел нет — что ездить? Только гостей возим. Вы приедете — будете моим гостем. Тоже свожу.

— Спасибо, уже был.

— Для нас все, что больше получаса на машине — «далеко». Вот до Саши Хапсалиса ехать 35 минут. Давным-давно не виделись. У него тоже своя футбольная школа.

Белая «Волга», номер 00-08

— Весь Ереван знал вашу белую «Волгу» — в номере которой были одни «восьмерки».

— Вы и это помните?! О! Думал, помню только я. Спасибо вам. Только номер был с нулями — 00-08. С этой «Волгой» история вышла. В 73-м выигрываем Кубок и чемпионат, команда отличная. Когда сезон здорово начали, республиканский Совмин попросил у Москвы 16 «Волг». Чтоб в конце сезона все ребята получили. Становимся чемпионами, эти 16 машин приходят в Ереван. Знаете, что было дальше?

— Что-то не так?

— Мне друг говорит: «Лева, беги скорее за своей «Волгой», а то не получишь. 10 машин уже продали!» Ты представляешь, Юра-джан?!

— Ничего себе.

— Мне не веришь — расспроси в Ереване наших ребят. Все подтвердят. 5 «Волг» на команду осталось!

— Кому дали?

— Мне, капитану Оганесу Заназаняну, вратарю Алеше Абрамяну, Андреасяну и Маркарову. Все. Мне неудобно было на этой машине ездить, честное слово. Каждый раз приезжал на тренировку — ребята так смотрели… Мы же друзья! Сидеть в этой «Волге» не мог. Быстро продал.

— Иосиф Бродский в Америке купил 20-летний «Мерседес». Вы тоже звезда. На чем катаетесь?

— «Мерседес» у меня тоже был. На «Ауди» ездил. Но очень полюбил «Лексус». Обожаю! Такой комфортабельный!

— Как у настоящего армянина — наверное, белый?

— Нет, красный! Я же из Советского Союза!

— Смешных историй про вас миллион ходило.

— Ой, сколько было… Когда забил два Киеву, началось. Я же родился в Ленинакане. Сейчас Гюмри. Вот рассказывают: приезжает туда Пеле. Идет по городу — никто не узнает. Подходит к одному: «Я лучший футболист мира!» — «Ой, Левончик, как ты загорел…»

— В этом Ленинакане, говорят, вам памятник собирались ставить.

— Не разрешили!

— Вот несчастье.

— Так на памятнике Ленину сзади «восьмерку» нарисовали. Все понятно стало. Ну анекдот же?

— Не то слово. В ту пору могли автомобиль на руках нести вместе с народным героем. Муслим Магомаев через это прошел, прыгун Владимир Ященко…

— С машиной не носили. Просто на руках — бывало. Да что там Советский Союз? Бывает, по Глендону своему иду — кто-то узнает, кидается целовать: «Товарищ Иштоян, как дела? Как живете?» — «Все нормально…» Очень уважают, честно вам говорю! Хотя 47 лет прошло!

— Москва тоже вас помнит.

— Вы серьезно? Спасибо! Так приятно!

— Футбол вам снится?

— Постоянно. Я живу футболом. По телевизору только его и смотрю. Одни футбольные программы в доме. С бундеслиги переключаю на испанский футбол. Но снится мне «Арарат» 70-х! Стадион «Раздан». Длинный-длинный тоннель, по которому шли к полю. Этот стадион 47 лет стоит пустой. Что наши руководители думают?!

— С кем из советского футбола созваниваетесь особенно часто?

— С Нориком Месропяном, это близкий мой друг. Сергей Погосян. С покойными Оганесом Заназаняном и Алешей Абрамяном. Про остальных от общих друзей узнаю: как Аркадий? Как Эдик?

— В Ереване ваше 70-летие отмечали бы всей страной. А как получилось?

— Очень спокойно, тихо. Семьей. Приехали друзья. Но кто-то дозвонился с родины. Самое интересное, 10 октября у меня звонок за звонком! Один товарищ 32 года уже набирает, одно и то же говорит: «Спасибо, Лева!» Я притворяюсь, будто не понимаю: «За что, мой друг?» — «Ааа, забыл, что 10 октябре было!» — «А что?» — «Кубок выиграли!» Я помолчу немного — и говорю: «Как же забудешь, ты каждый год напоминаешь…»

 «Кикабидзе любит одну стюардеску, а она не пришла»

— Помните, как впервые услышали фразу в «Мимино» — «Иштояна видит»?

— Еще бы! Я чуть со стула не упал! Мы с Фрунзиком дружили, он тоже из Ленинакана. Даже там соседствовали — только я был еще маленький. Потом и в Ереване жили рядом. От театра Сундукяна идешь на два квартала вниз — его дом. Все время встречались. А потом вдруг Фрунзик пропал, месяцев шесть не вижу. Всполошился: что случилось? Потом собираюсь на рынок — о-па, он навстречу! «Ты где пропадал, дорогой?» — «Полгода на съемках, в грузинский фильм меня пригласили. Очень хороший режиссер, сценарий тоже ничего. Встречаются грузин и армянин в Москве. Кикабидзе любит одну стюардеску, а она не пришла… Знаешь, долго рассказывать. Потом посмотришь. Называется «Мимино». Помолчал — и вдруг оживился: «Знаешь, Лева, я про тебя такое сказал! Увидишь — обалдеешь!»

— Так и случилось.

— Между прочим, в сценарии никакого Иштояна не было. Фрунзик говорит в грузовике: «Слушай, что ты хочешь! Если женщина каждый день артистов видит, академиков видит, космонавтов…» Вдруг Данелия прерывает: «Стоп! Чего-то не хватает. Артистов, академиков и космонавтов — мало. Отдыхаем пятнадцать минут, что-то придумываем». Потом подходит: «Фрунзик, готов?» — «Начинаем…» И выдает — «Иштояна видит!» На этой фразе Данелия просто упал.

— Да и я бы упал.

— «Вот! То, что надо! Оставляем! Гениально, Фрунзик, гениально! Браво!» А я счастлив был, когда услышал. Не у каждого такое наслаждение случается. Вот вы хотели бы, Юра-джан, чтоб про вас в фильме так сказали?

— «Голышака видит»? А звучит.

— Меня до сих пор этой фразой что в Грузии, что в Ереване встречают: «Ооо, Иштояна видит! Можно тебя потрогать?» Спасибо Фрунзику.

— Был бы я рядом — тоже попросил бы вас потрогать.

— Спасибо, Юрочка! Ты когда доедешь до Америки — обязательно моим гостем будешь. Не волнуйся.

— Хорошо, не буду. Последняя встреча с Фрунзиком?

— Это уже в Америке. Он приехал в Глендон, остановился в гостинице. Каждый день его видел! Но здоровье уже было не то.

— В команде что говорили про этот фильм?

— Да каждому хотелось, чтоб его имя звучало в фильме. Конечно, когда люди на улице говорили: «Иштояна вижу! Можно потрогать?» — ребятам из команды это не очень нравилось.

— Завидовали?

— Ну а как иначе? Конечно. Это везде было бы.

— Тут отыскал вашу фотографию в самолете — с подписью: «Вот так стюардессы видели Иштояна».

— Знаю эту фотографию. Мне тоже нравится.

 «Не «Педро Петросян», а «Саркис Саркисян»

— Самый памятный перелет в вашей жизни?

— Как вы сказали? Вспоминальный?

— Яркий. Может, страшный.

— Для меня огромным событием было, когда вызвали в сборную СССР. Полетели играть во Францию. Такой счастливый день! Но вот в самолете сборной чуть и не погиб. Ооо, что это было!

— Что?

— Если помните, в Москве сыграли 0:0 со сборной Чили и должны были лететь играть в Сантьяго. 74-й год. На ответный мы не полетели — там убили президента Сальвадора Альенде, устроили переворот, на этом самом стадионе кого-то пытали, убивали…

— Чилийцы по указанию FIFA устроили представление — забили в пустые ворота.

— Вроде бы на нашу федерацию футбола наложили штраф в 70 тысяч долларов. Так для олимпийской сборной сделали коммерческую поездку по Южной Америке. Из Москвы летели в Португалию, потом на «Боинге» в Мексику. Так трясло, что я решил — все. Только Бог помог! Я со всеми попрощался!

— Это не тогда ли в крохотном городке оказались тысячи армян?

— Точно, там. Целая колония армян. Правда, на армянском почти не говорили. Встречали нас как героев. Это вам Заназанян рассказывал, наверное?

— Точно. Еще говорил — даже стадион назывался «Педро Петросян».

— Оганес все перепутал. Не «Педро Петросян», а «Саркис Саркисян» — в честь мэра этого городка! Кстати говоря, у нас, футболистов, тоже «Мимино» было. В сборной было много грузин, человека три-четыре всегда — а капитан Муртаз Хурцилава отказывался жить в номере со своими. Только со мной!

— Это сюжет.

— Доктор Савелий Мышалов как-то заглядывает в номер — а мы с Муртазом друг друга языкам учим. Послушал две минуты — чуть не рухнул со смеха! Савелий еще живой?

— Нас с вами переживет.

— Большой привет! Самый большой!

— Будет сделано. Есть за что благодарить Мышалова?

— От аллергии меня лечил. В Гаграх вдруг приступ — так опух, что не узнать. Как раз после того, как нос мне сломали в очередной раз. Все время ртом дышал. Доктор пытал: «Лева, на что у тебя аллергия? Ну, на что?» Я не выдержал: «Черной икры в Ереване объелся…» Доктор глаза выпучил.

 «У украинцев запись финала Кубка есть. Но они продают»

— Можно было бы пересмотреть один матч из собственного прошлого — какой выбрали бы?

— Финал Кубка против киевского «Динамо»! Феноменальный матч!

— Запись-то осталась?

— У меня нет. Только мутные фрагменты. Два моих гола. Киев тогда был феноменальной командой — потом они всю Европу громили. 10 лет держали в страхе всех. Но мы выиграли в 73-м в Москве по делу. Говорят, у украинцев запись есть, но они продают. Даром давать не хотят. Я спрашивал наших ребят — ни у кого пленки нет.

— Блохин говорил: «Сколько проживу — столько буду помнить, как не отдал Колотову пас на пустые ворота в финале Кубка». Помните момент?

— Это было ужасно!

— Не сомневаюсь.

— Этот эпизод у меня до сих пор перед глазами. Тогда подумал: все… Олег-то — мой друг. А Колотова вообще знал давным-давно, еще до Киева. В 69-м году Борис Набоков тренировал молодежную сборную — вызвал из «Арарата» меня, Николая Казаряна и Сергея Бондаренко. Еще двоих из «Кайрата». Еще Долматов и Кисляков. Все остальные — из класса Б!

— Ну и ну.

— Кто-то был из ивановского «Текстильщика»… А Колотов — из казанского «Рубина». 40 дней ездили по Индии, играли товарищеские матчи.

— Сколько?!

— 40! Я поражался — вот это ребята играют в первой лиге. Но когда вернулись в Москву, сразу всех разобрали по высшей лиге. Колотова сначала забрали было в армию, а потом украл Киев. Помните? Вы какого года, Юра-джан?

— 74-го.

— Да вы ничего не можете помнить! Эээ!

— Я читал.

— Раз читал — ладно. Вот оказался мой друг в Киеве. Все перед финалом-73 знали, кто должен взять Кубок. На Украине самые большие люди думали про «Динамо» — начиная с первого секретаря. Брежнев тоже с Украины. А поезд ушел!

— Чудом для вас. Гол на последней минуте, еще один в дополнительное.

— Тогда же иначе играли — если дополнительное время тоже ничьей заканчивается, на следующий день переигровка. Так вот перед дополнительным Симонян даже администраторов попросил выйти из раздевалки. Остались только мы и он. Помолчал, обвел всех глазами: «У меня один вопрос. Что будем делать сегодня?» У всех глаза в пол, сил никаких. Он прибавил голос: «Если сегодня не выиграем — завтра будет поздно! Мы должны умереть, но выиграть!»

— Назавтра действительно было бы «поздно»?

— Сто процентов. В «физике» с Киевом никто не сравнился бы. А у нас по росту, например, была одна из самых маленьких команд. Головой почти не забивали! Но в тот вечер вышли и раздавили их в дополнительное ввремя. Бегали как заведенные. Киев не ожидал такого напора! Мы умели собраться. Даже сами, без тренеров, встречались: «Какая бы ни была хорошая команда — ее забудут через десять лет, если ничего не выиграет. Или Кубок, или чемпионат надо брать». В тот год весь мир узнал, кто такие армяне!

— Все равно помнятся секунды, мгновения. Что — из того финала?

— Кстати, тот редкий случай, когда «Арарат» наверху выиграл борьбу. Проигрываем 0:1, последняя минута, летим всей командой вперед. Аркадик Андреасян выиграл верхний мяч, Шурик Коваленко дальним ударом жахнул прямо по центру, вратарь Самохин отбивает. На этот мяч несутся все защитники Киева — и мы с Казаряном чуть не сбиваем друг друга. Все ворота перекрыты, бить некуда — и я успеваю первым, отыскиваю ударом маленькую-маленькую щелочку! Не могу понять — как?! Это чудо! 1:1 на последней минуте!

— Севидов ошибся — убрал двух великих, выпустил молодых.

— Все твердили — чтоб получили «мастеров спорта». Но почему такие вещи про тренера говорят?! Почему не подумают — он убирал за пять минут до конца нападающих, а выпускал защитников! Мы же давили!

— Представляю, как Ереван вас встретил с Кубком.

— Нас Донецк встретил. Из Москвы сразу поехали с «Шахтером» играть. Они такие сердечные ребята — казалось, убить нас хотят прямо на поле… Но что потом творилось в Ереване! Народ на деревьях висел, накрытые столы вдоль всей дороги! Все кушают, пьют. Музыка!

— Могу себе представить.

— Мы даже домой не поехали — сразу на базу. Эх, Юрочка, какие воспоминания…

— Говорят, в Армении зарезали всех кур.

— Допускаю! Уж после того, как обыграли «Зенит» 3:2 и стали чемпионами — точно зажарили всех. Тяжелейшая игра. После этих двух украинских команд вообще сил не оставалось. Юра-джан, это невозможно рассказать. Иногда казалось, что все это сказка, сон. Не хочу хвастаться — но тот «Арарат» был великой командой. Сегодня смотрю «Барселону» — мы играли точно так же! Вот после чемпионства мы до утра по городу ходили. Домой никто не отправился.

 «Арарат» должен был взять Кубок чемпионов»

— Блохин вспоминал тот мяч — как самый памятный незабитый. А у вас такой был?

— Я скажу! Играли Кубок чемпионов в Ереване с «Кайзерслаутерном». Обыграли бы их — встретились бы с «Баварией» или с кем-то из англичан. В Армении 2:0 выиграли — а должны были 6:0! Я четыре момента запорол! Ты представляешь — обыгрываю вратаря, замахиваюсь, он подползает, снова обыгрываю…

— И?!

— Откуда-то снова возник — дотянулся рукой. Потом приезжаем в Германию, судит голландец. Бессовестно нас убивал, пенальти выдумал. Дополнительное время — проиграли по пенальти… Я до сих пор вспоминаю матч в Ереване! Что я творил?! Могли бы в Кайзерслаутерн приехать, чтоб по городу погулять…

— За ответный матч легендарный ваш вратарь Алеша Абрамян себя винил.

— Да. Правильно. Взял мяч, а потом выпустил за линию, как вспоминаю.

— На «Баварию» вы все-таки однажды попали. Во всех смыслах. Тот же Алеша Абрамян рассказывал — если б не он, проиграли бы в Мюнхене 0:6, а не 0:2.

— Все правильно! Алеша — шикарный вратарь. Такие мячи снимал! Я до сих пор не понимаю, как такие вообще можно брать. В этой «Баварии» было шесть чемпионов мира. Шесть! Сейчас смотрю на «Баварию» — нет, та была гораздо сильнее.

— Да. Прям уж шесть?

— А я вам всех назову — Майер, Беккенбауэр, Шварценбек, Мюллер, Руммениге, Хенесс… Вы представляете, Юра, с кем мы играли? Сейчас на всю Европу реальных звезд три человека — Месси, Роналдо, Мбаппе. А тогда в одном клубе было шесть. Я вам так скажу: никто и никогда не «возил» наш «Арарат» с такой силой, как «Бавария» дома. Но Маслов выбрал совсем защитный вариант — мы и должны были проиграть с минимальным счетом. Больше ничьей нам с самого начала не светило. А зря! Если б мы проиграли в Мюнхене 0:1, дома их точно добили бы. А потом взяли бы Кубок чемпионов. Мы должны были его брать в тот год.

— Не преувеличиваете?

— Я вам точно говорю. А взяла «Бавария», которую мы дома 1:0 обыграли.

— Вы чувствовали себя сильнее «Баварии»?

— Нет. Сильнее «Баварии» не было никого. Но высадить их могли.

— Вы-то против Беккенбауэра играли. Был защитник, против которого ничего не получалось?

— Женя Ловчев меня часто держал — он хороший защитник. Очень быстрый. Друг мой! Как-то матч еще не начался — шепчет мне: «Прошу тебя, Лева, от меня уходи налево… Очень прошу!» Мне смешно. Отвечаю: «Спасибо, Женя». Но страшнее всех для меня был другой парень.

— Это кто же?

— Я не мог играть с Матвиенкой из Киева…

— Виктор Матвиенко. Великий футболист.

— Цепкий! Второго такого не было. Честно говорю, я чувствовал — защитники меня сами боялись. Пятились и пятились.

— В финале Кубка вас держала другая легенда.

— Стефан Решко. И неудачно. А что сделаешь?

— Когда сами играли в последний раз?

— Ой, давно. Кажется, Симоняну 75 лет исполнялось. В Ереване играли ветераны «Арарата» со сборной СССР. Почти 20 лет назад! В Америке для здоровья иногда бегали шесть на шесть, но уже лет пять не решаюсь. Играют-то непрофессионалы. Травму получишь — до конца жизни хромать будешь.

— На ваших ногах и так шрамов хватает, думаю.

— У меня нос три раза broken!

— О, Господи. Сильно ломали?

— А бывает не сильно? Настоящего форварда всегда убивают! Я еще играл за «Ширак» в классе Б. Кто-то из «Ростсельмаша» врезал. Потом в Алма-Ате с «Кайратом» ломаю. А третий — в Германии обошел защитника «Кельна». Рукой так двинул по лицу, что два предыдущих перелома подправил. Нос был чуть налево — а тут сильно уехал вправо. Ха-хе.

— Какой ужас.

— Я глаза открыл уже в больнице.

Драка со «Спартаком»

— Заназанян рассказывал историю, как дрались всей командой с московским «Спартаком». Симонян выбежал на поле разнимать. Алеша Абрамян оторвал у судьи эмблему — потом отказывался возвращать.

— Это в Ереване было, правильно. А судил знаменитый Валентин Липатов. Вот сам представь: офсайд три-четыре метра. Липатов останавливает игру. А их нападающий пнул мяч в сторону ворот. Абрамян и прыгать не стал. Мяч закатывается в ворота. Вдруг смотрим и глазам не верим — Липатов на центр показывает!

— Представил.

— А на трибунах 90 тысяч человек — «Раздан» ревет! Алеша Абрамян догоняет судью в центре поля, хватает за эмблему «referee FIFA» и отрывает. Драка команда на команду. Симонян еще недавно «Спартак» тренировал, авторитет большой. Выскочил разнимать.

— Заназанян говорил — в перерыве никто не признавался, что эмблему оторвал. Он сам вычисли — мог только человек с сильными руками. Значит, вратарь. Пришлось Алеше вернуть.

— Может быть. Не помню. Главное, после этого я забил и Андреасян. Все равно выиграли!

— Симонян — прекрасный человек.

— Великий. Принял «Арарат» — первым делом повел нас в оперу. Так пристрастились ребята, стали ходить постоянно! Просто великолепный тренер. А Фальян, который работал до него, в Ленинграде водил на балет. Принял «Арарат» Пономарев — в Москве доставал билеты в Большой театр. Мы чувствовали, как богаче становимся. А Симоняна мы обожали! Вот вам случай. Умерла у него мама. Так мы всей командой в Сухуми отправились хоронить. Все до единого.

 «За каждый матч я получал «двойки»

— Алеша Абрамян рассказывал в интервью — пропустил нелепый гол с 30 метров от Хурцилавы. Так прямо в раздевалке его обвинили в «сдаче».

— Только не от Хурцилавы, а от Манучара Мачаидзе. Это в Ереване было. С сорока метров Алеша пропустил. Обидно было! Слухи ходили всякие, но мы даже не допускали, что Алеша мог продать грузинам матч. Один болельщик мне только начал про это говорить — я отогнал: «Уходи и больше со мной не разговаривай. Как тебе не стыдно?!» С вратарями всякое бывает.

— Но Абрамян говорили — обвиняли тренеры.

— Не помню, честно вам говорю. Ну, вратарь! Как-то мы обыгрывали тбилисское «Динамо» 4:0 — и Сергей Бондаренко ударил по воротам Урушадзе с сорока метров. В «девятку» попал! Урушадзе как стоял — так и остался стоять. Оборачивается — мяч в воротах. Тоже продали? Ну, смешно!

— Вы обидное от тренеров слышали?

— Еще сколько!

— Самое-самое?

— Я только перешел в «Арарат». После матчей что от Фальяна, что от Пономарева только «двойки» получал. Кому «четыре», кому «пять». А мне — только «два»!

— Ничего себе.

— Всем друзьям говорил — «что эти тренеры меня так не любят? Сами же пригласили!» А в 70-м году сезон закончился — и Александр Пономарев стал главным тренером сборной. Знаете, кого первым пригласил в сборную СССР?

— Вас?

— Меня! После всех этих «двоек»! Я не выдержал, подошел: «Почему так?» — «Дурачок ты, дурачок. Если б я тебе тогда «пять» поставил — ты на том уровне и остался бы. А ты должен был вперед идти». У меня глаза расширились: «Спасибо, Александр Семенович».

«Неделю лежу после травмы — ни один человек из команды не пришел»

— Уже на следующий год от чемпионского «Арарата» мало что осталось — начались дрязги.

— Все правильно. К футболистам начали относиться, будто нам по сорок лет было. В 28 выпроваживали!

— Вы во сколько ушли?

— Как раз в 28. Не только я. Вот поэтому прошло 47 лет — а футбола в Армении нет.

— Кто тренировал?

— Эдик Маркаров принял команду. Я получил травму — неделю пролежал, ни один человек из команды ко мне не пришел, не спросил: «Лева, как ты?» Я и сказал — это все. Заканчиваю по возрасту. Сделайте мне прощальный матч, больше ничего не надо. Потом уйду из футбола.

— Сделали?

— Матч-то? Да. Это мне уже 29 исполнилось.

— Я ушам своим не верю.

— А что не верите, Юра-джан? Посмотрите, в интернете есть фотографии — меня несут на плечах, букет в руке… Играли с ЦСКА.

— Я не про матч. Я про ваш уход. Самого великого футболиста Армении 29-летним выпроваживают из «Арарата».

— Меня четыре команды высшей лиги звали — «Спартак», «Зенит», алма-атинский «Кайрат» и киевское «Динамо». Мог бы пойти — но жена сказала: «Левон, не надо тебе никуда уходить из «Арарата». Заканчивай здесь». Так и поступил.

— Правильно сказала?

— Тысячу раз права! Спасибо моей жене! Оганес Заназанян, наш капитан, был в такой же ситуации — поехал 29-летним играть в «Спартак». Пробыл шесть месяцев, вылетел с ним из высшей лиги. Потом доигрывал в Карабахе. Нужно мне было так заканчивать?

— Почему ж никто к вам в больницу не пришел?

— Не знаю. Для меня это и сейчас загадка. Я уже тогда думал заявление написать — многих наших ребят, которые по 10 лет без замен отыграли, вдруг усадили на скамейку: «Ваше место здесь». А они профессионалы, опытные, только-только чемпионами стали!

— Это при Маркарове происходило?

— Началось при Маслове. Продолжилось при Маркарове. Спросите его — почему. Он живой, может рассказать. Но это удивительно. Меня-то и покойного Шурика Коваленко хоть проводили с цветами. Остальных не стали.

— Блохин в такой же ситуации спокойно уехал за границу доигрывать.

— Открою секрет — первым советским легионером должен был стать я. Еще рассматривали Конькова из Киева. Но поехал в Австрию Зинченко из «Зенита». Не представляю, почему. Андреасяна, знаю, звали в Грецию и ту же Австрию. Как только футболист «Арарата» попадал в сборную — в каждом городе за границей к нему подходили: «Ты можешь играть в «Баварии»!» Называли цену. В Италии, помню, здорово нас осаждали.

— Помню-помню, как армяне ездили в сборную СССР. Моя самая любимая фотография той поры — табло после первого тайма матча с французами. Счет 4:0, забили одни армяне.

— Обожаю эту фотографию. Странно, что вы ее помните. Вы молодец. Это олимпийская сборная — сразу пять ребят из «Арарата» вызвали. А мимо Олимпиады-72 меня прокатили. Хотя я первым номером стоял на поездку в Мюнхен!

— Кого-то из «Арарата» взяли?

— Оганеса Заназаняна и Андреасяна. Моими конкурентами были Еврюжихин из московского «Динамо» и Гречко из львовских «Карпат». Сказали «спасибо» — и отстранили. Так обидно было! Как интервью? Все нормально, Юра-джан?

— Замечательно.

— Спасибо тебе! Спасибо за разговор, спасибо за воспоминания! Всех, кто помнит меня в Москве, целую. Так и напиши.

Юрий Голышак