Герои не уходят… Вспоминая агента советской разведки Гайка Овакимяна

Редкий, а возможно, уникальный случай в хронике спецслужб: к началу 1941 года резиденту советской разведки в Нью Йорке (под оперативным псевдонимом «Кипнис»), впоследствии генералу КГБ, доктору химических наук Гайку Овакимяну было приказано вернуться в СССР из-за «слишком интенсивной работы, приведшей к полному изнеможению».

Дело в том, что под «крышей» инженера Амторга (Акционерное общество в штате Нью-Йорк) Овакимян занимался «атомным проектом», открывавшем путь к первой советской ядерной бомбе.

Создать равноценный (для начала) противовес США стало главной заботой высшего руководства СССР, взявшей под опеку все, что так или иначе связывалось с подготовкой «нашего ответа» Америке.

Создать супероружие было не просто трудно, но и невообразимо дорого, денег в стране на хватало. Тем не менее Сталин, при котором атомный проект начинался, затем сменивший его Хрущев и последующие лидеры страны действовали по принципу: «мы за ценой не постоим».

Внимательные граждане пятидесятых наверняка обратили бы внимание на обилие звезд Героев Социалистического Труда и высших орденов страны на груди ученых, если бы могли их увидеть. Все дело в том, что ордена и медали высшей пробы предназначались не для показа, а до поры до времени (бывало, это время не наступало никогда) хранились в коробочках. Чтобы что? Чтобы не рассекречивать имена людей, работавших под грифом «Совершенно секретно».

Почему Сергею Королеву не дали Нобелевскую премию? Потому что о его существовании в мире попросту не знали. После запуска первого искусственного спутника Земли (1957 год) и первого полёта в космос человека (1961 год) Нобелевский комитет заявил, что руководитель данных проектов безоговорочно заслуживает награду. Награда героя не нашла, а Хрущев сказал так: «Одного человека назвать нельзя, творцом новой техники у нас является весь народ». А Королев мог бы получить кучу денег, купить себе «Мерседес» и много всякого другого. Насчет материально-технического обеспечения советских атомщиков чуть ниже, а пока два слова о «закрытых наградных указах».

Наградная система СССР, перенявшая традиции императорской России, вынуждала не оглашать и не публиковать списки отмеченных правительственными наградами. В результате многие участники гражданской войны в Испании воевали не только под чужим именем, но и боевые награды держали подальше от посторонних глаз. То же самое с участниками боев в Корее и других странах, где гражданину Советского Союза по идее делать было нечего. Однако, и делали, и награждались.

Но вернемся к атомной бомбе. Ею, но в Москве, занимался физик-академик Абрам Алиханян, основатель Института теоретической и экспериментальной физики, академик Академии наук СССР, Герой Социалистического Труда, трижды лауреат Сталинской премии.

Были еще армяне — как же без них? Ученые-теоретики, экспериментаторы, строители, а во главе всего стоял академик Курчатов, отец советской атомной бомбы, «Борода», главный среди равных, трижды Герой Социалистического труда, первый директор Института атомной энергии.

Вообще-то, создателей советской бомбы было не так много: в курчатовской лаборатории поначалу трудилось всего сто человек (вместе с обслуживающим персоналом). В Америке, для сравнения, на старте Манхэттенского проекта около ста тридцати тысяч, плюс ведущие ядерные физики мира, которые помогали тоже не бесплатно. В целом бюджет Манхэттена приближался к двум миллиардам долларов (в нынешнем исчислении – тридцать миллиардов).

И, все-таки, справились. СССР брал не только умением, но и бесплатным трудом в многочисленных «шарашках» — так назывались НИИ и КБ тюремного типа, подчинённых НКВД-МВД СССР, где задарма работали осуждённые учёные, инженеры и техники. В системе внутренних органов они именовались «особыми техническими бюро», «особыми конструкторскими бюро» и тому подобными аббревиатурами с номерами.

Но вот бомба сделана, испытана и настал час расплаты, можно сказать, звездопада, если о орденах, медалях и званиях, и невиданных выплатах в деньгах и натуре, если о материальном, но не менее духоподъемном. Что называется — мы за ценой не постоим!

Итак, с октября 1949 по май 1950-го к правительственным наградам было представлено более трех с половиной тысяч человек. Отдельно – Ефим Славский, глава самого закрытого в СССР министерства среднего машиностроения положил в сейф свой четвертый орден Ленина, всего за почти тридцать лет министерской службы их у него набралось шесть! А еще три звезды Героя труда.

Героями Социалистического труда вместе с Курчатовым, Флеровым и Харитоном стали еще пятеро учены, не считая восьми генералов МВД.

Плюс еще двадцать восемь лауреатов Сталинской премии. Все они получили дачи под Москвой, машины «Победа», а Курчатов – правительственный лимузин ЗиС, пра-прадед сегодняшнего «Ауруса».

Думаете это все? А право бесплатно передвигаться по стране на любом виде транспорта, женам – пожизненно, детям до совершеннолетия, зато дочкам и сыновьям право поступать в любой институт без экзаменов.

Каждому из участников советского атомного проекта по семьдесят пять тысяч рублей в руки, писал в свое время Андрей Самохин, летописец создания советской атомной бомбы.

… Слишком интенсивная работа – тридцать одна тысяча секретных материалов, сведения об атомном оружии и еще много чего, –привела резидента советской разведки генерала Овакимяна к полному изнеможению, он был вынужден досрочно покинуть США и вернуться в Москву. Какое-то время возглавлял один из отделов аппарата внешней разведки, но сработаться с всесильным министром госбезопасности Лаврентием Берия не удалось. Овакимян подает рапорт об отставке. «Пусть уходит. Жалеть не будем!» – расписывается на заявлении Берия.

Тот случай, когда труд не был оценен, но, все равно, не пропал даром. Овакимян до конца дней возглавлял один из научно-исследовательских институтов Министерства химической промышленности.

Не должно быть иллюзий относительно того, что на Западе не провели предварительный анализ экономики Армении и не знают о катастрофических последствиях отказа от энергоресурсов из РФ. Они именно этой катастрофы и добиваются.