Ерванд ЕРЗНКЯН: «Умные, образованные люди сегодня выглядят мутантами»

19 июня отметит 75-летие главный дирижер и художественный руководитель эстрадно-симфонического оркестра Гостелерадио Армении, народный артист РА, почетный гражданин Еревана, композитор Ерванд ЕРЗНКЯН.

– Ерванд Давидович, три четверти века: с чем пришли к этой дате?

– Когда мне исполнилось шестьдесят, Мартын Вартазарян сказал, что это совсем не больно. Потом мне исполнилось семьдесят, я посмотрел на него, и он снова сказал, что это совсем не больно. Я понял, что уже не надо спрашивать, больно или нет. Должен сказать, что чувствую себя гораздо лучше, чем лет двадцать назад – тогда все было плохо: мы прошли тяжелые 90-е. Выросло поколение невоспитанных людей, и тому есть объективные причины: когда нет света и тепла, люди одеты в черное, а потом и вовсе не меняют цвета… И это стало культурой. Сегодня мы пытаемся вытаскивать на свет молодежь, которая родилась во тьме.

В творческом плане все устаканилось, но, к сожалению, не могу много заниматься творчеством, так как нужно работать. Иногда случаются заказы, и тогда я пишу. Твердо стою на ногах – у меня 25-летний стаж работы в консерватории в качестве преподавателя джазового отделения, которое мы с Мартыном Цолаковичем открыли в 1997 году.

– Что помешало оставаться заведующим кафедрой?

– Я передал кафедру Нарине Зарифян три года назад. Точнее, новое руководство консерватории попросило меня передать бразды правления, и я рад, что согласился. Не только меня, Эдуарда Тадевосяна, Роберта Амирханяна и еще нескольких человек, поскольку мы очень долго руководили. Я – двадцать один год, Роберт – тридцать три, по-моему, Эдик долгое время был деканом. Они не учли того, что в джазе не так легко найти замену. Но выбирать не пришлось. Я предложил эту должность нескольким сотрудникам нашей кафедры, и согласилась Нарине Зарифян. Конечно, эстетика кафедры изменилась…

Мы с Мартыном Цолаковичем активно работаем – оркестр радио в хорошей форме. У нас прекрасная студия, делаем фондовые записи в большом количестве. Получаем мало, зато работы много. Удается сделать так, что ребята работают по вечерам и остаются в форме, и мы вместе с ними.  

…Я вышел на какую-то прямую, в которой не видно перспектив, вот что плохо. Вроде все неплохо, но не видно конца, и мне это очень мешает жить дальше. И приходится, как бульдозер, идти своим курсом. Не смотреть и не видеть того, что происходит рядом и продолжать идти, воспитывать молодежь в надежде на то, что мы все-таки выживем.

– 57 лет назад вы с друзьями основали группу «Мечтатели», которая была очень популярна в Армении. Вопрос и в прямом, и в переносном смысле: куда ушли мечтатели?

– «Мечтатели» никуда не ушли, они остаются. Правда, нет Завена Саркисяна и Акопа Петросяна. Я, например, до сих пор мечтатель, и Грайр Котоян тоже, он сейчас живет в США. Мы с Завеном были хорошим тандемом, часто общались, вечерами гуляли по Каскаду… А теперь я остался один, и мне его очень не хватает. Но это жизнь, что поделать? Если не быть мечтателем, то можно закрыть дверь и уйти куда глаза глядят… Юмор помогает оставаться на плаву, это дано не каждому.  

Много мешающих факторов: нужно обладать катастрофически большим терпением. У меня был друг, Мамаджанов Шурик, царство ему небесное, говорил: «Ты король компромисса». Я действительно умею ждать, надеяться и никогда не сдаю назад. Все проходит, и я всего добиваюсь, может, немного позже, но добиваюсь. Я не из тех, кто говорит «после меня хоть потоп». Постоянно думаю о том, что останется после меня. Есть молодые ученики, которые, надеюсь, продолжат мое дело, и это радует. Их несколько, и я знаю, что я не один. Тактически пока все в порядке, а вот для дальнейших успехов в моей работе, надеюсь, не будет преград.

…Сейчас я понимаю: когда человеку 75, и он здоров, и мозги работают, то он обладает большим потенциалом. Огромный опыт – рабочий и жизненный!

– Если бы оставалось время, какими бы творческими планами поделились?

– Джазом и эстрадой я занимаюсь по работе. Как профессиональному композитору мне больше по душе классическая музыка. При наличии свободного времени, я бы написал хоровые, классические произведения. Посмотрим, удастся мне это или нет. 

– Вы закончили Госконсерваторию после Политехнического института. Насколько помогло техническое образование в творческой, организаторской, менеджерской работе?

– Во всех областях, кроме творческой, помогло. В том, что я более сконцентрирован, умею считать и рассчитывать наперед. Видишь, что у меня на столе творится? Полный хаос. Но я знаю, где что лежит. Как раз в творчестве мне техника абсолютно не пригодилась. И это хорошо. Потому что творчество, на мой взгляд, не должно быть основано на каких-то расчетах. Поскольку работаю со звукорежиссерами, звукооператорами и т.д., мне помогло хорошее знание техники: со мной считаются, понимая, что разбираюсь не хуже них. И совместная работа по сей день помогает взаимно обогащаться знаниями.

…Помню, поступил в консерваторию, в класс к Эдгару Сергеевичу Оганесяну. Весь год писал концерт для симфонического оркестра. В начале июня приехал домой: сумку, плащ и кожаную куртку оставил в машине. А ее обчистили… Унесли все, в том числе и мои ноты с концертом. Вынужденно попросил сдать экзамен в сентябре. Летом поехал в Степанаван и начал заниматься в музыкальной школе, которую открывали специально для меня. По памяти восстановил весь концерт. Конечно, не до мельчайших деталей, внес какие-то изменения, но большую часть вспомнил.

…Мой знак гороскопа – Близнецы, и оттого все по настроению. Иногда я пишу очень красивым почерком, а иногда так ужасно, что сам потом не разберу. Все во мне двойное.

– Человек-порядок и человек-хаос?

– Да, есть такое. Это не очень хорошо. Хотя… Не люблю планировать, но все у меня получается.

– Есть анекдот, разговаривают два философа, один спрашивает: «Ты понимаешь, что происходит?», а другой отвечает: «Давай объясню» – «Нет, объяснить и я могу: ты понимаешь, что происходит?». А вы понимаете?

– Наш народ сегодня оказался в идиотском положении. С одной стороны, отсутствие выбора, с другой – отсутствие мозгов. Те несколько сот, может, тысяч (очень малое количество) людей, которые достаточно интеллигентны, образованны и умны, на фоне остальных выглядят какими-то мутантами.

Я понял, что мы ничего не сможем сделать, нам нужно время, чтобы выждать в надежде на то, что наш народ всегда вылезал из подобных ситуаций. То русские спасают (вроде бы), то какое-то стечение обстоятельств. Как профессионал, понимаю, что политикой должны заниматься исключительно профессионалы. А у нас политикой занимается кто попало, и влезать в это не стоит. Если бы я знал, что могу чем-то помочь, влез бы, конечно. Но думаю, могу быть полезен только своей честной, правильной, откровенной работой. Когда в 80-х годах начались митинги, меня только назначили руководителем оркестра. Оркестранты спрашивали, а почему мы не бастуем? Я отвечал: а как мы потом объясним народу, почему в эти дни не записывали музыку? Что дает забастовка? Ничего! Потому я не участвовал в них.

– Что должно произойти в стране, чтобы профессионалы вновь стали цениться и заняли соответствующие позиции?

– Тут возможны два выхода. Либо они доиграются до полного краха, и тогда все придется начинать с нуля или вообще ничего уже не надо будет делать, превратимся в Сирию: образование – ноль, культура – ноль, живут на то, что удалось продать. Либо все изменится, потому что так это долго продолжаться не может. А как это произойдет, предсказать не берусь. У нашего народа сегодня нет достаточного интеллектуально-политического потенциала. Крайне мало людей, которые могут быть профессиональными политиками, одновременно оставаясь честными и бескорыстными людьми. Думаю, сейчас вся загвоздка в этом. Если такие люди каким-то чудом найдутся – выберемся.

Что такое два с половиной миллиона человек? При желании Армению можно очень быстро превратить в прекрасную страну. Должна быть достаточная критическая масса, которая позволит совершить интеллектуальный переворот – в умах, в возможностях. Нужно иметь дело с людьми, которые умеют и могут руководить массами и добиваться от них максимума.

– Если на секунду представить, что вас назначили руководителем культурного ведомства страны, какими бы были ваши действия?

– Во-первых, я бы не согласился. Во-вторых, мне бы не предложили. В-третьих, я чувствую себя хорошо и на своей позиции, и не уверен, что смог бы руководить большим количеством людей, чем оркестр. Но если, чисто гипотетически, предположить, что такое произошло, то начал бы с образования. У нас катастрофически плохое первичное образование. Я никогда не соглашусь с мнением, что вузы недостаточно хороши. Уровень диктуют те, кто приходит в вуз. Сегодня, в консерватории достаточно высокий педагогический потенциал, и талантливый человек, стремящийся получить хорошее образование, получает по максимуму. Вот что касается школ, то это катастрофа, нужно все менять. Когда-то критиковали советскую систему школьного образования, но сейчас я понимаю, что по большей части ее нужно было оставить, как есть. Полный переформат катастрофически сказался на нашем образовании. Другое дело, что те, кто руководят мировыми процессами, специально губят образование – необразованными людьми управлять проще. Если мы сможем возродить образование, то выживем и будем прекрасно существовать.

Далее о цензуре. Я не предлагаю вообще не показывать, но нужно сократить низкосортную музыку и увеличить количество лучших образцов мировой и армянской культуры. Понятно, рейтинг от этого может немного упасть. Но раньше культурный уровень слушателя рос благодаря цензуре, поскольку его целенаправленно воспитывали. То же самое нужно делать и сейчас. Конечно, есть интернет и одним телевидением не обойдешься. Поэтому и нужен баланс. Нельзя что-то п полностью запрещать, иначе это станет слаще и популярнее. Каким бы необразованным ни был человек, он все равно тянется к лучшему. Это, конечно, мнение оптимиста, но все же оно имеет место быть!