Жительница Арцаха: Никол для меня сейчас, как матерное слово

Многие ополченцы и гражданские называют себя сейчас не иначе как «карабахские», а не «армяне». И считают себя заложниками закулисной игры, цитирует News.am репортаж РБК о Нагорном Карабахе.

«Наире 46 лет, она педиатр, работает в детской больнице Степанакерта, переехала в Нагорный Карабах около 20 лет назад — отсюда родом ее родители, но сама она родилась в Армении. В первые две недели войны больница и все ее врачи были мобилизованы на помощь раненым. 16 октября, сдав смену, Наира уехала в Ереван, а на прошлой неделе вернулась.

По ее словам, многие не спешат возвращаться из-за того, что не ясен будущий статус Карабаха. Этот вопрос, как говорят власти России и Армении, будет решен в будущем. Кроме того, непонятно, как будет работать южная трасса — единственная связывающая Армению и Нагорный Карабах дорога, которая осталась армянам после 25 ноября.

Южная дорога открыта, ее безопасность обеспечивают российские миротворцы. Но она проходит под занятым азербайджанцами Шуши, что пугает армян. «После первой войны не общались [с азербайджанцами], а сейчас не знаю, как будем так рядом», — вздыхает Наира.

Чем выше и ближе к городу-крепости, тем плотнее туман и тем мрачнее становится вокруг. Вдоль обочины десятки рваных и обгоревших бушлатов и ботинок — все это вещи, снятые с трупов. Тела (их были сотни) убрали только через несколько дней после введения миротворческих частей, и до сих пор продолжаются поиски пропавших без вести. На склонах — разорванные палатки, снарядные ящики, наспех выкопанные позиции минометных расчетов. Из проезжей части торчат хвостовики реактивных снарядов, повсюду воронки и обугленные деревья. В двух местах на этой дороге можно встретить азербайджанских военных — на выездах из Шуши.

«Погода романтическо-диверсионная», — шутит водитель-армянин Вадим про густой туман и пристраивается за плетущимся российским бэтээром — так спокойнее. Введение миротворцев в Карабахе приветствуют, но во многом это связано с возникшим после поражения колоссальным недоверием к властям непризнанной республики и Армении. Многие ополченцы и гражданские называют себя сейчас не иначе как «карабахские», а не «армяне». И считают себя заложниками закулисной игры. «Никол для меня сейчас, как матерное слово», — говорит карабахская армянка Ануш о премьер-министре Армении Николе Пашиняне.

Напротив одного из отелей Степанакерта, где живет большинство журналистов, стоит сгоревший двухэтажный магазин, на черной от гари внутренней стене намалевано: I recognize Artsakh («Я признаю независимость Арцаха»). Местные говорят, что этот магазин принадлежит Араику Арутюняну, президенту республики. Здание загорелось в ночь, когда было объявлено об условиях мира. В Степанакерте ходит слух, что его поджег житель Гадрута, лишившийся родного города и дома.

Другой популярный слух — что Россия начнет выдавать местным жителям российские паспорта.

Многие жители Шуши переехали в Степанакерт. Арут потерял дом и пока живет у знакомых. У билбордов на центральной площади Степанакерта с фотографиями самых известных достопримечательностей Карабаха он останавливается возле изображения водопада в ущелье под Шуши, показывает на смартфоне свои снимки, сделанные там в августе. Где он будет жить дальше, Арут не знает.

Одним из самых пострадавших во время боев стал город Мартуни и его окрестности, вздыхает мэр города Эдик Аванесян. На центральной площади несколько крупных воронок, из асфальта торчат хвостовики мин, под ногами хрустит стеклянная крошка. В радиусе пятидесяти метров ни одного целого окна. По мирному соглашению город останется за армянской стороной. Дорога от Степанакерта до города идет через перевал, Мартуни лежит почти на равнине. На этом отрезке дороги по сторонам пейзажи будто времен Первой мировой — ухоженные поля и виноградники, а прямо среди них большие окопы, из-за черных брустверов которых торчат стволы старомодных артиллерийских орудий.

36-летний Сасун уехал из Мартуни в Ереван за несколько дней до окончания войны, 8 ноября. В армянской столице, у его тети, с самого начала войны жили его жена и трое детей. В минувшие выходные все вернулись в свой дом в Мартуни. Двухэтажный дом Сасуна пострадал не сильно — с двух сторон выбиты окна, выщерблена штукатурка. На доме оставались следы еще прошлой войны (1992–1994 годов), на всех четырех стенах сохранились следы шрапнели. «Хотел в этом году, наконец, заделать, отремонтировать, вот купил, но война началась», — показывает он на кучу стройматериалов. Дети Сасуна разбегаются по дому, испуганно осматриваются — среди стекла лежат тушки умерших от голода куриц. По всему городу слышен вой брошенных собак», — пишет РБК.