Властелин не дум, но судеб… Послесловие к Вано Сирадегяну
Бывший глава МВД, экс-мэр Еревана и один из лидеров комитета «Карабах» Вано Сирадегян был личностью противоречивой. Для одних он был мыслителем и поэтом, для других — душегубом, и внушал жуткий страх. О том, каким был Вано Сирадегян, вспоминаeт Сергей Баблумян, работавший в те годы собкором «Известий».
Впервые увидел Вано в Ерасхе, на границе с Нахичеваном, где разворачивались действия, сопоставимые с боевыми. Приехал вместе с генералом Сурковым – на нейтральной полосе должны были пройти переговоры с лидерами азербайджанского Народного фронта, а Михаилу Суркову, представлявшему тогда Советскую Армию в Армении, предназначалась роль арбитра-миротворца.Прежде чем направиться к месту встречи, зашел в штаб ополченцев. Нетрудно было догадаться, что главным здесь были Бабкен Араркцян (с 1991 по 1998 годы – председатель Национального Собрания Армении) и средних лет мужчина в длинном плаще и небрежно откинутым на плечо шарфом.– Надо проверить посты, – сказал мужчина и в сопровождении двух парней с охотничьими ружьями направился к дверям.– Это кто?Сказали, что Вано, которого я слышал на митингах, но не был знаком.Еще раньше добрые слова о писателе-бунтаре, отважно выступавшем против высокопоставленных партийных чинов, говорила мне Сильва Капутикян. Она же передала, что Сирадегян горячо поддерживает выступления «Известий» на тему дня – это было приятно услышать, тем более что часть наших писателей находила в выступлениях известинского собкора одно злопыхательство. А тут… Словом, оценка одного из лидеров АОД пощекотала самолюбие. Между тем, перерождение отчаянного вольнодумца в мини-фюрера Армении совершилось настолько скоропалительно, что от мифа о борце за народное счастье вскоре остались одни воспоминания.
Что было дальше?
Представить себе писателя главным лесничим страны (стартовый пост Вано при президенте Левоне Тер-Петросяне – председатель Госкомитета лесного хозяйства) еще было можно, но увидеть его министром внутренних дел – такое не умещалось в голове. Здесь требуется особый склад души, а если сирадегяновская так сильно тянулась к милицейскому делу, стало быть, писательское было не своим? Тут или – или. Алексей Экимян – то редкое исключение, когда песнетворчеством занялся уже состоявшийся генерал милиции, а никак не наоборот.Принято считать, что заступив на вахту правопорядка, Сирадегян расчистил Ереван от криминалитета, но на самом деле никуда эта публика не делась, а с воровских «малин» и улиц плавно переместилась в верховодимую Сирадегяном структуру. Когда бороться с преступностью поручают уголовникам, получается то, что получилось: громкие убийства, орудовавшие во власти воровские авторитеты, ударившийся в бега министр ВД и другие «прелести» наследства милиционера-прозаика.
«Я милицию не люблю…»
В пору бурного расцвета карьеры Сирадегяна на ниве внутренних дел как-то раз я поделился с ним соображениями об уголовной рвани под милицейской крышей. Министр снисходительно улыбнулся, пояснил: «Система нуждается в притоке свежей крови. Тугодумов и взяточников в погонах советской милиции надо гнать в шею. Людей необходимо постоянно менять и передвигать, чтобы не засиживались и не обрастали связями. А вообще милиционеров не люблю и церемониться не буду».Последнее озадачивало. Вообще-то любить милицию (сегодня – полицию) не обязательно. С ней надо считаться, а правильнее – уважать. Когда же главный милиционер страны признается в неприязни к своим сослуживцам, то либо он в системе – чужеродное тело, либо сердце, уходившее в пятки при каждой встрече с участковым, жаждет отмщения за испытанные в молодости унижения. Отсюда страсть выстраивать произведенную из ничего в полковники команду и распускать перед ней павлиний хвост. Понятно, что офицеры с достоинством и честью участвовать в таком балагане не могли. Многие хлопнули дверью и ушли.Не вышел из Сирадегяна и сколько-нибудь сносный градоначальник. Пусть даже лютой ненависти к работникам жилищно-коммунальной сферы он, кажется, не испытывал, но и здесь показал себя отменным костоломом.Горький парадокс эпохи Сирадегяна еще и в том, что особой жестокостью отличались приведенные во власть первым президентом страны гуманитарии. Почему так? Значит, душа стремилась к самовыражению не в художественных приемах, а в силовых, деспотизм же, как известно, оборотная сторона ущербности.Удивительно, но факт. Близким другом Вано был классик армянской литературы Грант Матевосян. Понять, почему Сирадегяну это было нужно, нетрудно. А вот понять, зачем тонко чувствовавшему и разделявшему радости и боль родной земли Матевосяну надо было оставаться рядом с Сирадегяном, задача посложнее.
***
Кого-то кончина бывшего писателя-властелина не дум, но судеб, часто погубленных и искалеченных, мягко говоря, не огорчит. Лично мне жаль, что писатель, изменивший своему призванию, был вынужден из своей страны бежать, чтобы кончить жизнь на чужбине. Но сложилось так, как сложилось.