Странные лица

Когда мэр города Осака посетил Мисао Окаву, чтобы спросить, что она думает о своем возрасте, японка сказала: “Прошло довольно много лет…” Необходимое уточнение — на тот момент Мисао Окаве исполнилось ровно сто шестнадцать. Автору пусть поменьше, но если спросить, как он относится к собственному летоисчислению, то автор сказал бы так: “Чем дольше живешь, тем больше вспоминаешь”. Разное. Большей частью светлое, хорошее, доброе. Прежде всего — в лицах.
Чем объяснить, что отдельно взятое событие, явление или факт вдруг возникает перед глазами в виде портретной галереи, автору объяснить трудно, хотя попытаться можно. С годами все меньше встречаешь людей, которые когда-то были рядом, и все больше тех, с которым не знаком или знаешь приблизительно, из-за чего часто оказываешься сбоку. Что мало помогает жизнелюбию и не очень полезно для самочувствия. Но случай тот, когда ничего не поделаешь. Лица из портретной галереи встают перед тобой без всякой, казалось бы, логической подоплеки, вразброд, как бы случайно.
Вот, казалось бы, ни с того ни с сего приснился недавно полковник. Отец старого друга, Эрика Паязатяна. Воевал, прошел с боями от гор Кавказа до самого Берлина, орденов и медалей — не счесть. Настоящий полковник! Видел разницу между “верить” и “снова верить”. Родине, чести, жене, дружбе. Говорил, как думал, думал много, часто мучительно, пытаясь вникнуть, разобраться, понять. Ушел из жизни много лет назад. Почему вспомнился сейчас?
События на Украине интересуют? Значит, обратили внимание, с какой легкостью люди в погонах забывают клятву служить одному государству и присягают на верность другому. Еще на стадии его становления. Государства как такового пока нет, оно только-только зарождается, образуется, формируется, а военные (не все, конечно), вытягиваясь в струнку,становятся под новое знамя и берут под козырек. Кто поручится, что, сменись новый стяг на еще более, все не повернется наоборот.
Почему, подвергаясь смертельной опасности, солдаты выносили с поля боя армейское знамя? К чему это многократно воспетое в книгах и кино самопожертвование, что за проблема такая сшить новое, коль старое потеряно? После многолетнего общения с отцом друга вопросы отпали сами по себе. Вот тут и приснился автору полковник со своим пониманием человеческого достоинства и офицерской чести. А наяву другое:срок годности присяги устанавливается в произвольном режиме. Странно…
“Прошло довольно много лет…” — говорила Мисао Окава мэру города Осака. Женщине, повторюсь, уже сто шестнадцать и ей, наверное, есть и что сказать, и что вспомнить. Автор тоже многое видел и кое-что помнит. Главным образом в лицах. Представлю вам еще одно: светлое, умное и опять же давно ушедшее. Но вначале — слово мудреца. Оно о том, что большинство из нас проводит слишком много времени в двадцати четырех часах и слишком мало — в последних тысячелетиях. Или хотя бы в столетии — это автор уже от себя. Да, сегодня время предельно уплотнилось. Говорят, настолько, что каждый следующий период истории составляет половину предыдущего. Но человек все равно не меняется, это мы сами крушим в себе человеческое.
Размышляя об этом, академик Капица (младший) заметил: главное противоречие нашего времени — между передовыми техническими возможностями сегодняшнего дня и отсталым “программным обеспечением”, или, иначе говоря, идеологией. Сфера услуг преобладает над всем остальным, производство уменьшается, количество людей, занятых в нем — тоже. Это приводит к распаду семьи, общественного уклада, морали. — Ради чего все делается, ради чего люди живут? Что такое общество? Какие цели оно перед собой ставит? Оно служит Богу? Черту? Отечеству? — спрашивает ученый. Если кто-то считает, что в Армении ответы на эти вопросы найдены, снимаем шляпу. Те же вопросы задавались и много лет тому назад, разница в том, что отвечать на них когда-то было легче.

…Многие современники давно минувших семидесятых помнят доброго человека из Еревана. Молодого, красивого. Звали Акоп, фамилия Джарахян. Работал в отделе культуры ЦК. Имел собственное мнение обо всем, что относилось к искусству, а к тому, что не относилось, тоже. Боготворил Кочара (скульптора), дружил с Минасом (художником), был своим среди музыкантов, много читал, понимал поэзию — что еще, казалось, нужно, чтобы чувствовать себя на своем месте, даже если это место в таком специфическом учреждении, как Центральный комитет коммунистической партии Армении? Наверное, чтоб над тобой возвышался не просто Начальник, но человек с тем же набором качеств и пристрастий, а если их больше, то еще лучше. Вот с этим Акопу и не повезло. Начальником ему выпало быть из тех, которые боятся даже для себя лично иметь собственные взгляды, пытаясь при этом, как напоминает классик, “сохранить осанку благородства”. Все, что говорил тот мастерам культуры, выглядело удивительно бесцветно и отличалось безнадежной пошлостью, а говорил он что-то вроде: “Летом бывает жарко, а зимой холодно” или “Учиться надо хорошо, а учиться плохо — это нехорошо”… Признавая одну, но пламенную власть, Начальник и не думал, что она может быть умной.
Слышать всю эту муть Акопу стало невыносимо, и, хлопнув дверью, он ушел в директоры театра, а потом и вовсе на вольные хлеба. Сказать, что так поступил бы каждый, автор не рискнет, хотя точно знает, что в ЦК работали не только карьеристы и тугодумы.

Вопрос: что общего между боевым полковником и сугубо гражданским интеллектуалом, если отойти от сновидений автора? Формально — почти ничего. По сути — потребность задавать себе трудные вопросы и искать на них ответы. И еще умение не сгибаться перед временем и обстоятельствами, оставаться самим собой, что, собственно, и заставляет автора считать эти лица странными.
Москва