Солнечная дорожка к мысу Горн

Архив 201025/12/2010

Солнечная дорожка к мысу ГорнПока население Армении, невзирая на рост цен, ринулось в пучину предновогодней суеты, группе соотечественников совсем не до этого. Это члены экипажа “Армения” во главе с Зорием БАЛАЯНОМ. Они на днях ненадолго заплыли в Мар-дель-Плату, встретились с армянами, перевели дух и в свою очередь ринулись в пучину Атлантики и “ревущих сороковых”. А потом через 1000 миль будет тот самый мыс Горн. Когда до него доберется “Армения”, даже сам Балаян точно не знает. Как бы то ни было, мы все, включая читателей “НВ”, желаем “Армении” с удовольствием встретить Новый год. Пусть он принесет команде попутного ветра и чисто морской удачи.
500 АРМЯН
МАР-ДЕЛЬ-ПЛАТЫ

Мы приближаемся к сороковым широтам. Моряки прозвали их “ревущие сороковые”, “неистовые пятидесятые”, “бушующие шестидесятые”. Правда, это в большей степени касается тихоокеанской стороны, но они не менее ревущие, неистовые и бушующие с другой стороны Южной Америки. Все эти три словосочетания определены точно.
…Только что “Армения” вышла из порта Мар-дель-Плата, и я по привычке взглянул на карту. До широт “ревущих сороковых” надо пройти всего сто двадцать миль. Это 222 километра. Время еще есть. Ни за что не возьмусь сказать, когда мы дойдем. Не принято. И примета не позволит, и народная мудрость “не говори гоп, пока не перепрыгнешь”. Но время есть, и я сел за репортаж. Накопилось много материала. Однако репортаж — это не готовые страницы будущей книги. Это самостоятельный жанр со всеми своими законами, особенно имея в виду объем, площадь. Правда, сейчас, когда до Нового года осталось всего ничего, думаю, редакторы не будут корить, если я чуть нарушу этот закон. Ведь впереди новогодний перерыв. Конечно, куда было бы желательнее писать только о самом плавании, о буднях прохождения в шторм. Мы уже который день не знаем покоя. Даже пришвартовались с трудом не только из-за того, что слишком была узка щель, в которую должна была войти “Армения”, но и дул сильный боковой ветер, превративший правый борт в парус, который прижимал судно к стоящей слева белоснежной дорогой моторной яхте.
Никто нас не встречал, хотя мы знали, что саму встречу должен был организовать переехавший в Мар-дель-Плату из Монтевидео Аветис Саакян. Собственно, договорились, что он прибудет в порт в девять утра, а мы пришвартовались в восемь. Вообще не чувствовали организационных хлопот, потому что с нами был сам Каро Арсланян, который из Мар-дель-Платы вернулся домой на машине. Он, кстати, может, единственный во всей Южной Америке профессиональный яхтсмен-армянин, но в порту главным было его владение испанским языком.
Через час подошел высокий,
с широкой улыбкой, загорелый мужчина, который на сносном армянском сказал сразу: “Третий армянский флаг, который входит в яхт-клуб “Аргентина”. Но самое интересное было чуть позже: “А пять дней назад здесь, именно на этом месте, пришвартовался шлюп с турецким флагом. Капитан турецкого судна сказал, что он прибыл из порта Сан-Фернандо, где стоял рядом с армянским парусником “Армения”. Вот так. Арик тотчас же бросил: “Этот турок явно преследует нас. Даже в интернете поместил фото нашего судна на фоне турецкого флага”. Но о турке и турецком судне — потом. Именно в это время стали подходить люди по качающемуся из стороны в сторону причалу к “Армении”. Послышалась армянская речь. Мужчины и женщины. Возглавлял небольшую колонну старичок с армянским флагом в руках. Лицо счастливое, глаза сияющие, весь гордый.
Всех подняли на палубу. Человек пятнадцать. Уже через десять минут я записал не только имена всех, не только откуда и когда каждый из них прибыл сюда, в Мар-дель-Плату, но и откуда родом их деды и предки вообще. Имена оставим для книги, но сейчас хотелось бы перечислить, так сказать, географию дедов: Мараш, Адана, Айнтап, Аджин, Урфа, Езх, Латакия, Анатолия, Греция, опять Адана, но предки из Карабаха: тут уже назову имя — Айрапет Топалян. В доказательство он произнес несколько слов на карабахском наречии. Добавим, может, самое главное: многие из Полиса (Константинополь). То есть речь идет о девяностых годах позапрошлого века. А ведь мы редко приводим очень важный аргумент: до начала XX века, как в самом начале XX века, каждый год до 1915 года, каждый год после 1915 года до 1923 года — продолжался геноцид. А мы при этом твердим в основном только в 1915 году, которым спекулируют не только турки, но и турецкие лоббисты во всех международных организациях и национальных парламентах, в том числе и ПАСЕ.
В этом городке живут около пятисот армян. Аветис рассказывает, как каждый год 24 апреля на главной площади города вместе с армянами выходят на митинг евреи, греки, болгары, итальянцы, испанцы, русские, конечно, португальцы и аргентинцы. В газетах публикуются материалы о геноциде. Аветис организовал нам поездку по городу. Как и всюду, мы не могли не обратить внимания на то, что городские власти искренне любят всех горожан — детей, стариков, инвалидов, а также деревья, парки, чистоту. Накопился огромный материал на этот счет. Узнав о том, что новым мэром Еревана стал Карен Карапетян, решил написать ему открытое письмо. Мне есть что сказать ему.
…Всего два часа провели в Мар-дель-Плате. И в путь. Чем ближе к вызывающему трепет у всего морского мира мысу Горн, тем меньше мы уже думаем о нем. В конце концов, этот легендарный мыс — всего лишь географическая точка, но сами подступы к нему и ревущие, и неистовые, и бушующие широты, параллели. Их надо еще тоже пережить и преодолеть. Да и после самого мыса надо идти и идти против естественного морского течения, против пассатного ветра.

ВОЛШЕБНАЯ КИСТЬ
СОЛНЦА

Ветер попутный (слава тебе, Господи!). Судно медленно вонзается в огромную волну, которая тяжело поднимает сразу всю носовую часть. Затем, словно огромный надувной шар, волна не лопается, а расплющивается, и нос судна плашмя падает в образовавшуюся яму. В это время оно идет, накренившись под самым допустимым углом. И все движения парусника повторяет твое тело, вызывая приятное ощущение от ритмичной килевой качки. Под воющий ветер и глухой грохот кувыркающихся волн, вплотную прижавшись к бортам, стремительно плывут, как ракеты, стаи коричневатых дельфинов.
Ну подумаешь, все это испокон веков видели моряки. Но все же то, что мы сейчас видим, никто не видел никогда. Я стою в кокпите (единственно ровное, правда, крохотное местечко между входом в кают-компанию и рулевой зоной на корме) и всматриваюсь во все это волшебство. Вся палуба носовой части покрашена в розовато-оранжевый цвет. Все. И кнехты, и пластмассовые прозрачные крышки люков, и покрытая синим полотнищем резиновая лодка с торчащим на корме белым мотором. И все это действительно волшебной кистью покрашено краской, взятой словно из палитры вечерней зари. А сама эта картина, обрамленная с двух сторон ажурными тросовыми бортами, имеет необыкновенную форму. Передняя часть резко сужается, образуя у самого носа острый угол. Именно поэтому общая площадь палубы на двадцать метров меньше, чем у парусника “Киликия”. Такое вот остроугольное “полотно” лежит перед глазами, время от времени переливаясь разноцветьем. Ну действительно, кто из всех моряков мог видеть такое? В конце концов, все это не какой-нибудь оптический обман. Все это реальность. Неведомый художник — само Солнце. Неведомая кисть — это красно-сине-оранжевый двадцатишестиметровый парус-флаг. Чтобы нарисовалась такая картина, надо, чтобы судно шло строго на запад, прямо к закатному солнцу. Лучше, если ни облачка не будет на голубом небе. Надо, чтобы косые солнечные лучи падали на палубу сквозь парус-триколор. Вот туда они переносят на палубу-экран яркокрасный, яркосиний, яркооранжевый цвета неведомой палитры. Словом, надо иметь такой флаг, как у нас, и такой парус-флаг, как у нас, чтобы создать, как писал Бальзак, “неведомый шедевр”. Может, нечто подобное в истории человечества пытался увидеть Александр Грин, создавая свои неповторимые “Алые паруса”.
Так что и впрямь никто, кроме нас, не мог видеть “такое”. Гайк снимал все это, фотографировал, но нужна была телекамера. Пришлось разбудить оператора Самвела Бабасяна, хотя спящего после вахты будить можно только при “аврале”. Так что самый раз, самый аврал. Бабас с заспанными глазами огляделся, с благодарностью посмотрел на меня и бросился за йирикяновской камерой (Ральф Йирикян подарил “Армении” целую гору техники). Долго он ходил по палубе в поисках ракурса. Часто просил Пушка (Мушег Барсегян) чуть-чуть менять галс то в одну, то в другую сторону. И начал “живописать”. Было 17 часов тридцать минут 22 декабря 2010 года. Самый длинный день в Южном полушарии. В Армении — ноль часов тридцать минут 23 декабря — самая длинная ночь в Северном полушарии. Надо же — именно в такой момент!
При виде всей этой космическо-волшебной картины подумал: может, это и есть счастье. Однако что-то сверлило душу и сердце. Как-то неловко стало быть счастливым, когда еще не зажили душевные раны у тысяч матерей и вдов, не снимающих траур после Арцахской войны.
Сколько лет я путешествую, посещая армянские очаги, и вижу, что даже у потомков людей, переживших геноцид, раны так и не заживают. Вот и в Арцахе играют шумные и веселые свадьбы, отмечают праздники и День независимости, но когда говорят о загадке армянских глаз, то вовсе не имеют в виду их строение, а только душу и историю, память и надежду. И никуда от этого не денешься. Нам нужны новые победы. Нам нужно научиться стать хозяином своей судьбы и свободы, своей независимости и, главное, — своей победы. Мы должны научиться увидеть в цветах нашего флага не просто фрагменты радуги, но и символы победы. Даже олимпийские победы нужны для того, чтобы видеть, как поднимают флаг и звучит армянский гимн. Мы должны помнить, что не случайно в годы Отечественной войны были возобновлены чемпионаты страны по футболу и по другим видам спорта, открывались выставки, учредили академии наук. Это все нужно было для материализации веры в победу. Я не понимаю, когда как бы влюбленный армянский поэт пишет: “Я без тебя, как без пера бумага”, “Я без тебя, как свадьба без вина и как без телескопа Бюракан”, “Я без тебя, как соловей без песни”, “Я без тебя, как рамка без картины”… И так далее. И вдруг: “Я без тебя, как армянин без горя”. Да, это так. Очевидно, речь о судьбе, о неизбежности. Речь даже о некоей философии, которая обязывает осознать: делай все, чтобы пришло счастье, но пока оно не пришло, будь готовым обходиться без него. А счастье придет. Если осознаешь, что солнце садится только для того, чтобы снова взойти. В этом мы убеждаемся в океане каждый день. Мы каждое утро встречаем его и каждый вечер прощаемся, зная, что оно вновь взойдет. Мы понимаем, что это нужно.
Мы приближаемся к мысу Горн, зная, что нас ждут трудности. Но мы идем именно по этому пути, потому что другого для нас нет. Мы не делаем из надежды поводыря. В этих условиях все иначе, все смещается. Лучи восходящего солнца, упавшие сквозь флаг родины на палубу “Армении”, усиливают великое чувство ответственности. Это значит, что надо думать не о мечте и надежде, а о прочности судна и его экипажа. Никакой отдельный этап не был для нас самоцелью. Цель одна — выполнить нелегкую работу в рамках экспедиции “Месроп Маштоц”. Мы счастливы тем, что плывем под флагом, под которым одержали историческую победу и спасли нашу родину. Счастливы тем, что плывем на “Армении” прямо на солнце. От самого горизонта до самого носа судна навстречу течет огромная, как Амазонка, серебряная река с мириадами солнечных бликов и со свинцово-ртутными берегами. Такая вот у нас Солнечная дорожка.
…До мыса Горн осталось чуть больше тысячи миль. Я не могу сказать, когда точно будем там. Но скажу, что за сто миль до мыса находится самый южный город нашей планеты. Город Ушуая.
Атлантический океан