“Скажи, гугл, как дальше жить?”

Архив 201731/08/2017

Кинорежиссер, сценарист и продюсер Анна Меликян – призер самых престижных фестивалей, даром что ли американский журнал «Variety» включил ее в десятку самых перспективных режиссёров мира. При этом, по утверждению самой Анны, у нее фактически нет такой картины, которую бы она не показала в Ереване — на кинофестивале «Золотой абрикос».

«На самом деле я не люблю возить свои фильмы на фестивали, но в Ереван я везу их всегда. Как я могу не привозить их в город, где я выросла!», — сказала Меликян в одном из интервью. Кстати, она является первым и пока единственным обладателем приза президиума «Золотой абрикос». Этой награды удостоилась в прошлом году за свой фильм «Про Любовь», который и без того был отмечен «гроздью» призов — вплоть до «Золотого орла» и Гран-при «Кинотавра»…

 

Отрадно, что при повальной занятости кинопроектами, фестивалями и интервью Анна Меликян находит время и для «чистого» литературного творчества – в частности, в журнале «Русский пионер» время от времени публикует свои наблюдения, эссе и зарисовки. К примеру, берет в свидетели свой аккаунт в Facebook и пытается доказать, что Сеть — это главный поисковик любви. Разумеется, при наличии интересных человеческих историй. Как и полагается, с драматургическими изломами жизненных процессов. А может и запросто представить историю почти без слов, про яркие огни корабля-призрака, про беззвучную молитву девочки и про… счастье.

Самое главное, что при кажущейся легкости написанного жития-бытия, так просто все это не забывается. Более того, совершенно реальным представляется уже визуализированный киноэкранный «вариант» слов, предложений, строк. А значит, и новые кинопризы уже на подходе. А значит, и до показа в ереванских кинозалах не так далеко, как до корабля в море…

 

Дед, корабль и счастье

Задумывались ли вы когда-нибудь, как выглядит счастье, какой у него образ? Если закрыть глаза и попытаться произнести это слово, какой образ всплывет у вас перед глазами, какая сцена из жизни, чье лицо? Перед моими глазами встает одна сцена из моего детства. Мне было, кажется, лет семь-восемь, не больше.

Лето. Жара. Баку. Наша дача. Это огромный двухэтажный дом, всегда полный гостей и постояльцев, это завтраки на террасе, похожие на свадебные столы, это массовые ночные игры в лото, на деньги, разумеется, это обязательный групповой сбор инжира, тута и винограда, но главное — это, конечно, море. Ежедневные утренние походы большой и шумной толпой на море до самого обеда. И это было единственное время, когда дом на время затихал и только два человека оставались в нем — мои бабушка и дедушка. Бабушка никогда не ходила на море и даже не смотрела на него, прожив всю жизнь у моря. Так бывает, когда у тебя в доме на первом этаже есть, к примеру, бассейн и ты ни разу им не воспользовался; вот так и у бабушки было с морем. Для нас же, приезжих, первым делом все скидывающих и бегущих сразу на море, это всегда казалось странным и необъяснимым, бабушка оставалась для нас загадочной личностью.

Дедушка не ходил на море по другой причине. Он его слишком любил. И не мог выносить толпы шумных, крикливых отдыхающих, барахтающихся на первых двух волнах, которым казалось, что они приехали на море, что это и есть море. Такое море он не любил, и никогда за всю жизнь я не видела его на пляже вместе с отдыхающими. Тут хочется сделать отступление и пару слов сказать про деда. Дед для меня всегда был фигурой большой, космической величины. Когда в детстве взрослые спрашивали меня: «Девочка, кого ты больше любишь — маму или папу?», я, не задумываясь, отвечала: «Деда». Дед был человеком суровым, немногословным, но бесконечно добрым. Если по телевизору показывали фильм и в первые десять минут никто не выскакивал на лошади и не стрелял, дед разочарованно переключал канал. А если показывали балет и на авансцену выбегал балерун в белом обтягивающем трико, дед смотрел на это с презрением и произносил: «И его дети говорят: “Папа пошел на работу”…» В общем, у деда были принципы, так вот и с морем: на толпу диких отдыхающих он смотрел со снисхождением и вместе с ними на пляж никогда не ходил. Он вообще ходил на море редко, но ходил, и это всегда было время предзакатное, когда толпы приезжих отваливались по домам и пляж наконец пустел, у него появлялся запах, звук. И вот про один такой вечер я хочу рассказать.

Мы пошли с ним на море вдвоем, дед был немногословен, мы просто вышли за ворота и молча пошли к морю. Перед выходом бабушка сказала мне: ты там за дедом присмотри, я крикнула «да-да-да» и убежала, потому что с самого детства больше всего на свете я любила море, и возможность еще раз в течение дня туда пойти, и не просто пойти, а с самым любимым человеком на земле, с моим дедом, была для меня счастьем. Мы шли молча по пескам, я, с детства болтливая, сдерживалась и тоже шла величественно молча, чтобы соответствовать деду. Дошли до моря. Сначала просто стояли и любовались закатным солнцем, тишиной и величием моря. Потом дед так же молча разделся, плавки уже были на нем, он надел только специальную матерчатую шапочку на голову, велел мне ждать и ушел в море. Я села на песок и смотрела ему вслед, он медленно погрузился в воду и начал плыть. Он плыл очень красиво, никогда в жизни я не видела больше, чтобы кто-то так красиво плавал, он плыл размеренно и спокойно куда-то вдаль. Сначала я видела его спину, руки, потом уже оставалась только белая шапочка в виде точки, за которой я пристально следила, боясь упустить из вида, и она уплывала все дальше и дальше, так что уже было очень сложно ее разглядеть, а потом и вовсе пропала. Я выискивала ее повсюду, но увидеть не могла. Так я просидела некоторое время, и все мне казалось, что эта точка сейчас снова где-то всплывет, но она не появлялась. Я начала нервничать, подбежала к берегу, казалось, что так лучше будет видно, но его нигде не было, он просто исчез, растворился в этом бескрайнем море. А потом начались проблемы.

Сначала я увидела этот хвост, это была акула, я знала этот хвост, я не могла его ни с чем спутать, потому что мы, дети, выросшие на море, на диком берегу, видели много разного и знали, как выглядит опасность и в каких случаях надо сразу бежать на берег. И тогда я начала кричать, я пыталась отогнать ее руками от того места, где исчезла моя точка, я, конечно, начала плакать. Я видела этот всплывающий в разных местах плавник, и мне казалось, что это именно то место, где пропала моя точка. Я стояла одна на пустынном закатном пляже и горько плакала, я звала кого-то на помощь, но вокруг никого не было. Я не знаю, сколько времени я там простояла, может, часа два, может, конечно, и меньше, и это было только моим восприятием времени, сейчас уже не установить, но солнце уже зашло, слезы уже все высохли. И казалось, что я уже слилась с этой ночью, и только два огромных блестящих глаза оставались от меня, и в этих глазах было все, какая-то необъяснимая вера в то, что он все равно вернется, хотя разум говорил, что это уже невозможно, но в такие минуты человек обычно откидывает разум, потому что хочет верить в хороший исход, и я, конечно, верила. Я вообще с тех пор решила, что верить надо всегда во что-то большое, неосуществимое, на грани чуда, иначе что это за вера, так себе, верочка. И вот я, маленькая хрупкая девочка, стояла одна в ночи и верила, как могла, в то, что он точно вернется, надо просто набраться терпения и подождать. И словно ответом на мою решимость вдали замелькали огни, много огней, как будто какое-то светящееся здание-призрак начало приближаться ко мне…

Это был большой корабль. Сначала я обрадовалась, подумав, что там люди и, значит, они помогут моему деду. Потом испугалась, почему-то решив, что этот огромный корабль обязательно переедет его, не увидев в ночи. Я даже уже не кричала, я просто стояла, загипнотизированная зрелищем этого огромного корабля, непонятно откуда возникшего. Такие большие корабли никогда не заплывали к нам, в основном только маленькие суда рыбаков. Но все в этой ночи казалось мне тогда странным, происходящим как будто с кем-то другим. Я завороженно смотрела на этот корабль-призрак и не понимала, что мне делать, я не знала, как мне вернуться назад, как посмотреть в глаза бабушке, что ей сказать, я хотела умереть прямо на месте, чтобы больше не было меня и чтобы все это было неправдой…

И почему-то пришло ощущение, что все это не случайность, а есть в этом моя вина, что так я себя плохо вела все последние дни и вот это страшное наказание настигло меня.

И тогда я сильно зажмурилась и начала уже не просто верить, а перешла в стадию переговоров. Я соединила руки перед грудью, как делала Мишель Мерсье в популярном тогда фильме «Анжелика, маркиза ангелов», подняла взгляд к звездному небу и начала проситьмк непонятно кого, непонятно куда обращенные слова, и вообще непонятно, откуда у человека вдруг возникает ощущение, что можно как-то договориться с кем-то там наверху, оттянуть катастрофу или заменить ее на что-то более щадящее и что тебя там наверху обязательно должны услышать.

Бывают в жизни моменты, когда просить кого-то наверху — это единственное, что тебе остается. Это был как раз такой момент. И я как могла в ту ночь договаривалась, прикидывала варианты своего поведения в случае хорошего исхода и вообще обещала всячески исправиться. Надо сказать, что до сих пор, как только намечается что-то плохое, я сразу зажмуриваюсь и обещаю быть хорошей девочкой, срочно исправиться и вести себя впредь хорошо. Правда, с годами срабатывает все хуже — лимит доверия, видимо, исчерпан. Но тогда, в ту ночь, это сработало. И, стоя на берегу, сквозь затуманенные глаза, где-то там, вдали, в совершенно темном море я увидела эту белую точку. Сначала я думала, что это мираж, но он не исчезал, а, наоборот, казалось, приближался ко мне, и тогда я протерла глаза и стала смотреть на эту точку, и долго-долго я смотрела в эту точку, пока наконец не поняла, что это он, что он возвращается. И тогда я опять расплакалась, но это были уже другие слезы, слезы радости. И когда точка стала приближаться совсем близко и можно было уже разглядеть его руки, я поняла, что надо срочно собраться. Я умыла лицо, вытерлась полотенцем, я, как истинная женщина, убрала все следы истерики с лица, зная, как мужчинам это не нравится, и когда дед стал выходить из воды, я стояла совершенно спокойная на берегу и протягивала ему полотенце. Я не сказала ни слова. Он постоял, было видно, что он устал, он взял полотенце, вытерся, потом стал натягивать на себя всю несложную одежду, потом взял меня за руку, и мы пошли обратно, домой. Я оглянулась, последний раз бросила взгляд на это море и на этот уплывающий вдаль корабль. Картинку, которую я уже не забуду никогда.

И вот когда я пытаюсь закрыть глаза и представить себе это слово «счастье», я всегда вижу эту картинку, как мы с дедом вдвоем идем в ночи по пескам, я семеню за ним, крепко вцепившись в его сильную руку, и такое ощущение спокойствия накрывает меня, потому что рядом идет человек, самый большой и самый любимый, он куда-то тебя ведет, и совсем не важно куда, потому что есть он, и он все знает, и все, что тебе нужно сделать, — это довериться ему.

Я иду вприпрыжку, улыбаюсь, мысленно обещаю небесам стать по возможности хорошей девочкой и последний раз оглядываюсь на такое красивое и родное Каспийское море и уплывающий куда-то вдаль светящийся корабль…

 

Белая, черный и саспенс

 

Вообще-то я собиралась сразу не мельчить и писать не о простой бытовой, межотношенческой или просто бабской хитрости (ведь хитрость — это слово женского рода, с намеком на то, что свойственна она больше женщинам), нет, захотелось написать сразу о большом, о том, как мы пытаемся обхитрить Вселенную, обмануть свою судьбу. И стала я в связи с этим вспоминать случаи, когда над моей жизнью нависала угроза смерти. И вспомнился мне прекрасный город Кейптаун, и решила я, что все в этой истории достойно записи: и тебе экзотическая местность, и большая серьезная взрослая тема, и саспенс, и… Но обо всем по порядку. Начнем издалека.

Бывает так, что ты рождаешься в месте, которое не принимает тебя, но почему-то тебе его дали. Я родилась в Баку. Внешне это было мирное время и один из самых интернациональных городов Советского Союза, но это было только внешне, потому что изнутри для нас, армян, рожденных и проживающих на территории мусульманской страны, всегда ощущалась какая-то опасность. Это никак не проговаривалось, об этом вслух не говорили, но это было в воздухе, и, будучи маленькой девочкой, я четко знала, что мне нужно играть в армянском дворе с армянами, русскими и евреями и что ходить в мусульманские дворы не стоит, и это чувство, что ты здесь чужой, что это не твоя земля, очень прочно во мне закрепилось. Когда опасность перешла из ощущения во вполне осязаемые военные действия и дорога в город, в котором родилась, закрылась навсегда, мы в это время жили в Ереване, мы всегда там жили и в Баку проводили только каникулы. Но вот оказалось, что место рождения будет преследовать тебя и на твоей исторической родине. В Ереване в это время любая связь с городом Баку воспринималась агрессивно: это война, и там враги. Человек, рожденный во вражеском городе, автоматически приравнивается к врагу. Дети в школе вслед мне кричали: «Турок», что было самым страшным оскорблением тогда. И вот тогда это знакомое ощущение, что ты здесь чужой, стало жить во мне и гнать куда-то дальше.

Когда я в 17 лет переехала в Москву, здесь все было просто и понятно, здесь вообще было не важно, из какого ты города, к этому времени для таких, как я, уже придумали прекрасное словосочетание — «лицо кавказской национальности». Сам город принял меня сразу и влюбил навсегда, но вот люди в форме на улице и в метро упорно не давали мне возможности раствориться в этом городе: не было ни дня, чтобы полицейские не проверяли меня в метро, иногда и по нескольку раз. Бывало, что на автомате, задумавшись, увидев полицейского, я сама к нему подходила, чтобы не дать ему возможности ткнуть в меня пальцем в толпе и поманить к себе. По этой причине в студенческой жизни у меня никогда не было романтических свиданий с мальчиками на улице, всеми правдами и неправдами я придумывала причины, по которым не могла идти гулять на улицу и ехать куда-то вместе в метро. Это был мой страшный сон: вот я иду с мальчиком, он ведет меня за руку, мы шутим, смеемся, и потом я вдали вижу его, человека в форме, манящего меня пальцем. Обладая большой режиссерской фантазией, эту сцену я проигрывала перед глазами по многу раз и знала, что не хочу ее увидеть в реальности. Однажды, когда я была еще студенткой, я полетела на кинофестиваль в Африку, не в деревню какую-нибудь, а в огромный Кейптаун. Я прилетела днем одна из Германии, где я проходила в то время практику, и должна была уже там встретиться с прилетевшей из Москвы русской делегацией. Поселившись в отеле, я спустилась к ресепшену, взяла карту города, спросила, где находится площадка кинофестиваля, попросила показать мне на карте, куда идти. Девушка на ресепшене очень удивилась и спросила: вы собираетесь пешком идти? Я собиралась, конечно, идти пешком, потому что всегда так делаю в незнакомом городе: нахожу цель на карте и просто иду к ней. Потом она переспросила, уверена ли я, что я хочу пойти пешком одна. Я сказала «да» и удивилась ее озабоченности, ведь на улице было светло и солнечно и никакой опасности не ощущалось.

Когда я пошла по городу, меня удивило, что он был абсолютно пустой. Позднее мне объяснили, что на выходные люди уезжают из города, но мне до сих пор кажется это странным, потому что он был ну совершенно пустой. И это было очень необычное ощущение: ты идешь одна по пустынному современному городу, местами напоминающему Нью-Йорк, — и ни души, ты совершенно одна. Сначала это было просто красиво и кинематографично, солнце слепило глаза, огромные небоскребы нависали над головой, если бы это было в наши дни, то мой инстаграм пополнился бы роскошными фотографиями. А потом в подворотне мелькнули его красные глаза… Это был черный парень, он стоял неподвижно в арке, я просто прошла мимо, и мы просто встретились глазами. Это было страшно. Я шла дальше, не останавливаясь, пока не услышала за своей спиной мерное постукивание. Я обернулась. Парень шел за мной, он шел спокойно, не спеша, очень уверенно, на лице его не выражалось ничего, он просто шел, в руке у него была бита, он постукивал этой битой по своей ладони и смотрел в упор на меня какими-то мутными, красными глазами. Я повернулась и продолжила свой путь, я сразу все поняла и почувствовала. Мне никто не успел рассказать, что белому человеку нельзя выходить одному в город, что здесь тебя просто убивают и все и что расизм в Африке — это не просто новостные картинки из телевизора, а вполне себе осязаемая опасность.

Все это я увидела в его красных глазах, мне стало сразу понятно, зачем он идет за мной и за что ненавидит. И я просто шла вперед, не меняя ритм ходьбы. Мысли о том, чтобы побежать, у меня не было, и хотя в школьных забегах я всегда приходила первая, в тот момент перед глазами почему-то всплывали кадры с Олимпиады с бегущими черными легкоатлетами, и я знала, что бежать бессмысленно. Я просто шла по этому огромному пустому городу, смотрела на взлетающий на дороге пакетик и думала о том, что пакетик этот все же какой-то противный киношный штамп из каждого второго триллера, и как же этот штамп работает в действительности, и как у тебя холодеет голова от этого пакетика и каменеет тело.

Я просто шла вперед, подгоняемая его мерным постукиванием, и где-то в глубине души такая маленькая, но радостная мысль начала жить во мне… Мысль о том, что умру я все же как белая женщина.

После той истории, в которой я все же выжила, я думала всегда только об одном: как же было бы здорово, если бы каждый человек смог получить этот опыт, почувствовать на себе этот двойной расизм, когда в одно и то же время на одном континенте тебя ненавидят за то, что ты черный, и в то же время, чуть-чуть перевернув земной шарик и оказавшись на другом континенте, тебя готовы убить за то, что ты белый. А шарик-то вроде совсем маленький, и расцветок на нем не так уж и много. Стоит ли вся эта возня этого? Вот куда завели меня мои мысли. А при чем же здесь хитрость? Да, в общем, ни при чем. Хитрость в том, чтобы в колонке про хитрость всех обхитрить и написать о том, о чем тебе хочется в этот момент написать. Ну и немного еще мыслей о том, что обхитрить Вселенную, наверное, все-таки невозможно. Мелкое бытовое жульничество с судьбой еще может пройти, но вот что-то серьезное, такое, как вопросы жизни и времени смерти, наверное, нет.

И в этом месте обязательно надо процитировать кого-то из великих. Поставлю вот эту цитату. «Падает снег, и каждая снежинка садится на отведенное для нее место». Дзен.

А при чем здесь эта цитата? Ну просто красиво. Хитрить так хитрить.


Поисковик любви

 

А пытались ли вы когда-нибудь от отчаяния задать в гугле вопрос: «Скажи, гугл, как дальше жить?» И гугл вам выдаст набор психологических тренингов, фильмов категории B, лекций о здоровом питании, ну и обязательно доведет вас до порносайтов, полагая, что серьезные ответы можно получить только там. И, гуляя по этим страницам, ваш мозг выхватывает отдельные фразы, картинки, образы, мысли, рекламные слоганы, и весь этот мусор, которым напичкана Сеть, закружится в вашей голове, пока не запустится важный механизм — разговор с самим собой, потому что для того, чтобы этот процесс в голове спровоцировать, совершенно не важно, в каком месте у тебя что-то откликнулось и начался процесс внутреннего разговора. Сеть все же является сегодня основным проводником человека к самому себе. Может быть, потому, что только наедине с собой, вернее с компьютером, мы до конца искренни. Такая странная связь: человек—компьютер—человек.

Если бы меня попросили нарисовать современного человека, то это был бы кто-то со светящимся айфоном в руке, освещающий им себе дорогу.

Айфон давно стал продолжением нашей руки. Сеть заменила нам все: можно не ходить в музеи, в кино, на лекции, не читать бумажные книги, библиотека вообще стала глубоко винтажным местом. В моем последнем короткометражном фильме «8» мне очень захотелось, чтобы герой Цыганова встретил девушку в библиотеке, но оправдать в сценарии, зачем молодой человек зашел в библиотеку, мы никак не могли и тогда придумали, что он зашел туда, чтобы зарядить айфон: это, во всяком случае, не требовало разъяснений и точно было понятно современному зрителю.

Зачем вообще спорить о том, что такое Сеть — зло или добро? Это просто естественный ход событий. Наш переход в новый мир. Мир, в котором нам предстоит познавать друг друга через Сеть. Это именно Сеть упростила нам жизнь в понимании человека. Достаточно лишь открыть страницу социальной сети твоего нового знакомого, чтобы сразу многое понять о нем и чтобы при встрече возникло ощущение, что вы уже знакомы и многое друг про друга знаете. И не важно, что чаще всего его аккаунт — это еще не есть сам человек, это всего лишь его представления о себе самом, но даже сквозь этот придуманный образ все равно можно разглядеть человека. Раньше нам нужно было время, чтобы познакомиться друг с другом, сегодня у нас этого времени уже нет, мы живем в режиме экономии времени, и Сеть нам только в помощь, она заменила нам этот период разглядывания друг друга, теперь при встрече нам осталось только принюхаться друг к другу, что тоже немаловажно. К счастью, с тактильным контактом в Сети еще не разобрались, есть еще смысл встречаться. При том что всех нас запугивают полным уходом человека в виртуальное пространство и отсутствием всякой необходимости в скором будущем человеку выходить из дома, а соответственно, общаться с себе подобными, что непременно закончится вселенским одиночеством, вырождением человека и концом этого прекрасного мира, все же нельзя не отметить, что именно Сеть помогает сегодня человеку найти человека. Сеть — основной поисковик любви в современном мире. И вот здесь я хочу рассказать истории из своего личного опыта, о том, как Сеть помогла людям найти друг друга. И это не tinder и не сайт знакомств, а наш с вами любимый фейсбук. На своей странице в фейсбуке я дважды вызывала судьбоносные встречи для своих друзей. Однажды — для своего хорошего друга, который как-то позвонил мне очень грустный, просто раздавленный и признался, что ночью танцевал в ресторане с прекрасной незнакомкой и, по его воспоминаниям, сразу влюбился в нее; правда, к моменту, когда он это осознал, незнакомка исчезла из ресторана, не оставив ни имени, ни контактов, ничего. И так мой друг убивался своим горем, что решила я неожиданно ему помочь и написала пост на своей странице в фейсбуке о том, что мой друг (не называя имени) ищет девушку, с которой танцевал вчера в ресторане, и прикрепила описание этой девушки, составленное моим другом. Описание было довольно странное: она описывалась как девушка средиземноморского типа (я до сих пор не очень понимаю, что именно это означает), с каре и в рваных джинсах. Это все, что мой друг запомнил. Для стимуляции аудитории я еще пообещала нашедшуюся девушку снять в кино. И началось: сотни перепостов за несколько часов, сначала пошел поток писем от актрис из разных городов, в которых они намекали, что могли быть в том ресторане, и обязательно прикрепляли к письму подробное резюме и набор своих фотографий, потом стали писать кастинг-директора с просьбой уточнить, для какого проекта я ищу актрису и можно ли поточнее ее описать, ну и наплыв просто любопытствующих. А потом, ближе к ночи, девушка написала мне: «Аня, это я». Я зашла на ее страницу и сразу поняла, что это она. Так именно Сеть помогла мне найти человека меньше чем за сутки. Публика в фейсбуке была счастлива этим хеппи-эндом, люди, сделавшие перепосты, почувствовали себя причастными к судьбе другого человека, все требовали рассекречивания имен и дату свадьбы. Я тогда оставила финал открытым, так обычно делаешь в кино, когда чувствуешь, что хеппи-энд — это слишком просто, а драму ну совсем не хочется, и тогда ты оставляешь открытым финал, это твоя вера в то, что все возможно, но пусть это останется за кадром.

И, конечно, не важно, что хеппи-энда в той истории не случилось, потому что девушка эта оказалась глубоко замужняя и с ребенком, а друг мой на следующий день оказался уже и не таким влюбленным и с трудом ее узнал при дневном освещении. Зато люди поверили в счастливые истории, а они иногда важнее, чем реальность.

Ну а девушка эта после той истории пошла учиться на актрису и сказала мне, что еще вернется ко мне за моим обещанием: предложение сняться в кино возбудило ее больше, чем влюбленный мужчина. И, кажется, траекторию ее жизни эта история изменила. Может, оно только для этого и было нужно — кто знает, как плетется эта драматургическая сеть там, на небесах.

А вот вторая история точно была с хеппи-эндом. Сама я в сценарии такое не напишу, у меня героини все чаще умирают в финале, но в жизни мне нравится наблюдать истории с мармеладными концами. У нас в офисе ходила прекрасная и одинокая девушка Лена, наш продюсер. И вот однажды в шутку она сказала мне: «Найди мне мужчину». А я ответила: «Хорошо, напиши свое резюме». И Лена написала честное и жесткое резюме о себе. И вот на странице своего судьбоносного фейсбука я разместила это резюме и рассказала о том, какая прекрасная и одинокая девушка Лена ходит по нашему офису и как было бы здорово, если бы Сеть помогла ей найти любовь. В тот вечер этот пост увидел наш общий знакомый, он позвал девушку Лену в гости, просто чтобы она не грустила и потому что в гостях у него сидел друг, некий молодой экономист. Чем закончилась эта история, я узнала только недавно, спустя год, когда этот экономист пришел к нам в офис делать предложение прекрасной и уже, оказывается, не одинокой Лене.

Девушка Лена теперь все реже заходит к нам офис, все ее время уходит на подготовку к свадьбе. После этой истории другие сотрудницы нашего офиса, в основном работники бухгалтерии, тоже прислали мне свои резюме, но я пока не спешу их выкладывать: сначала свадьбу отыграем, а там посмотрим.

Мне нравится, что мы живем в это время, в котором Сеть так мощно ворвалась в драматургические процессы жизни, в чем-то упростила их, а в чем-то, наоборот, из-за абсолютной обнаженности человека в Сети затруднила и усложнила путь соединения людей, отобрала право на загадочность, таинственность. Мне, конечно, страшно представить, что случится, когда Сеть каким-то образом разберется с тактильными вопросами и сможет заменить и их человеку, и тогда это приятное слово «близость» будет иметь какое-то совсем другое значение и энергообмен между людьми будет проходить исключительно через Сеть, как в недавнем фильме «Она», где у героя Хоакина Феникса возникает роман с операционной системой. Пусть это пока останется фантазией кинематографистов и писателей-фантастов, будем пока радоваться своей огромной потребности обниматься и целоваться, чувствовать тепло другого живого существа, ну и тому, что в нашей жизни есть Сеть, которая делает ее такой полной и интересной, открывает доступ почти к любым знаниям, помогает решать очень сложные, интимные вопросы, помогает нам лучше понять самих себя, дает нам практически все, но, к счастью, не Любовь. Чтобы почувствовать любовь, давайте наконец выключим компьютер, как бы страшно это ни звучало.

Подготовил