“Система Академии трещит по швам”

Не так давно пошли разговоры о якобы продаже здания Академии наук. Общество возмутилось. Неужели очередь за Академией? О судьбе здания, настоящем и будущем Национальной Академии наук размышляет известный ученый-литературовед, завкафедрой армянской литературы Русско-Армянского университета, профессор Азат Егиазарян.

Я долго работал в системе Академии и фриз с именами армянских ученых, писателей, деятелей культуры, которым украшен интерьер президиума, всегда перед глазами, так что от этих разговоров мне становится не по себе. Академия – это символ. Продавать, даже думать об этом – святотатство. А мысль о том, что нам не нужна фундаментальная наука? В корне неверно. Ну, скажите, как закрыть Бюраканскую обсерваторию? Мы не имеем права отказываться от фундаментальной науки – наш народ издревле глубоко чтил науку и ее людей. При этом я, как и многие другие, уверен, что сфера науки нуждается в коренной перестройке.

— Одна перестройка у всех на памяти…

— Начнем с того, что состояние науки в постсоветский период далеко не блестяще.

— Умы перевелись?

— Нет. Просто оказались в других странах. Отток умов. Здесь они учились – оказались там. Мы должны всеми способами пресечь это явление и дальнейшее падение престижа науки.

— Легко сказать.

— Надо просто глубоко разобраться в причинах. По моему мнению, в сфере организации науки накопились большие проблемы. У нас две организации в этой сфере: Госкомитет по науке и Академия. Насколько я могу судить, комитет работает довольно эффективно. Академия по традиции в центре всей научной системы. Академия создавалась в советское время, мы ею совершенно справедливо гордились. Однако после развала страны оказалось, что она реально не смогла найти свое место в новой системе отношений между государством и обществом. В советское время она была частью госмашины, которая ее всемерно поддерживала. Армянская академия была создана в 43-м, не в самое лучшее военное время, проблем было немало, но она играла огромную роль в нашем обществе. В независимой Армении Академия наук оказалась задвинутой в угол. Не по чьей-то злой воле…

— А как же иначе?

— Дело не только в том, что резко сократилось финансирование. Это очень плохо, но не только это. Структура АН оказалась неадекватной современной ситуации. Она, я думаю, исчерпала запас прочности. Давайте посмотрим, что такое Академия наук. Мы имеем академические институты, над ними президиум и отделения Академии. Выше всего находится Общее собрание АН, состоящее из академиков и член-корров. Обнаружить реальную связь между научными институтами, президиумом и Общим собранием трудно. Институты имеют свои планы, их финансирует Комитет, а президиум вроде бы по Уставу руководит институтами. Я девять лет был директором Института литературы и могу сказать, что президиум никак не влиял и не вмешивался в нашу работу. Честно говоря, я был этому рад, тем более что в президиуме не было литературоведа. Время от времени я отчитывался на президиуме и этим научное руководство ограничивалось.

— А сейчас разве не так?

— Сейчас нет финансирования со стороны президиума и институты сами делают свое дело. Ну что может гуманитариям сказать физик или математик, к которым я отношусь с огромным уважением. На моей памяти только один случай их дельного вмешательства в дела нашей «епархии». Это когда академик Сергей Амбарцумян предложил на юбилейных мероприятиях, посвященных 1000-летию Нарекаци, использовать музыку Шнитке. Попал в точку. Но это исключение. А что может посоветовать филолог в области точных наук?

— Каков ваш вывод?

— Я считаю, что институты не нуждаются в решениях президиума, раз существует Госкомитет по науке. Его кураторства, т.е. финансирования, вполне достаточно. Кто платит, тот и заказывает и слушает музыку.

— Какая может быть гарантия, что Госкомитет будет безгрешен в своих решениях?

-Конечно, везде, где есть человек, там есть и субъективность. Комитет, насколько могу судить, тоже ошибается и бывает несправедлив. Но ведь и на солнце… В любом случае это функционирующий механизм.

— Вы еще говорили об Общем собрании как о высшем органе…

— По мне это самый непонятный орган в деятельности Академии. В идеале там представлены крупнейшие ученые страны. В дни моей молодости мы, начинающие молодые сотрудники, гордились старшими коллегами, которые входили в Общее собрание. В последнее время, к большому сожалению, далеко не так. После каждых очередных выборов научная общественность недоумевает: наряду с весьма достойными учеными в составе Академии появляются и совсем непонятные люди.

— Как так?

— В механизме действуют своеобразные неписаные правила: выбирают не за научные заслуги, а за должность, человеческие качества и другие параметры. А предвыборная суета? Была смешная ситуация: в одном из отделений все твердо обещали своему коллеге, что проголосуют за него. В итоге завалили, получил ноль голосов. Так формально комплектуется высший орган Академии. Через каждые 4 года в научных учреждениях разворачивается бурная возня: кто будет выдвинут и избран. Механизм тот же. Побеждает тот, который умеет лучше организовать. Подобные выборы оказывают вредное воздействие на научную атмосферу. Хочу сказать и о том, о чем говорить не принято. Грызня в значительной мере обусловлена тем, что академикам и член-коррам государство выплачивает ежемесячный так называемый «гонорар».

— За что?

— Если бы за реальную научную продукцию, было бы прекрасно, но получается, что выплачивают за звание, приобретенное путем «хорошо организованных» выборов. Это абсурд. Для настоящей науки этот «гонорар» слишком мал, мизерная сумма. С одной стороны, нет денег, чтобы платить молодым ученым, с другой – платят за несуществующие труды и заслуги. Известны случаи, как в академики проходили с одной далеко не гениальной книгой или за несколько статей. В результате «гонорар» до конца жизни. И ощутимые льготы.

— Что вы предлагаете?

— Предлагаю руководству Академии во главе с президентом Радиком Мартиросяном найти в себе силы и разобраться со всем этим. Такую бессмысленную систему давно пора отменить. В последние годы руководство АН, в первую очередь президент, подвергается резкой критике. Она справедлива. Но нынешнее руководство – продукт нынешней академической системы. Надо изменить эту систему. Необходимо коренное обновление механизма. Сегодня в составе Академии около 120 человек — академиков и член-корров. Это слишком много для Армении, особенно если учесть реальные результаты работы академиков. Максимум для Армении — 30-40 человек. Настоящих ученых.

— Но как определить, кто настоящий, а кто нет? Кто будут судьи?

— Для этого существует наукометрия. К выборам надо допускать на основании объективных показателей работы ученого. Не скажу, что наукометрия — панацея, но все же апробированная в мире технология. Что касается научных институтов, то они должны работать самостоятельно, не исключаю, что Комитет должен будет их контролировать, чтобы знать, на что тратятся выделенные деньги. Есть и другой вариант: передать институты вузам. Идея не бесспорная, но достойная внимания.

— Что тогда останется Академии?

— Академия реально возьмет на себя функцию главного консультанта. Она должна пересмотреть свою деятельность, свою структуру. Выверить порядок выборов, чтобы исключить случайных людей. Что касается здания, то оно должно остаться как эпицентр развития научной мысли. Пусть не кажется, что то, о чем мы говорим, сугубо армянская проблема. Это характерно для многих академий наук бывшего Союза. То же происходит в России, обладающей огромным научным потенциалом и средствами. Но система Академии и там, и в Армении трещит по швам. И там она не может приспособиться к новым условиям – не выдерживает.

Беседовал