Сергей Бадюк: В Сирии практически все операторы-наводчики, все оружейники – армяне
Известный российский спортсмен — чемпион мира по армлифтингу, выпусник Академии ФСБ и Финансовой академии при президенте России в интервью «БИЗНЕС Online» рассказал, можно ли считать войну в Сирии оконченной, почему служба в православной церкви Алеппо ведется на арабском, как в Дейр-эз-Зоре люди ели траву, кто договаривается с «духами» о завершении войны и как он на поле боя встретил армянина Рафаэля.
— Война с террористами в Сирии близка к завершению. На ваш взгляд очевидца, действительно ли это так? И как давно вы начали ездить в Сирийскую Республику?
– Два года я уже езжу в Сирию и делаю это достаточно часто. За это время у меня накопилось командировок 8, наверное. При этом я выступаю в качестве волонтера и специального корреспондента информационного агентства Anna News, которое, как известно, специализируется на фронтовых репортажах из зоны боевых действий. Хотя я старался делать и тыловые репортажи о сирийском народе, о том, как он живет. Впрочем, когда в стране война, она ощущается буквально во всем.
– Я видел ваш замечательный репортаж о сирийском сапожнике. Насколько свободно вы общаетесь с сирийцами? Или чаще всего приходится прибегать к помощи переводчика?
– Да, в нашей группе есть переводчик, который помогает общаться по-арабски. Но при этом большое количество сирийцев старшего поколения очень хорошо говорит по-русски. Достаточно хорошо, чтобы друг друга понимать.
…Вообще, сирийцы очень мобильные и собранные. Вот бои прошли – смотришь, а через две-три недели уже все убрано. Сами здания, конечно, еще стоят разрушенными, но после того как по этой местности проходят саперы, туда начинают возвращаться хозяева, открываются магазины. Тот же сирийский сапожник, которому я посвятил репортаж, работал почти сразу после того, как закончились бои. Понятно: жить как-то надо, семью кормить надо, да и обувь надо чинить – и себе, и другим.
…Напряженность я почувствовал, пожалуй, единственный раз в Дейр-эз-Зоре. Наши журналисты работали в этом городе, когда он был полностью в окружении. Мы со своей съемочной группой зашли сразу после того, как город деблокировали – вместе с частями генерала Хасана Сухела (бригадный генерал сирийской правительственной армии, алавит, которого французская газета Le Monde считает одним из возможных преемников президента Асада. – Ред.). Там была повторная попытка перерубить дорогу, снова начались тяжелые бои. До линии соприкосновения от нас было всего 1,5 километра, и мы жили там чуть ли не две недели. Бои шли постоянно. Потом город очистили, слава Богу. И вот там единственный раз я почувствовал напряженность и настороженность в отношениях. Но я связываю это с тем, что люди пробыли три года в полной блокаде: в городе не было ни воды, ни еды, они ели траву. Это был ужас.
А вот совсем недавно, когда мы через Дейр-эз-Зор двигались на Абу-Кемаль, картина в городе значительно изменилась. На здешнем рынке полно людей, и они уже улыбаются. В городе даже появилось интернет-кафе: пусть там плохонький интернет, но он есть. А на рыночных прилавках появилось мясо, которого тут не было давно, – я сам помню, что первый раз в Дейр-эз-Зоре нам нечего было кушать, две недели мы неизвестно чем там питались, даже вспоминать об этом не хочется.
В остальном сирийцы очень дружелюбны. Когда ты говоришь «садык» (в переводе верный и преданный друг, надежный, искренний; в Сирии так нередко называют военнослужащих сирийской армии. – Ред.), тебя встречают, за стол сажают – в общем, действуют по всем законам восточного гостеприимства.
— А какова участь сирийских христиан? В САР православие представлено Антиохийской православной церковью и Армянской Апостольской Церковью; есть также католики, протестанты…
– По этому поводу существует много штампов. Честно говоря, я, когда телевизор смотрю, смеяться хочется. У нас появилось такое количество экспертов и критиков… Сели бы да поехали туда посмотреть своими глазами, прежде чем высказываться. Когда говорят о здешнем противостоянии суннитов и шиитов – это неправда. Когда говорят о противостоянии с христианами – это тоже неправда. Массовый исход христиан был из тех районов, которые принадлежали ДАИШ. Но ДАИШ не надо мешать ни с суннитами, ни с шиитами – это ваххабитское течение, последователи которого себя, по сути, ни к кому не причисляют. Они считают себя единственно правильными. Да, на тех территориях, которые принадлежали ДАИШ, ситуация с христианами была полный мрак. А в остальных районах, которые контролировала сирийская правительственная армия (я соприкасался с очень многими подразделениями, генерала Сухела я уже упоминал, плюс – ополчение, Mukhabarat), обстановка была совершенно иной. В каждом подразделении плечом к плечу – христиане, сунниты, шииты, друзы. То есть состав абсолютно интернациональный и многоконфессиональный.
Меня поразила одна встреча, когда шел тяжелый бой под Ханассером – нам позвонили, сказали, что идет боестолкновение с ДАИШ, и мы сразу туда выдвинулись. Засняли, бой потом утих, мы отошли на запасные позиции. Смотрю – у оператора-наводчика зенитной установки на груди крест. Я поразился, спрашиваю: «Тебя как зовут?» Он отвечает: «Рафаэль». «Какой Рафаэль?» «Я армянин». Я рассмеялся. Выяснилось, что у них практически все операторы-наводчики, все оружейники – армяне. Потом я снимал в Алеппо завод, который производил мины и боеприпасы для ополчения, – там все рабочие тоже были армяне. Когда шла война, от завода, где они работали, до линии соприкосновения были считанные метры. Можете себе представить? И все здешнее производство – на плечах армянской диаспоры.
Помню, в Алеппо мы пошли в ресторан – хороший ресторан, расположенный в армянском районе, – я поразился пестроте здешней публики. Вот сидит мусульманская семья, где все женщины – с закрытым лицом. Тут же сидят мусульманки с открытыми лицами, одеты достаточно модно, по-европейски, рядом – христианки. Все спокойно общаются. Когда я увидел там курящих женщин, я подумал, что мне мерещится. Мне говорят: «Нет, это у них нормально».
Вообще-то Сирия – очень светская страна, никакого фанатизма там раньше никогда не было, никто ничего не нагнетал и не накручивал. Когда в регион пришла запрещенная ДАИШ, она экспортировала сюда радикализм и фанатизм. Однако говорить, как это делают наши псевдоэксперты, что в Сирии шииты воюют с суннитами, категорически неправильно. Это бред. Воюют не сунниты с шиитами, а воюет радикальный ислам против всех остальных разновидностей ислама. Я, конечно, не религиовед, но я говорю о том, что видел своими глазами.
Сирия – абсолютно открытая и абсолютно нормальная страна. Рядом с мечетью нередко можно увидеть православную церковь. В Алеппо я заходил в очень мощную православную церковь, где хранятся мощи многих святых. Что можно сказать? Во-первых, служба идет на арабском языке! Аллаху ляя иляяхе… У меня даже запись этого есть. Я подошел к священнику и попросил на это разрешения. Он мне сказал: «Аллах – это Бог, мы не можем по-другому говорить». Мало того, и до войны, и во время ее, и после этот храм охраняла полиция, поскольку мощи, заключенные здесь, представляют огромную ценность.
У нас мало кто знает, но 90 процентов христиан в Сирии – это именно православные христиане. Многие службы ведутся на арамейском языке – на языке Христа, которому несколько тысяч лет! И все верующие очень радушны! Нас прекрасно принимали и в мечетях, и в православных храмах.
– Еще один миф, который распространен относительно Сирии: Асад якобы не популярен среди своего народа, потому что он алавит…
– Что такое алавит? Это просто одно из религиозных течений многообразного мусульманского мира. Как можно говорить о непопулярности Башара Асада, если в Сирии везде его фотографии? Причем сирийцы любят те фотографии, где он одет в военную форму, в стиле милитари, но при этом выглядит очень модно. Вообще, арабы – ребята очень модные. На передовую сирийский «садык» выходит как на светский раут: волосы уложены, побрит, одет чисто.
Конечно, мы этот момент – популярен Асад или не популярен – специально не отслеживали. Но, помните, у нас в России одно время была мода клеить на лобовое стекло автомобиля фотографии Сталина? Так вот, в Сирии также прикрепляют к лобовому стеклу фотографии Асада. Никто же не заставляет сирийцев этого делать. Для меня это показатель. Кстати, очень распространены снимки, на которых Асад запечатлен рядом с Владимиром Путиным. И тоже – военного стиля.
– Если посмотреть сегодня на карту Сирии, то можно увидеть, что, помимо «недобитков» ДАИШ, на территории САР еще остались Свободная армия Сирии, «Братья-мусульмане» и другие силы, воюющие с «режимом Асада». То есть до полного окончания гражданской войны все-таки еще далеко?
– Да, разные очаги сопротивления еще остались. Но самая страшная история была все-таки с ДАИШ – это понятно. Что касается других антиасадовских сил, то они, насколько я понимаю, в той или иной степени вовлекаются в переговорный процесс, потому что ведение настоящих полномасштабных военных влечет за собой тяжелые потери среди мирного населения. И сирийцы стараются, как могут, минимизировать эти потери. В Сирии у нас есть координационные центры, сотрудники которых ходят на переговоры с «духами», как мы их здесь называем. Да, ходят и реально договариваются! А что остается «духам»? Они же понимают, что в противном случае их сотрут. Я надеюсь, что всем хватит ума перевести противостояние в переговорное русло.
…В Сирии практически все надо восстанавливать или заново отстраивать. Хотя есть один тонкий момент – это дороги. Сирийские дороги не просто есть – они отличные! Даже если по этой территории прошли бои, дороги быстро восстанавливаются. Взять хотя бы «дорогу жизни», она же – «дорога смерти», ведущая в Алеппо. По ночам она контролировалась «духами», и пару раз мне довелось в ночное время ее проезжать. Скажу честно – не самые лучшие ощущения. Трасса была почти полностью разбита. Но когда я был там последний раз, картина изменилась: ставят опоры ЛЭП, тянут свет, ремонтируют дорожное полотно. То есть сирийцы очень быстро работают.
– А экономика там сохранилась как таковая?
– Конечно. Ходит местная валюта (фунт и лира. – Ред.), американский доллар под запретом, и за его использование может последовать суровое наказание. А так – магазины работают, рынки работают. Самое главное – сирийцам не надо мешать. Надо помочь вылечить нацию (огромное количество раненых, заболевших) и, конечно, содействовать в разминировании республики. Земля еще усеяна этими минами. А так — у них прекрасное сельское хозяйство. В том же Алеппо и его окрестностях до войны было 7 миллионов жителей – это огромный промышленный район с фабриками и заводами. Сейчас он восстанавливается. Более того, в Сирии по-прежнему большая доля платежеспособного населения. В Алеппо некоторые районы – это просто Париж, я их снимал. Есть дорогие рестораны, многие люди хорошо и дорого одеты, ездят на солидных автомобилях. Там, где перестают стрелять, сразу все восстанавливается – буквально на глазах. В этом плане для меня показателен Дейр-эз-Зор: я там пил какую-то сомнительную воду, после которой восстанавливался в Москве недели четыре. А сами сирийцы на этой воде жили три года. Помню, мы питались там сухим пайком, консервами, а поскольку там мусульманское население, то вместо привычной тушенки нам выдавали конину. Один из моих спутников отдал наш паек сирийским детям, а нам сказал: «Потерпим». И вот мы терпели, пили эту воду. Но и в Дейр-эз-Зоре все меняется. Просто людям нужен мир.
Валерий БЕРЕСНЕВ
(С сокращениями)
