«Пламенный» привет от мирных демонстрантов

ДАТЫ11/03/2022

События 1 марта 2008 года – пока еще незаживающая рана для армянского общества. Собственно, ей и не дают затянуться. Скоро мартовская трагедия и вовсе застынет памятником. Противостояние горячих поклонников Левона Тер-Петросяна и силовиков трактуется тенденциозно и более чем однобоко. Имя вдохновителя и автора сценария, по которому развивалось трагическое действо, не произносится. Его подстрекательская работа вообще забыта, зато постоянно слышны словосочетания «мирная акция», «мирный митинг» и подобные. Но тогда откуда у мирных граждан оказалось столько металлических прутьев, палок и камней.

Недавно главный национальный телеканал и словом не заикнулся о десятидневном палаточном городке «мирных» сограждан, которых подвигали на вооруженную декларацию «победы» Тер-Петросяна на президентских выборах. Но не все ереванцы потеряли память. Сегодня, по прошествии лет, гражданам Армении хотят доказать, что та победа Сержа Саргсяна — результат фальсификаций. Но разве Тер-Петросян был белый и пушистый? Тот самый первый президент, который надолго залег на дно, которого откровенно невзлюбили и имя которого стало нарицательным. А ведь это он стал раскалывать общество на «своих» и «карабахских» и т.д. Разве его 21,5 процентов голосов это абсолютно честные цифры? К большому сожалению, в оценке постсоветской истории Армении объективность и трезвая оценка фактов полностью изъяты из оборота. Это еще больше разделяет граждан на «своих» и «чужих», на «белых» и «черных», «хороших» и «плохих». Предлагаем отрывки из изданной в Москве автобиографической книги «Жизнь и свобода» экс-президента Армении Роберта Кочаряна, посвященные мартовским событиям 2008 года.

Попытка возвращения Тер-Петросяна

Летом 2007 года несколько представителей крупного бизнеса просили передать мне, что к ним обращались люди из окружения экс-президента с просьбами помочь Тер-Петросяну вернуться в политику.
Я удивился. Прошло почти десять лет с момента его отставки, и все это время Тер-Петросян отсутствовал на политической арене. Он жил затворником, занимался научной работой, писал книгу — кажется, про крестоносцев. Никакой политической деятельности не вел, ни во что не вмешивался и не проявлял ни малейшего интереса к политике. И вдруг ближе к осени, в конце августа, Тер-Петросян начал разъезжать по Армении и проводить встречи. Я не придал особого значения этим новостям — много работал и был слишком занят, чтобы задерживать на них внимание. Ну, разъезжает — и что? Не запретишь же первому президенту путешествовать по стране! Предпосылок к его возвращению я не видел, а предугадать, чем обернется и к каким последствиям приведет его внезапная активность, не мог.
21 сентября, в День независимости, Армянское общенациональное движение — партия, которая потеряла власть с моим приходом и все эти годы являлась оппозиционной, — собиралась отметить праздник в отеле «Армения Мариотт». На этой встрече соратников с заготовленным текстом выступил Тер-Петросян, и его речь оказалась громом среди ясного неба. Он обрушил на власти Армении поток гневных тирад, которые даже при большом желании нельзя назвать просто «критикой». Звучали резкие и грубые обвинения в адрес власти в целом, лично в мой адрес, а также в адрес карабахских армян — «карабахского клана», как он его назвал. В выражениях Тер-Петросян не стеснялся: обозвав существующую власть «криминальной», он заявил, что «страну разграбили», что «нынешняя власть хуже татаро-монгольского ига», что «при нынешнем руководстве Армения стала разбойничьим государством», и потребовал «прогнать карабахский клан, задушивший демократию в стране».
Выступление Тер-Петросяна было не просто неполиткорректным — оно было оскорбительным. Каждое его утверждение являлось клеветой, в каждом слове слышалась ненависть. Причем эти слова исходили из уст человека, молчавшего почти десятилетие, и звучали они на фоне небывалого экономического подъема, который тогда переживала Армения. Бывший президент, при власти которого экономика Армении сократилась в разы, с гневным выражением лица, не утруждая себя цифрами и фактами, обвинял в разграблении страны президента, в период работы которого ВВП Армении вырос в пять раз! Тот, кто после сфальсифицированных выборов 1996 года удержался в своем кресле через публичные избиения оппозиции и введение чрезвычайного положения, теперь вдруг заговорил о демократии? Безграничная степень лицемерия поражала!

Проржавевший инструмент
Cохраняя все тот же оскорбительный тон, Тер-Петросян объявил о своем намерении баллотироваться в президенты: «Я предлагаю себя в качестве инструмента, чтобы избавиться от этой разбойничьей клики… Моя цель — устранить их, а все остальное меня не интересует…»
На заявление, сделанное Тер-Петросяном, я ответил при первом же удобном случае — и ответил достаточно жестко. Специального повода для этого не искал: в то время, в годы строительного бума, каждую неделю сдавались в эксплуатацию по два-три крупных объекта. На одном из таких событий в Гюмри — на открытии аэропорта после капитального ремонта и модернизации — журналисты спросили меня: «Как вы относитесь к тому, что Тер-Петросян предлагает себя в качестве инструмента для избавления от “разбойничьей клики”?» Я ответил: «Я не встречал в своей жизни людей, пользующихся уважением в обществе, кто предлагал бы себя в качестве инструмента против другого. Никогда не думал, что президент может быть инструментом для пользования! К тому же любой инструмент после десятилетнего простоя ржавеет и морально устаревает, а изношенные и ржавые инструменты особым спросом не пользуются».
Мы опубликовали статистику и освежили в памяти людей все, что происходило в стране за последние десять лет. Показали в цифрах, как обстояли дела при Тер-Петросяне, в какой ситуации я принял эстафету и в какой — собираюсь сдавать. На Тер-Петросяне полностью лежал груз ответственности за падение экономики, за очень тяжелые зимы — 1992-1994 годов, за последствия энергетического кризиса, к которому привели не блокада и не война. Кризис был рукотворным. Он стал результатом закрытия атомной станции под прямым давлением АОДа. Их же усилиями, под экологическими лозунгами, закрылись и медно-молибденовый комбинат в Алаверди, и весь химический комплекс в Ванадзоре. Этим аодовцы фактически сломали хребет армянской экономики. На них же лежала ответственность за ваучерную приватизацию, разрушившую промышленность страны. Став премьер-министром в 1997 году, я получил в наследство бюджет в 300 миллионов долларов, который к 2007 году вырос до 1,5 миллиарда. Насколько же плотная оболочка ненависти окутывала Тер-Петросяна, если он не видел очевидного! Пришлось также напомнить людям о том, как в те годы страну потрясла серия политических убийств, организованных Вано Сирадегяном — бежавшим из страны бывшим министром ВД. Наивно полагать, что президент не знал о преступлениях своего ближайшего соратника.
Мне казалось, что первый руководитель государства должен играть в жизни страны совершенно иную роль, нежели та, на которую сделал столь неожиданную заявку Левон Тер-Петросян. Его участие в предвыборной борьбе под крайне радикальными лозунгами полностью размыло особый статус «первого президента».
***
Выборы состоялись 19 февраля 2008 года, и по их результатам на первом месте оказался Серж Саргсян, набравший чуть меньше 53 процентов, ему существенно уступил Тер-Петросян — 21,5 процента, а Артур Багдасарян стал третьим — 17,7 процента.

Палаточная оппозиция
А дальше начались совершенно непредсказуемые события. На следующий день после объявления результатов, т.е. 21 февраля Левон Тер-Петросян собрал митинг на Театральной площади, на котором отказался признать официальные итоги голосования. Он заявил, что выиграл выборы он, выиграл безоговорочно и является законно избранным президентом. После этого Тер-Петросян призвал своих сторонников не покидать площадь Свободы до тех пор, пока его победа не будет признана.
Начались непрекращающиеся несанкционированные митинги. Людей собиралось много, но все же не настолько, как пыталась представить оппозиция, называя совершенно фантастические цифры. При подсчете по фотографиям с крыши здания Оперы выяснилось, что на площади в среднем находятся 6000-7000 человек. Заметное для Еревана количество — около 15 000 — собралось только в первый день. Ночью в разбитом на площади палаточном городке оставалось всего человек пятьсот—шестьсот, утром народ снова подтягивался. С каждым днем лозунги у митингующих становились все более радикальными: «Здесь мы формируем наше правительство», «Мы выиграли эти выборы и двинемся на президентский дворец», «Настоящая власть не там, а здесь», «Я — избранный президент!» На площади постоянно играла бравурная музыка, своими силами организовывали концерты, где приплясывал и первый президент. С первого же дня было организовано питание для всех желающих, на которое сразу же подтянулись городские бомжи.
Все расходы покрывали бизнесмены, поддержавшие выборную кампанию не только морально, но и финансово. В число основных спонсоров входил Хачатур Сукиасян, один из самых богатых людей в Армении. Свое состояние он сделал еще при АОДе, был близок к Тер-Петросяну, и в случае победы ему обещали премьерское кресло.

“Ман-вел, Ман-вел…”
21 февраля ситуация приобрела несколько иной оборот: теперь в своих выступлениях на митингах Тер-Петросян выдвинул лозунг о начале кампании по деморализации госаппарата. Он объявил, что госслужащие и военные якобы переходят на сторону протестующих в массовом порядке, и призвал армию и правоохранительные органы последовать их примеру. Поначалу, перечисляя своих сторонников, Тер-Петросян сыпал именами чиновников среднего звена, а потом неожиданно заявил, что его «всенародное движение» поддержали некоторые генералы и дипломаты. Речь шла о заместителях министра обороны генералах Гагике Мелконяне и Манвеле Григоряне, причем Манвел был еще и председателем «Еркрапа», а также о нескольких послах Армении в разных странах и одном заместителе министра иностранных дел. Имена дипломатов меня не удивили: все они вышли из АОДа, один из них в свое время работал пресс-секретарем первого президента, другой — помощником председателя парламента. Они начали карьеру при АОДе и довольно успешно продолжили при мне. Но имена генералов, особенно Манвела, меня возмутили. Я не хотел этому верить! Как Манвел мог пойти на такое предательство после того, как мы вместе прошли долгий боевой путь? Мне сразу вспомнилась озадачившая меня встреча с ним незадолго до выборов.
В самом конце 1980-х он приехал в Карабах с добровольческим отрядом и оставался у нас всю войну. В 2000 году я назначил его заместителем министра обороны Армении и присвоил ему звание генерала. За пару месяцев до президентских выборов он попросил меня о встрече и сказал, что очень хотел бы поговорить со мной лично о выборах. Мы договорились увидеться в выходной, и Манвел приехал ко мне в Цахкадзор, где я останавливался в коттедже пансионата Армросгазпрома. Неожиданно для меня он заговорил о том, что решение сделать Сержа Саргсяна моим преемником — большая ошибка. Манвел настойчиво уговаривал меня поменять решение и пойти на выборы самому. Часа через полтора, раздраженный, я прервал встречу: сказал, что не принимаю его аргументы и все останется так, как есть.
В офисе «Еркрапа» собралось множество людей, в том числе вооруженных, и велись бурные споры о присоединении к митингующим на площади Свободы. Очевидно, что в мое отсутствие (я был в Москве на саммите СНГ) пролевоновская часть организации решила перетянуть на свою сторону всех остальных. Одновременно с этим на Театральной площади Тер-Петросян дирижировал толпой, которая скандировала: «Ман-вел, Ман-вел…» — видимо, чтобы добавить генералу решимости и подтолкнуть к действиям. Обстановка приобретала контуры военного переворота.
…Встреча с высшим командным составом утром 23 февраля оказалась недолгой и жесткой. Я предупредил, что не потерплю происходящего, и потребовал от военнослужащих — членов правления «Еркрапа» определиться: либо они немедленно выходят из организации, либо увольняются из армии. Потребовал у министра обороны принять меры, чтобы оградить армию от политических процессов. Поручил передать Манвелу, что к вечеру того же дня здание «Еркрапа» должно быть пустым. Если там останется кто-то, кроме одного сторожа, мы предпримем жесткие действия. Поручил подготовить указ о снятии с занимаемой должности Манвела Григоряна и предупредить его, чтобы он уезжал домой и чтобы я о нем больше ничего не слышал, пока ситуация не разрядится. Допустить дальнейшее существование полувоенной организации, которая стремилась стать джокером в политических процессах, я не мог.
К девяти вечера здание опустело. Манвел сказал всем, что хорошо меня знает: если я сказал, то точно сделаю. Посоветовал разойтись по домам, а сам уехал к себе в деревню и ни во что не вмешивался. Я помню, что вздохнул с облегчением. Манвела освободили с занимаемой должности 1 апреля.. Чуть позже и по тем же мотивам уволили из армии генерала Гагика Мелконяна. Сразу же после моего предупреждения, сделанного на совещании 23 февраля, из правления «Еркрапа» ушли все действующие военнослужащие. В тот же день моим указом был освобожден от своего поста примкнувший к оппозиции военный прокурор Гагик Джангирян. Он также лишился звания госсоветника юстиции. Другими указами я снял с занимаемых должностей и лишил дипломатической степени трех послов и заместителя министра иностранных дел.

Стояние на Театральной площади: риск провокаций…
Поскольку «стояние» продолжалось, я каждый день заслушивал доклады руководителей правоохранительных органов. Начальник полиции Айк Арутюнян сообщил, что в палаточном городке появилось много людей с криминальным прошлым и бомжей. Его это очень обеспокоило: поскольку полиция не знает, что происходит внутри палаток и есть ли там оружие, с каждым днем возрастает риск провокаций и чрезвычайных происшествий. Ночами холодно, люди пьют много алкоголя, возможны инциденты. Однако демонтаж палаток мог вызвать сопротивление и тогда пришлось бы применять силу, чего нам не хотелось.
В конце февраля глава службы безопасности Горик Акопян поддержал опасения полиции о возможности провокаций на Театральной площади. По его сведениям, к собравшимся присоединились — после закрытия их офиса — и недовольные из «Еркрапа». Акопян сообщил, что большинство из них вооружены, а протестующим они собираются раздать железные прутья и дубинки. Медлить дальше они считали опасным, и полиция сочла необходимым срочно провести обыски в палатках. Об этом мне доложили Айк Арутюнян и Горик Акопян, причем начальник полиции был уверен, что с людьми получится договориться и все пройдет без эксцессов.

Столкновение
Операцию по досмотру палаток полиция решила провести ранним утром 1 марта. Однако утром, когда внутренние войска приехали на площадь, оказалось, что их там ждали. Никто не спал, более того, людей на площади собралось раза в два больше, чем обычно. Многие из них держали в руках железные трубы и арматуру — митингующие явно знали о предстоящей операции и успели подготовиться к ней. Люди выглядели взбудораженными, крайне агрессивными и были настроены драться. Позже спецслужбы выяснили, что предупредил их о предстоящем обыске один из сотрудников полиции, подполковник Армен Никогосян, симпатизирующий Тер-Петросяну и владеющий информацией по долгу службы. Позже за этот поступок его осудили на два года. На суде он признал свою вину.
Постфактум, анализируя случившееся, я думаю, что полиции в той ситуации следовало воздержаться от любых действий и отменить операцию. Но руководивший операцией полицейский оказался человеком решительным и отменять ничего не стал. Он не сомневался, что действует строго по закону.
Прежде чем полиция успела объявить о целях операции, в нее из толпы полетели камни и арматура. Разговора явно не получилось. Используя щиты и дубинки, внутренним войскам пришлось вытеснить митингующих с площади. Тер-Петросяна, оказавшегося среди них, Гриша Саркисян эвакуировал домой. Вся операция длилась около часа. После того как люди разбежались, полицейские разобрали палатки. В окрестных кустах и на газоне нашли несколько гранат, три пистолета, много патронов, большое количество металлических прутьев и «ежей», а также коробки с таблетками и растворами. Видимо, владельцы этого арсенала испугались, что попадут под статью о незаконном хранении, и просто выбросили его.
Площадь была расчищена. Оружия оказалось гораздо меньше, чем ожидали спецслужбы. По их объяснениям, из-за утечки информации его наверняка успели вывезти. В ходе столкновений телесные повреждения получили тридцать четыре человека — солдаты ВВ и полицейские, в основном от ударов арматурой и металлическими прутьями. Сколь-либо серьезно пострадавших в результате этих действий не оказалось.

Арматура, «ежи», камни
Cиловой разгон митингующих спровоцировал мобилизацию сторонников Тер-Петросяна, люди стали собираться уже на другой площади, перед мэрией и французским посольством. Поползли слухи о множестве погибших во время утренней ликвидации палаточного городка. Начался митинг. Уровень агрессии постепенно нарастал — нашлись люди, умеющие возбуждать толпу и раскачивать ее эмоционально. Около полудня члены штаба Тер-Петросяна стали координировать и осознанно направлять действия собравшихся. По их команде двумя троллейбусами перекрыли дороги, ведущие к площади. Ораторы, выступающие на митинге, обратились к людям с призывами свергнуть власть. Начались выкрики о том, что пора браться за оружие, идти на Баграмяна, 26 и штурмовать здание президентской резиденции. Митингующие скандировали: «Левон — президент, Артур — предатель», имея в виду заявление Артура о сотрудничестве с властями.
Примерно около двух часов дня при участии омбудсмена полиция договаривается с собравшимися перед мэрией о продолжении митинга либо у Республиканского стадиона, либо у Матенадарана. Несколько лидеров оппозиции пытаются увести людей, и часть толпы действительно начинает двигаться с площади. Ближе к трем, после переговоров с участием Давида Шахназаряна и Хачатура Сукиасяна, кордон полиции, разделяющий две группы митингующих, снят: достигнуто соглашение о готовности полиции сопроводить протестующих к Матенадарану. Давид Шахназарян от имени Левона призывает людей направляться к стадиону. Но радикальная часть толпы требует инструкций лично от Тер-Петросяна. Кто-то едет к Тер-Петросяну домой, остальные демонстранты остаются на площади ждать их возвращения.
Полицейские по-прежнему пытаются уговаривать людей: «Как же так, братцы? Мы же договорились!» Их поддерживает Хачатур Сукиасян, который обращается к толпе: «Пожалуйста, хотите митинг — идите на Матенадаран». Ему вторит Давид Шахназарян, свояк первого президента.
Эмиссары Тер-Петросяна, ссылаясь на его распоряжения, приказывают всем оставаться на площади у посольства, строить баррикады и подручными средствами оказывать сопротивление силам правопорядка. Митингующие захватывают и сжигают два полицейских уазика, избив самих полицейских и похитив их табельное оружие; затем нападают на прибывшую к горящим уазикам пожарную машину. Бросаются избивать полицейского, дежурящего у входа в мэрию, — депутат от партии «Наследие» Армен Мартиросян, вставший на его защиту, получает ножевое ранение. Словом, несколько тысяч отнюдь не мирных человек буянят в центре столицы Армении, и единственный, кто еще может попытаться остановить вакханалию, — это Тер-Петросян.
Однако Тер-Петросян останавливать никого не собирался. Он не принял даже Католикоса, приехавшего к нему домой с миротворческой миссией. Перед тем как направиться туда, Католикос позвонил мне и сказал, что сильно обеспокоен происходящим, хочет встретиться с Тер-Петросяном и поговорить с ним о том, как можно успокоить ситуацию.
Позднее Тер-Петросян пытался найти себе оправдания, утверждая, что находился под домашним арестом. Это было неправдой, его никто не арестовывал. На площади перед мэрией Тер-Петросян отсутствовал по собственному решению. Вероятнее всего, он просто побоялся попасть в непростую ситуацию: на площади уже жгли машины и строили баррикады. Успокаивать людей не входило в его планы, но и возглавлять бунт он не стремился. Поэтому версия домашнего ареста стала наиболее удобной. Вроде бы «рвался к своим сторонникам… но не смог — не пустили». Давать распоряжения по телефону из дома было куда безопаснее.

Указ о чрезвычайном положении
События разворачивались очень быстро. Доклады, которые я регулярно получал от руководителей службы безопасности и полиции, становились все более противоречивыми. К четырем часам дня стало очевидно, что полиция явно не справляется, ситуация выходит из-под контроля и для ее разрешения потребуются радикальные меры. Я впервые подумал, что, возможно, придется вводить чрезвычайное положение. По Конституции, чрезвычайное положение мог ввести президент по согласованию с председателем парламента и премьер-министром. Я сразу поставил в известность Тиграна Торосяна, спикера парламента, и Сержа Саргсяна о возможном введении ЧП, если ситуацию не удастся взять под контроль, и поручил предупредить правоохранительные органы.
К вечеру площадь перед мэрией больше напоминала лагерь вооруженных повстанцев, нежели собрание мирных борцов за идею. Счет сожженных машин шел уже на десятки. Ораторы в своих воинственных выступлениях призывали народ к восстанию.
Когда внутренние войска, используя щиты и дубинки, попытались оттеснить собравшуюся толпу от мэрии, чтобы освободить заблокированный вход, они встретили яростное сопротивление. Митингующие были вооружены не только трубами и арматурой: когда разгоряченная толпа бросилась на оцепление, в полицейских полетели гранаты, взрывные устройства и «коктейли Молотова».
Взрывом одной из гранат был смертельно ранен капитан внутренних войск. Атакующие прорвали полицейский кордон, и все смешалось: полиция, внутренние войска, демонстранты. Зазвучали выстрелы, и в этом хаосе было уже не разобрать, кто в кого стрелял, кто нападал, кто оборонялся. Полиция отступала, неуправляемая толпа двинулась дальше по улице, продолжая бесчинствовать.
Дальше ждать было просто недопустимо. Я еще раз созвонился с Тиграном и Сержем и, получив их согласие, подписал указ о введении чрезвычайного положения в Ереване сроком на двадцать дней. Обязанность обеспечивать режим была возложена на полицию и Министерство обороны. Я сразу же выступил с обращением к народу и провел пресс-конференцию.
Беспорядки продолжались примерно до двух часов ночи… Рано утром я побывал на площади и примыкающей к ней улице, где происходили столкновения. Оттуда сразу же поехал в госпиталь, где лежали несколько десятков раненых военнослужащих. Это были совсем молодые ребята, большинство — солдаты срочной службы, в основном с осколочными ранениями. Ребята говорили, что не ожидали нападения, жестокость толпы их поразила, они не понимали, как такое могло случиться.

Расследование и причины трагедии
Всего в результате массовых беспорядков в Ереване погибли десять человек, двое из которых — полицейские, а всего пострадали более ста тридцати человек. Толпа сожгла и превратила в груду искореженного металла более девяноста транспортных средств, из них сорок шесть принадлежали полиции, двадцать семь единиц общественного транспорта и девятнадцать — личных автомобилей граждан. Двенадцать магазинов были полностью разграблены.
Уже в ходе следствия стали понятны детали: основное столкновение, в ходе которого погибли люди, произошло на том самом участке возле мэрии, где толпа бросилась на полицию и, пробив полицейский кордон, пошла вверх по улице, круша все на своем пути. Там, где все перемешалось. Там, где громили магазины и жгли машины. Именно в этом месте погибли все десять человек: и полицейские, и гражданские.
Все убитые гражданские оказались абсолютно неполитизированными людьми, пострадавшими случайно, по трагическому стечению обстоятельств, — и это говорит о непреднамеренном характере происшедшего. Восстановить, отследить по камерам, кто в кого стрелял, было невозможно — в те годы на улицах камеры встречались очень редко, а на том участке они вообще отсутствовали. Экспертиза пулевых ранений установила, что ни одна пуля не была выпущена из штатного оружия полицейских или военных. Это обстоятельство вызвало много кривотолков и сомнений в полноте проведенного расследования. Хотя стрелять мог кто угодно: в Армении после карабахской войны на руках все еще оставалось много оружия. Стрелять могли граждане, защищавшие свое имущество от мародеров. Владельцы машин, пострадавших от нападения, могли иметь оружие и применить его, защищая себя и своих близких от агрессивной толпы. И конечно, те люди, от рук которых погибли двое полицейских. Но все это лишь предположения.
Много разговоров велось о том, кто отдал команду стрелять. Но там, где погибли все жертвы трагедии, сложилась абсолютно неуправляемая ситуация, не поддающаяся никакому контролю извне. Происходившее скорее походило на большую стихийную уличную драку — никаких централизованных команд там не было и быть не могло.
То, что случилось 1 марта, выявило неготовность наших сил правопорядка к такому сценарию и к тем действиям, которых он потребовал. Конечно, сказалась и усталость внутренних войск, укомплектованных солдатами-срочниками — они уже десять дней бессменно несли службу. К тому же не имели должного опыта использования спецсредств. Все, что у них имелось, — это безнадежно устаревшие шумовые гранаты да огромные ружья с длинными стволами для стрельбы контейнерами со слезоточивым газом. На Западе уже давно применяли ружья нового поколения, короткоствольные, стреляющие в воздух по траектории, которая обеспечивает низкую начальную скорость полета контейнера со слезоточивым газом. Такие современные спецcредства гарантируют максимальную безопасность их применения. А у нас при использовании спецсредств три человека погибли!
По итогам расследования сто пятьдесят два человека получили обвинения в организации массовых беспорядков, повлекших гибель людей. В суд отправили девяносто три уголовных дела, по которым проходили сто шестнадцать граждан. Шестьдесят три человека получили различные тюремные сроки. У некоторых из них эта судимость стала далеко не первой. Следствие велось долго, события пришлось восстанавливать по крупицам, поэтому основные следственные действия и все судебные процессы проходили уже после окончания моего президентства.
Трагические события 1 марта стали апогеем многомесячной кампании Тер-Петросяна по максимальной поляризации и радикализации армянского общества. Целенаправленное манипулирование настроениями толпы, интенсивное нагнетание атмосферы ненависти прорвались наружу необузданной и разрушительной энергией разъяренной толпы. Психологические раны в обществе, вызванные этой трагедией, спустя десять лет все еще дают о себе знать. Политики должны нести ответственность не только за то, что делают сами, но и за действия, к которым они побуждают своих сторонников.
Спустя годы после трагедии можно сколько угодно рассуждать о том, можно ли было обойтись без жертв? Цепочка состояла из множества элементов, и изменение любого из них повлияло бы на ход событий. Не думаю, что удалось бы полностью избежать столкновения, но пострадавших могло быть гораздо меньше, а погибших — не быть совсем. Однако произошло то, что произошло, и из трагедии прошлого в первую очередь надо делать правильные выводы — ради будущего.