Перец вместо щепотки чая: какое место чувственность занимает в армянском языке

Нынешняя политическая реальность в Армении влияет на звучание армянского языка, считает автор, приводя сравнительные данные о музыкальности и плавности разных языков.

Тридцать девять букв армянского алфавита содержат тридцать шесть звуков, и в этом одна из особенностей армянского языка. Примем за данность. Вторая данность: в первой десятке списка самых сексуальных языков мира армянский, тем не менее, не значится. Здесь первенство за итальянским, за ним следуют португальский, французский, а на четвертом месте оказался русский.

Таково заключение лингвистов, представленное влиятельной немецкой газетой Die Welt. Правда, если оценивать армянский язык с точки зрения применения в политическом обиходе, то сегодня мы впереди планеты всей, но эта сторона дела Die Welt не интересовала, еженедельник отдал предпочтение чувственности.

Каковы критерии, по которым определяли победителя? Исследователи замеряли частоту пульса в состоянии покоя у взрослых «подопытных» обоего пола, после чего им давали послушать записи фраз, словосочетаний, выражений, используемых обычно для признания в любви или просто флирта. И вот тут, в зависимости от того, насколько и у кого убыстрялся пульс, делали вывод о сексуальной привлекательности того или иного языка.

Надо ли объяснять, что если кто-то тянется к кому-то, то и сердце у него бьется быстрее (в среднем на 25%). У итальянцев, получается, оно бьется быстрее всех. Это, по части лирики, но и фонетику никто не отменял.

Из комментария языковеда и переводчика Александры Стеванович для газеты «Вечерний Нью-Йорк»:

«Слова в таких языках, как итальянский, строятся по следующей схеме: «согласная-гласная». Каждый слог кончается гласным звуком. Для человеческого уха это звучит музыкально, и поэтому язык автоматически воспринимается как привлекательный».

Стало быть, все зависит от окончания слога гласным звуком? То есть, итальянское ti amo обладает большей притягательной силой, чем армянское «сирум ем» (люблю) только потому, что в первом случае слово оканчивается на гласном, а во втором на согласном звуке? Получается, проигрываем. Но не будем унывать.

«…Этими буквами можно подковывать живых коней… Или буквы эти стоило бы вытесывать из камня, потому что камень в Армении столь же естествен, как и алфавит, и плавность и твердость армянской буквы не противоречат камню.

И так же точно подобна армянская буква своим верхним изгибом плечу древней армянской церкви или ее своду, как есть эта линия и в очертаниях ее гор, как подобны они, в свою очередь, линиям женской груди, настолько всеобще для армянского языка это удивительное сочетание твердости и мягкости, жесткости и плавности, мужественности и женственности – и в пейзаже и в воздухе, и в строениях и в людях, и в алфавите и в речи».

Это – Андрей Битов, автор непревзойденных «Уроков Армении».

О рейтинге чувственности армянского у него ни слова, наука языкознание в те времена такие показания не замеряла, а писатели находили другие способы найти и подчеркнуть достоинства чужестранной речи.

Осип Мандельштам, например:

«Армянский язык – неизнашиваемый – каменные сапоги. Ну, конечно, толстостенное слово, прослойки воздуха в полугласных. Но разве все очарованье в этом? Нет! Откуда же тяга? Как объяснить? Осмыслить?

Я испытал радость произносить звуки, запрещенные для русских уст, тайные, отверженные и, может, даже – на какой-то глубине постыдные.

Был пресный кипяток в жестяном чайнике, и вдруг в него бросили щепотку чудного черного чая. Так было у меня с армянским языком».

Мнение мастера поэтического слова высшей квалификации. Прислушаемся.

Сегодня немного другое. Сегодня, если спросить меня, в наш чайник брошена горсть горького перца с горчицей напополам, после чего язык, теряя (хорошо бы на время) всю свою прелесть, стал приобретать шершавость политического плаката. Филология уступила политологии.

Послушайте речи выступающих на площадях, улицах Еревана, с трибуны Национального Собрания Армении – очарованье слов, подмеченное Осипом Мандельштамом, нам только снится.

А вот еще один показатель чувственности языка – его музыкальность. Немецкий, к примеру, звучит слишком жестко, голландский – тоже. Японский, хинди, китайский, как считают исследователи из Die Welt, большинством носителей романских и индогерманских языков воспринимаются как чужеродные и потому кажутся им менее приятными.

Армянский же, независимо ни от чего, армянам кажется самым обаятельным и привлекательным. Могло ли быть иначе?

И наконец, низкие и хрипловатые голоса, оказалось, воспринимаются как весьма соблазнительные, а некоторые языки, прежде всего богатые гласными звуками, этот эффект только усиливают.

…Гласных в армянском – шесть, в русском – десять, у романтичных и любвеобильных итальянцев – пять. Больше всего звуков (фонем) у народа, проживающего в африканской Ботсване – сто двенадцать фонем. Меньше всего гласных (две) – в абхазском.

Сколько разных звуков может быть в языке? Тут есть минимальные границы и максимальные параметры. Минимальное количество звуков – это примерно пятнадцать. Такие примеры существуют в некоторых языках Океании, в гавайском языке, где очень мало гласных и согласных, особенно согласных. Но слова в таких языках немного длиннее, утверждает доктор филологических наук, профессор МГУ Владимир Плунгян.

И, все-таки, во всех случаях и на всех языках мира, независимо от количества букв, гласных-согласных и даже дифтонгов, самое главное не то, как люди говорят, а что они говорят.