«Мимино» закончился

15 января — в Тбилиси  умер  замечательный актер, певец и режиссер Вахтанг Кикабидзе. 
Вместо некролога Вахтангу Кикабидзе.

«Мимино» — это самый советский фильм. Это не грузинское кино, не российское кино — это советское кино. Причем гениальное. Это, наверное, самый советский фильм за всю историю советского кино. Не «Кубанские казаки», не «Коммунист», даже не «Служебный роман» — именно Мимино.
Я не знаю фильма, который бы лучше «Мимино» доносил нехитрую истину, что все мы — люди. Существа одной крови. Проще говоря, я не знаю другого такого фильма, в котором идея интернационализма была бы столь естественна, органична и ненатужна. 

Недавно пересматривал, в очередной раз в этом убедился. Там даже «грузинские» эпизоды, которые тогда воспринимались жуткой экзотикой — тотально, предельно советские. При случае обратите внимание, когда герои говорят на грузинском и когда на русский переходят — одно это стоит пары докторских диссертаций по социологии. Лучшего слепка с того общества не сделал никто. Рязанов в Служебном романе очень точен, но все-таки слишком универсален, слишком «общечеловечен». Его история могла произойти где угодно, данелиевская — только в СССР. 
И очень показательно, что от мира, показанного в Мимино, не осталось ничего — вообще. Даже гостиницы «Россия», где жили летчик-эндокринолог и фальшивый профессор Хачикян. Остались разве что грузинские старики в горах, да эйфория летчиков в небе, но это вещи из середины сути смысла жизни, от них так просто не отвяжешься. 
А больше — ничего. Ни «Сулико» в репертуаре кабацких лабухов, ни самих лабухов, ни танцев в ресторанах, ни кепок-аэродромов, ни пунктов междугородней телефонной связи, ни шапок из газеты, ни самих газет уже практически. 

И даже выданная Рубику модель 26Б с офигительной гидравликой, она же КрАЗ-256Б, снята с производства еще в 1993 г. и больше не выпускается.


Мир моего детства и юности к реальности имеет примерно такое же отношение, что и сериал «Игра престолов». И это, к сожалению, нормально. 
Это раньше в эпоху сотни поколений укладывались, сейчас все так ускорилось, что за одну жизнь может смениться несколько эпох. Вокруг меня вот уже третий мир меняется, постепенно начинаю привыкать.
 Все равно злиться глупо, это процессы тектонические, не по наши муравьиные масштабы. «Надо благодарно принимать», да. Все остальное глупая суета и зряшный перевод нервов.

А останется только то, что говорит о самом важном и глубоком. О том, что не меняется даже с изменением мира. Для автора «Мимино» тезис «все люди — братья» на внутреннем ощущении располагается где-то между «2+2=4» и «Волга впадает в Каспийское море». И это тоже, к сожалению, ушло. И только иногда, посмотрев старый фильм, мы вспоминаем, что жить можно и по-другому.
 Вадим Нестеров
 

***
Буба Кикабидзе и Фрунзик Мкртчян 

Во многих своих интервью и воспоминаниях Кикабидзе в обязательном порядке вспоминает о своем друге и коллеге по съемочной площадке – Фрунзике Мкртчяне. Кстати, за работу над фильмом  «Мимино», который только в 1978 году  посмотрели 24,4 млн человек,  Георгий Данелия, Вахтанг Кикабидзе и Фрунзик Мкртчян получили Государственную премию СССР.

Кикабидзе и Мкртчян познакомились на съемках фильма «Не горюй!». «Меня удивило, что у него такие грустные глаза. Я же еще не знал его историю, а роль, в общем, смешная была. Это уже потом понял: он просто очень талантливый человек и играл замечательно то, что ему давали, а думал, видимо о своем невеселом», — часто вспоминал Кикабидзе.

Он лишь гораздо позже узнал о трагических ударах судьбы, которые раз за разом обрушивались на великого армянского актера. «Это потом я узнал, что у него очень тяжелая жизнь была, что такие драмы происходили: одна жена умерла, вторая умерла, дочь умерла, сын погиб, все… Он после съемки исчезал. Куда он ходил, что он делал, мы ничего не знали. Пьяным я его не видел, утром приходил трезвый на съемку. Но, уже когда мы подружились, я понял, что он пьет. С горя».
Грузинский артист говорил, что его друг очень гордился тем, что он армянин. Он рассказывал один случай, который произошел во время съемок картины «Не горюй!». Когда снимали сцену в соборе в Мцхета, Фрунзик, увидев на храме надпись на древнегрузинском, нашел в ней сходство с армянской письменностью и пошутил, что «и эту церковь тоже армяне построили!?». Вахтанг вспоминает: «Я говорю: «Как армяне построили?» Понимаете, он купил меня! И с тех пор я все время думал, как же мне ответить ему тем же. И вот снимаем мы сцену «Мимино» в ресторане, живем в гостинице «Россия». А там почему-то телефоны в гостинице стояли на подоконниках. Ты здесь лежишь, а к телефону надо бежать. Я на четыре утра поставил будильник и позвонил ему. Слышу в трубке его испуганный голос. Я говорю: «Фрунзик, извини, что я тебе звоню. Просто сейчас я такую передачу про армян слышал по «Голосу Америки». Не могу тебе не сказать. Оказывается, в Армении археологи нашли камень с надписью «500 лет армянскому комсомолу!» И я начал хохотать. А он молчит. Я говорю ему: «Ты почему не смеешься?» — А он отвечает: «А эти археологи не могли этот камень найти через 3-4 часа, чтобы я мог выспаться!?»Так мы валяли дурака. Кино есть кино!».

Издания часто упоминают, что в доме Вахтанга Кикабидзе развернута целая выставка. Здесь вывешены афиши, картины, выставлены статуэтки, большая коллекция собранных по всему миру масок. Среди экспонатов выделяется изготовленный из дерева большой нос. «Это копия носа моего друга Фрунзика Мкртчяна, – пояснил хозяин дома. – По-другому его еще называют – главный нос Армении». А порой он и импровизирует по этому поводу: «В прошлом году ко мне приехали молодые журналисты из Еревана — симпатичные очень ребята. Взяли интервью и сказали: «Мы привезли вам нос Фрунзика»… Я удивился: «Какой нос?». — «Деревянный — когда на него смотришь, будто видишь актера Мкртчяна целиком: один в один по размеру, да по всему…».

При этом армянский комик никогда не страдал пресловутым комплексом неполноценности. Вполне философски он относился к тому, что многие подтрунивали над величиной его носа. «Еще сызмальства я больше задумывался не над тем, почему у меня нос массивный, — говорил шутя Фрунзик Мкртчян, — а у других носы такие маленькие». Комик так объяснял происхождение “национального достояния”: «Когда Бог раздавал народам носы, спрашивал у людей, какой формы они хотели иметь орган обоняния. Русский пожелал такой, чтоб рюмку не мешал опрокидывать. Грузин — как Кавказские горы. Армянин спросил: «А почем?» Когда Господь ответил, что бесплатно, армянин произнес: «Тогда как можно больше!»

Кикабидзе вспоминал: «Будучи в Ереване, мы с Арчилом Гомиашвили как-то пошли на спектакль. Фрунзик играл Сирано, и ему ничего не надо было клеить: у него был прекрасный родной нос, но весь монолог он закончил секунд за 17, по-моему. Потом уже, когда ехали ужинать, я спросил: «Фрунз, а почему вы так классику сократили?». Он выразительно на меня посмотрел: «Буба-джан, какому армянину приятно, когда очень долго про его большой нос говорят?»…

Кикабидзе рассказывал и о том, как в 81-м в Тбилиси отмечали 60-летие образования Грузинской ССР и в Большом зале филармонии проходил праздничный концерт при полном бомонде. «В конце представления перед зрителями появился Фрунзик. На сцене к тому времени за столами находились деятели искусства республик, причем в национальных костюмах. Фрунз, двигаясь по сцене с тортом в руке, спрашивал: «Вы моего друга Валико не видели, летчика?» Вскоре объявился и я — мы обнялись.
Фрунз положил на мое плечо руку и спрашивает не по тексту сценария: «Валик-джан, а что за люди здесь находятся, это хорошие люди?» И чувствую, как его рука сильно затряслась на моем плече. Получилось, что вопрос коснулся не только находившихся на сцене гостей, но и людей в правительственной ложе. А там сидели генсек Леонид Брежнев, приехавший на юбилейные торжества в Грузию, Эдуард Шеварднадзе, другие высокопоставленные деятели советского государства. Но, к счастью, пронесло. Я ответил, что да, это хорошие люди», — с улыбкой завершил свой рассказ грузинский актер.
Он часто с улыбкой вспоминал и о том, как однажды тбилисские гаишники остановили автомобиль Фрунзика Мкртчяна на Красном мосту —  на границе Грузии, Азербайджана и Армении. Актер после спектаклей в Тбилиси возвращался домой в Ереван. Фрунзик Мкртчян вышел из машины, чтобы показать свое лицо. Сотрудники ГАИ сделали вид, что не узнают и потребовали права. Заглянув в водительское удостоверение, попросили пройти с ними. Пришлось согласиться, сердце тревожно забилось. Когда гаишники провели “задержанного” под мост, перед ними открылась такая картина: на поляне был накрыт грузинский стол, за которым расположились друзья Фрунзика Мкртчяна — актеры Тбилисского драматического театра имени Руставели. Они встали, держа в руках бокалы с золотистым кахетинским, и над Курой затянули песню: «Ов, сирун, сирун, инчу мотецар, Сртыс гахтнике инчу имацар…»

Еще один случай произошел во время съемок «Мимино». По словам Кикабидзе, Мкртчян блестяще импровизировал: «Сначала я думал, что его текст прописан в сценарии, а потом оказывалось, что это он сам сочинил в кадре. Когда снимали эпизод нашего танца в ресторане гостиницы «Россия», мы были прилично навеселе. А тут еще земляки Мкртчяна подзадорили его перед танцем: «Фрунзик, покажи, что армяне лучше танцуют, чем грузины. Сядь на шпагат и возьми платок с пола!» На репетиции Мкртчян совершенно спокойно проделывал этот трюк, но на съемках его заклинило. Сказался алкоголь. Режиссер Георгий Данелия начал отговаривать Фрунзика: «Не нужен тебе этот шпагат!» Мкртчян завелся: «Как это не нужен? Что, грузины хорошо танцуют, а армяне — нет?» Видя, что уговоры не действуют, Данелия попросил меня: «Когда Фрунзик будет садиться на шпагат за платком, подхвати его с пола». Так я и сделал. Фрунзик еще долго возмущался после съемок.  Ему было неудобно перед земляками».

По материалам СМИ

***

Двадцать лет назад в Тбилиси открыли памятник  фильму «Мимино». Вахтанг Кикабидзе сказал на открытии: «Памятник установили именно на то месте, где он и должен быть – в старом тбилисском районе Авлабари. Я счастлив, что сегодня собралось столько людей. Я вас всех люблю. К большому несчастью, Евгения Леонова и Фрунзика Мкртчяна уже нет в живых… Да благословит вас Бог». Спустя восемь лет он попрощался навек со своим режиссером.  «Я, наверное, буду уходить», — сообщил Георгий Данелия своему другу Вахтангу Кикабидзе в последнем разговоре, который состоялся за пару месяцев до смерти режиссера.  «Николаевич, мы же договаривались вместе уходить», — сказал Кикабидзе. А Данелия: «Я же на восемь лет старше тебя. Я первый уйду. А когда ты придешь и будешь идти через ворота святого Петра, я с правой стороны буду с удочками тебя ждать».