“Мы, наверное, единственный театр в странах СНГ, который работает не для русского зрителя”

Культура30/11/2021

В Русском драматическом театре им. К.Станиславского состоялся вечер, посвященный 85-летию выдающегося деятеля армянской культуры, народного артиста Армении, художественного руководителя театра Александра Григоряна. Его не стало четыре года назад.

Александр Самсонович родился в 1936 году в Баку, любовь к театру ему привила мать. Одним из «курьезов» в творческой жизни Григоряна можно считать то, что в 1956 году на экзаменах в Московский театральный институт, на курс Андрея Гончарова, он провалился. В дальнейшем Григорян откровенно признался: «Срезался на Достоевском, о котором я тогда понятия не имел. Гончаров меня честно срезал…». Однако это не помешало ему через шесть лет стать самым молодым главным режиссером в Союзе: после окончания мастерской Леонида Вивьена в Ленинградском институте театра, музыки и кинематографии Александр получил назначение на престижную должность главрежа Смоленского областного театра. Через три года его пригласили в Ереван, в театр имени Станиславского, где он успешно проработал более полувека. В 2000 году бессменный худрук ереванского театра был удостоен Международной премии Станиславского в номинации «За развитие традиций русской классики на зарубежной сцене». Только на ереванской сцене он поставил более сотни спектаклей. Помимо этого известны его постановки в театрах Москвы и Санкт-Петербурга, Кишинева и Одессы, а также Венгрии, Румынии, Словакии, Польши…

Из интервью Александра Григоряна корр. “НВ”. Оно возрващает нас в не менее сложные, лихие 90-е годы.


Александр Григорян, или как его называли близкие и не очень, Саша, был красивым, обаятельным и добропорядочным человеком. Сказать, что его любили — значит ничего не сказать. Его любили коллеги, друзья, просто знакомые и, главное, зритель. Вся атмосфера театра была насквозь пропитана незаурядной аурой Александра Самсоновича. Хотелось бы, чтобы традиции, заложенные мастером, его страсть и живое дыхание сохранились бы в театре Станиславского.


Предлагаем вниманию читателей фрагменты из интервью Александра Григоряна.

Героиня говорит «мне жарко», а изо рта идет пар


Я буду добиваться, чтобы это понятие перестало быть исключительно ленинградским, а стало бы, увы, и армянским. Потому что это блокада, о которой никто не знает, — мы не сумели должным образом рассказать об этом, донести всему миру.


Конечно, эти годы и дни самые запоминающиеся, потому что вдохновение, с которым жил народ, ни с чем не сравнить. Представьте себе 91-92 годы: это очереди за хлебом, керосином, бензином и полное отсутствие культурного понимания. Что же произошло? А случилось следующее: мы, Армения и Карабах, попали фактически в блокаду, причем со всех сторон: экономическую, политическую, культурную, нравственную, связанную с отсутствием информации, которая бы питала население. Приведу фантастический пример, связанный с театром. В какой-то момент на премьере спектакля «Французские штучки», на которой присутствовали американский посол и посол России Ступишин, за полчаса до окончания выключился свет. Премьера — вырубается свет — полная темнота! Но не тут-то было: армяне уже привыкли к таким веерным отключениям света, хотя в театре это было впервые. Шум в зале, я в темноте: в одной руке — керосиновая лампа, в другой — свечка. Вышел и начал успокаивать зрителей: давайте я вам расскажу финал, мало осталось — тем более он запутанный. Зрители завопили и вынули все, что у них было — фонарики, свечки, спички. Посол Ступишин достал мощный фонарик неизвестного происхождения, а посол США включил еще более яркий фонарь, и я понял, что должен сесть в первый ряд и освещать актеров, находящихся на сцене в полнейшей темноте. Я осветил Лейли Хачатрян и Витю Ананьина, которые были на сцене, спектакль продолжился. Но вот начинается танец. Что делать? Я встал с первого ряда, обратился к зрителям и своим хрипатым голосом запел «ля ля ля…», заранее объяснив, какая здесь должна быть песня — известная «Мелодия любви». И весь зал затянул эту песню. Актеры подхватили и стали танцевать. Это было такое единение, чудо, которого я больше никогда не видел нигде — до сих пор мурашки по телу.


Тогда я понял, что люди все равно будут верить в искусство, в таинство театра. Это меня очень впечатлило и воодушевило. Зрители не расходились минут тридцать, стали выносить на сцену все, что было — пирожки, конфеты, хлеб… Это такое было мощное сопротивление той блокаде, когда мы выходили на улицу впотьмах, это единение. Никогда не забуду, как на улице Абовяна в полной темноте увидел длинную цепочку из людей — она тянулась от нашего театра до площади Ленина, цепь людей, которая не сдавалась: они доводили друг друга до площади и далее. Так я, держась за руки, дошел в тот вечер и до своего дома. Не забыть и случай, когда по сценарию героиня спектакля, которую играла Милена Штейнберг, говорит «мне жарко», а в этот момент изо рта у нее идет пар… А после она прибегала ко мне в кабинет — согреться у буржуйки. Задаешься вопросом иногда: не ради чего они это делали, а как вообще они это делали? Спектакль играли, как всегда… Они прошли в зал и, как все, смеялись, аплодировали. Все через преодоление. Потом подошли, поблагодарили. Я уверен, что бы ни случилось с армянами, наш народ все преодолеет. Дружное умение прощать недостатки друг друга, ценить достоинства — это тоже преодоление блокады…

«Мы узнаем мир через русский язык…»


…Мы, наверное, единственный театр в странах СНГ, который работает не для русского зрителя, потому что у нас его очень мало, примерно один или полтора процента от всех жителей Армении. Через пару лет после того случая с электричеством мы играли детский спектакль «Маленький Мук». В то время правительство Тер-Петросяна уже несколько лет не рекомендовало ходить в Русский театр — для защиты родного языка. Хотя я везде говорил, что мы узнаем мир через русский язык, великую культуру. И вот идет спектакль. Я его слушаю по радиотрансляции и не понимаю, почему такая тишина, ведь обычно дети смеются, аплодируют. Я спустился вниз, встретил директора театра, он мне говорит: «Просто дети уже не знают русский язык». Тогда мы решили бесплатно показывать спектакли для армянских школ и детских садов. И мы выиграли эту борьбу.

Русский театр с нерусскими артистами


Как меня принял Ереван? В 1965 году, когда я приехал в этот театр, труппа была «завалена». Представьте себе, там было 29 мужчин и 11 женщин… Вначале меня приняли в штыки, хотели убрать из театра. Выручил тогдашний министр культуры. Он встал и на армянском языке, специально, чтобы не поняли русские актеры, сказал: «Если с этого парня (кивая головой на меня) упадет хоть один волос, я закрою театр!» И все, интриги кончились в одну секунду. Я был защищен государственной политикой. Самое страшное время в театре было сразу после развала Союза. Тогда ко мне в кабинет врывались ура-патриоты, «революционеры». Садились напротив и говорили: «Если вечером будет спектакль на русском языке, мы взорвем ваш театр». Тогда было очень страшно. Но я с ними разговаривал и убеждал. Говорил: «Взрывайте, восемьдесят процентов труппы — это армяне. Взорвете своих». Вечером шла знаменитая «Ханума», эти бандиты сидели в зале, смеялись вместе со всеми и аплодировали. Сегодня в театр часто приходят гости — депутаты парламента, приходит на наши праздники и президент Серж Саргсян. Его супруга не пропускает ни одной премьеры в Русском театре. Это доверие мы зарабатывали десятилетиями. Что характерно, сегодня в труппе нашего театра имени Станиславского единственная русская актриса — Ирина Марченко, народная артистка Армении. Все остальные — армяне. Это тоже уникальный случай.


Не так давно у нас был главный редактор «Литературной газеты», писатель Юрий Поляков, который посмотрел два спектакля и сказал: «У вас так хорошо говорят по-русски, что этому может позавидовать иной провинциальный российский театр». Эти слова для меня медаль. Мы очень следим за русской речью! Очень! Акцент вытравливаю каленым железом. Я не могу позволить себе, чтобы актер, играющий Зилова в «Утиной охоте», говорил хоть с малейшим акцентом. Не могу! У нас в репертуаре идет русская классика. За «Ревизора» мы получили премию имени Кирилла Лаврова, в нашем театре всегда идет «Горе от ума». Почему? Ответ прост — именно в Армении эта пьеса впервые получила свое сценическое излияние. Чеховские «Три сестры» и «Горе от ума» Грибоедова долгие годы украшают наш репертуар. Когда Олег Табаков узнал об этом, он удивленно поднял брови и сказал: «Сань, ну ты даешь…»

 Подготовил Валерий Гаспарян