«Люди теперь не стыдятся быть идиотами», – Давид Бабаян о Кафке, человеке, который решил никогда больше не вставать с постели, и многом другом

Культура03/03/2022

Примитивная схема «вопрос-ответ» во время интервью с режиссером, актером, музыкантом, писателем Давидом Бабаяном не работает. Беседа с Додо (так его называют в творческой тусовке) разрастается массой всевозможных глав, подглав, ответвлений, мостиков, создавая пространство для всевозможных импровизаций на тему. Впрочем, есть и оперативный повод: короткометражный анимационный фильм «Сон Кафки», который заявил о себе на нескольких международных фестивалях, в том числе в каталонском Ситджесе, во французском Анси, в Лос-Анджелесе… Над компьютерной графикой и анимацией фильма «Сон Кафки» поработала компания «Вардазарян-Студия», главный продюсер — Армине Арутюнян, исполнительный продюсер — Арам Вардазарян, художник — Гагик Бабаян, композитор — Андраник Берберян. А еще у Давида вышла книга: микророман «Поселения. Словарь поэтического вранья Арона До» – о невыносимости бытия, да и небытия тоже…

Можно ли сказать, что «Сон Кафки»  дань делу твоего отца  Рафаэла Бабаяна? (Вместе с Валентином Подпомоговым иСтепаном Андраникяном Рафаэл Бабаян возродил армянскую мультипликацию, а с 1982 года был главным художником киностудии «Арменфильм» и оформил более 40 фильмов.)

Папа был бы рад,что я обратился к анимации. Можно говорить о преемственности. Тем более что фильм мы делали с моим братом Гагиком Бабаяном. В свое время армянская мультипликация возродилась именно благодаря папе и его соратникам. Что касается «Сна Кафки», то фильм получил специльный приз жюри в Испании, удостоился особого упоминания еще на двух фестивалях. А то, что он вошел в официальную программу фестиваля в Анси, довольно престижно. Кстати, армянская мультипликация была дважды представлена в Анси Робом Саакянцем.


Чем тебя привлек этот жанр?

В анимации больше пространства для фантазии, ты много вкладываешь в процесс и получаешь, в общем-то, приемлемый результат. В художественном кино сделать это намного сложней. Нет, в анимации тоже жутко тяжело: 3D графика дорого стоит, ее трудно делать, но в этом жанре ты более свободен и можно выключить внутреннего цензора. Хотелось показать, что не все еще потеряно в нашей культуре. И спасти самого себя: при всей своей отчужденности я все равно понимаю, что, включив какой-то нервный ток в себе и начав реагировать на окружающую меня реальность, я умру. Я как-то написал «черствеем от потерь». Черствеем и понимаем, почему в последние годы не стало многих в нашем окружении: люди умирают от возмущения, от обессмысливания того, что они делали. Ведь невозможно выдерживать эту слепую быдлюшную тупость. С Кафкой у меня включился механизм самосохранения.

А когда премьера в Ереване?

Пока не знаю. Вот закончим с фестивалями и покажем…

А, кстати, вы сами на них не ездили?

Нет, для этого мне надо быть как минимум вакцинированным. Опять же нужно финансирование. Расходы покрывать некому. У нас раскрутка чего-либо (проекта, человека) – дело авторов, и только. Ты сам себе голова, сам себе плохой хозяин.

Ну хоть реакция какая-то была от местных культменеджеров?


Ну да… Фильм получил приз гильдии кинорежиссеров Армении.

Культменеджмент… А у нас его нет. У нас нет института продюсерства как такового.

Фильмы, которые производятся у нас, продвигаются максимум в двух кинотеатрах, никому неинтересны и почти всегда не имеют никакой художественной ценности.

Вообще, в начале кинопроекты кажутся перспективными. Авторы, как правило, начинают с иллюзорного: «ожидается бомба». А дальше, конечно же, желания не сходятся с результатом. Вот потому я и не снимаю полнометражное кино. Не хочу вступать в компромисс с самим собой. И у нас очень мало людей, понимающих, что кино – очень прибыльное дело…

Ты видела уродливую скупьптуру девочки возле минкульта, которая смотрит на фасад? Для меня это показатель всего, что происходит в нашей культуре. К примеру, все скульптуры, которые были установлены за последнее время, ужасны. Скульптуры в парке перед мэрией – это колхоз где-то под Душанбе. Советское мышление смешалось с нашей самодовольной неграмотностью, получилась адская смесь из пафоса и местечковости…

В буддизме есть такое понятие – аппрамада: оно определяется, как проявление большой осторожности в отношении того, что следует принять, а чего следует избегать… Это как моральный индикатор своих действий. Очень важно понимать, куда приведет то, что ты делаешь, создаешь: твой фильм, твоя картина, твой роман…

Может, мы слишком костные?

Скорее так: сегодня в сознании нет сдерживающих факторов. Людям кажется, что если им все дозволено, то ничего не запрещено. А между тем первый признак шизофрении или другого психзаболевания – это отсутствие стыда. Сейчас это превратилось в норму.

Мы погрузились в море бодрийяровских симулякров. Люди теперь не стыдятся быть идиотами. Человек перестал отдавать себе отчет в том, что он говорит. Это как один из местных министров заявил, что наврал про экономический рост, чтоб поднять настроение народа. Я думаю выпустить энциклопедию идиотских высказываний, сделанных за последние три года. И ее точно можно будет переиздавать и обновлять: благо материала всегда будет предостаточно…

Ну и картина будет полной, если помножить все это на эффект Даннинга-Крюгера: когда люди с низким уровнем квалификации приходят к ошибочным решениям и выводам, но они не способны осознавать эти ошибки в силу завышеных представлений о собственных способностях.


Вот в советское время для тех, кто не понимает, был худсовет. Разве цензура плохой вариант?

Я когда-то читал стенографический отчет о закрытом просмотре фильма Козинцева «Гамлет» – его песочили на худсовете. Но по абзацам критики от Чухрая, Кулиджанова и других столпов, по тому, каким видением они обладали, однозначно можно учить студентов кинофакультетов. Я не о чиновничьей цензуре, а о цензуре людей, которые понимали, о чем говорят. Будучи антагонистом любой цензуры, сегодня прихожу к тому, что она необходима. Хотя бы там, где это возможно: радио, телевидение…

Понятно, что не нужно цензурировать Тик-ток, который доказал – «чем тупее, тем лучше». Такой формат создан для людей с «смсным» мышлением: накачала ягодицы – жизнь удалась, a напишешь книгу – никому ты сто лет не сдался.

У нас цензура общественно-кухонная. Пример с Моргенштерном, концерт которого отменили. Вы возникаете по поводу приезда Моргенштерна, что, дескать, он испортит молодое поколение, но выбрали подобное правительство – какое из этих зол злее? Вряд ли поколение испортилось бы больше, чем от идиотских лозунгов и действий.

Та же суматоха была вокруг показа «Нимфоманки» Фон Триера…

Ну это было вообще смешно. Всё равно все, кто хотел, посмотрели… То, как ведут себя люди в стране… уж лучше бы “Нимфоманку” смотрели. Может, закоротило бы в правильном направлении.

Ты сказал: «Напишешь книгу  никому ты сто лет не сдался»… Что насчет твоей вышедшей недавно книги «Поселения» и почему такое название?

Потому что в героя, который разочаровался в жизни и не хочет вставать с постели, поселяются какие-то явления, события… Скажем: «во мне поселилась война»… И тело становится ее домом. К тому же в самом понятии «поселение» есть что-то мистическое: заброшенное место в моем понимании всегда обладает особым духом отчаяния. В нашей параллельной реальности тело является арендованным помещением для мыслей.

Главный герой бесконечно растерян. По сути, с первого предложения его уже нет. У Буковского, помнишь? Ты проснулся, откинул одеяло и спрашиваешь себя: а дальше что? «Поселения» – микророман, сделанный из, на первый взгляд, разрозненных кусочков, но при этом в нем есть цельная картина, общая канва.

Чаще всего кажется, что мир сшит не по нашему размеру. Так думает и мой герой, потому и решил не вставать. Он переживает все эти истории, придя к тому, что в этих его размышлениях тоже нет смысла, а птица, которая, условно говоря, была залогом его присутствия на этом свете, рано или поздно из него вылетит…

Книга была опубликована в Москве?

Да, в издательстве «Eksmo» усилиями Рафаела Минасбекяна (с недавних пор он руководит компанией «Мирфильм»)… Я послал роман Рафаелу, ему понравилось, и он сказал: «Будем выпускать».

Вот мы тут беседуем с тобой о высоких материях. Все понимаем. А попробуй донести свои мысли до людей на улице, воспринимающих реальность сквозь призму плохих сериалов и низкосортной музыки…

Никогда не смогу. И никакая смена поколений ситуацию не изменит. Говорим, что мы наследники великой культуры, на деле же мы унаследовали безумства и психоз народа – наши ужасные стороны, которые сегодня обернулись совершенным дебилизмом и сумасшествием. История – это поврежденное воспоминание. Ты все время латаешь какие-то позорные дыры, чтобы выглядеть приглядно в глазах остального мира.

В наших заводских настройках многое выключено. Скажем, любая эмоция выражается в нашем случае двумя пунктами, а не десятью. Богатство личности выражается в эмоциональных нюансах, а тупость в двух – это черное, а это белое (как сказал классик нынешнего цирка). В нас не осталось этнически-ментального благородства. Вместо этого какой-то истеричный плебейский хаос…

Что же тебя тут тогда держит?

Лень… Я ужасно ленив. Если бы не лень (хотя я постоянно в каких-то проектах, движухах), я бы, наверное, стал директором дома-музея Кортасара.. Нацарапал с десяток книг. Наверное, меня еще держит тут страх. В моем возрасте страшно начинать с нуля где-то еще, тем более на фоне своей интровертности. Ну и плюс мысль о том, что то, что ты делаешь, никому не нужно – ни тут, ни там…

Ну почему? Не кажется ли тебе, что твой Кафка на Западе был бы более востребован?

Нет… Это как авангардный джаз или серьезная литература, которые интересны узкому кругу. Уэльбека и Пинчона тоже не все читают, только определенная публика. То же самое в других сферах.

Ну ведь в масс-культуру и попсу ты тоже довольно успешно интегрировался?

Да, возможно. Но даже в эту поп-культуру я пытаюсь привнести что-то из того другого, интеллектуального пласта. Самые попсовые видеоклипы можно сделать иначе. Мне всегда говорят, так не может быть, так не бывает. Но в этом и кроется смысл творчества. Человек, висящий на веревке головой вниз, чертит что-то на поле и это не выбивается из общего контекста.

У тебя есть работы на тему Геноцида. Там ты ставил себя в рамки?

В «Ապրեպու ապրիլ» много чего есть. Дымящийся дом на руке у пожилой женщины, например. Или кирпичная кладка на щеке старика. Даже самую избитую тему можно преподнести так, чтобы она потом выстрелила как «Бойцовский клуб». Всем кажется, что хорошая картинка, крутая камера и цветокоррекция и есть хорошая продукция…

Вообще, для меня важнейшим фактором является то, какую музыку слушает человек. Как он или она организовывает свою свадьбу. Я серьезно. Есть определенные маркеры адекватности или неадекватности людей. Это как женщины, которые замужем уже лет двадцать, но до сих пор выкладывают в сетях свои свадебные фотографии. Кстати, весь этот психоделический треш сильно перекликается с вибрациями руководства нашей страны. Надеюсь, понятно о чем я…

Коллективное бессознательное?

Скорее, как я написал однажды: коллективные выкрики – это иллюзия бесстрашия…

«Сон Кафки» закончили… Что дальше?

Мы начали делать шорт фильм – он будет называться «Береника». Почему – не знаю. Наверное, дань именам героинь Эдгара По. Во время последних съемок наш второй режиссер Лилит Франгулян взяла барабан и начала в него бить. И мы поняли, что из этого образа может получиться целый фильм. Отсняли половину, сейчас ищем очень небольшую сумму, чтобы добить этот проект.

Как говорил О.Бендер: сколько рублей спасут отца русской демократии?

Семь миллионов драмов и два бутерброда. Так что сейчас мы в активном поиске. Предполагаем обратиться в «Tinder» и в «Фонд помощи коалам». Девочка с барабаном может стать символом будильника для спящих. Есть даже задумка, чтобы в самом конце фильма в качестве своеобразного манифеста она бы вышла со своим барабаном на трибуну ООН и стала дубасить.

Ну вот, а говоришь, что ленивый…

Еще какой ленивый…

Беседовала