Карен Демирчян — линия жизни

В издательстве “Эдит Принт” вышла в свет во всех отношениях необыкновенная книга “Память”, написанная Риммой ДЕМИРЧЯН. “Это не биография Карена Демирчяна, не научное исследование, а всего лишь попытка внести свою лепту в воссоздание его живого образа”, — пишет автор. Весьма трудная, ответственная задача, которую Рима Демирчян более чем успешно выполнила. Книгу трудно причислить к какому-нибудь определенному жанру, это и не важно.

Главное, что получилась цельная картина жизни Человека и его времени. Она полна любопытной информации, мало кому известных, и интереснейших фактов. Пристрастен ли автор? В известной степени. Но пристрастен любой автор, если он не робот. Рима Демирчян, очевидно, и не могла иначе. Да и кто бы смог? Так или иначе, это правдивая книга, которая явственно показывает, как была подчас нелегка жизнь и работа Карена Демирчяна, сколько препятствий и интриг приходилось ему преодолевать, решая насущные армянские проблемы. Предлагаем читателям две главы из “Памяти”, они рассказывают об очень актуальных эпизодах жизни героя книги. Редакция “НВ” благодарит Римму Демирчян за право этой эксклюзивной публикации.

ОБ АГУЛИСЕ, МЕГРИ И ЮЖНЫХ РАЙОНАХ

В конце 60-х годов, когда Карен был еще секретарем горкома, директор Агаракского медно-молибденового комбината Сабир Степанян пригласил нашу семью в гости, обещая показать Агулис, расположенный на территории Нахичеванской АССР.
Вместе с малолетними детьми и Норой Акопян, через которую получили приглашение, мы пустились в путь. Некогда Агулис был одним из крупных торговых центров Востока, через который проходили важнейшие караванные торговые пути, связывающие его с Россией, Персией и Западной Европой. Одновременно это был один из культурно-образовательных центров, город, прославившийся ремеслами, красивыми домами и богатым бытом, многочисленными армянскими архитектурными памятниками религиозного и светского характера. Однако увидели мы совершенно другой Агулис. Безжизненный, словно давно заброшенный и вымерший, с сохранившимися местами богатыми особняками, с небольшими полуразвалившимися глинобитными домами, обнесенными глиняными стенами, с немощенными пыльными улицами. Удивительное чувство охватило меня, словно мы с помощью машины времени в мгновенье ока оказались в далеком Средневековье. И среди этого моря пыли и глиняной желтизны сиротливо устремленные ввысь двенадцать стройных изящных армянских церквей — оставшиеся безмолвные свидетели армянского присутствия и былого великолепия города. Из-за оград раза два показались азербайджанки в головных платках, но тут же быстро исчезли. Кругом валялись еще сохранившиеся камни — надгробья и хачкары, но больше их обломки. Степанян рассказал, что эти прекрасные армянские памятники азербайджанцы варварски уничтожают или используют как стройматериал при строительстве домов и мощении улиц. Карен долго осматривал памятники. Впечатление было гнетущее, на глазах осквернялась и гибла история. Карену особенно понравились два хачкара и тапанакар (надгробие), он попросил Сабира Николаевича любой ценой, тайно или явно, перебросить их в Армению, что тот и сделал. Сейчас они хранятся в этнографическом музее Сардарапата.
После осмотра окраин Агулиса мы устроились под раскидистым дубом, чтобы отдохнуть перед обратной дорогой. Однако скоро появился проводник-азербайджанец и сказал Сабиру, что нам лучше поскорее уехать, т.к. азербайджанцы узнали о прибытии армянских автомашин и могут нагрянуть с минуты на минуту. Последствия этой встречи непредсказуемы, и он за них не отвечает. На обратном пути Карен, удрученный увиденным, долго молчал. Лишь когда я попробовала поделиться впечатлениями, он вдруг сказал: “Такая же учесть ждет Мегри, если не принять в ближайшем будущем необходимые меры. Слишком оторван и изолирован район, местное население уезжает, а азербайджанцы целенаправленно заселяют его”. Это было первое проявление тревоги о будущем стратегически очень важных для Армении южных районов. Когда, спустя несколько лет, Карен стал первым секретарем, не случайно решение этих проблем стало для него одной из первейших задач.
* * *
Весной 1975 г. он посетил Мегри, ознакомился с нерешенными проблемами, и уже в мае того же года была полностью разработана и утверждена комплексная программа социально-экономического развития Мегринского района на XI пятилетку. Программой было предусмотрено одновременное развитие всех сфер без исключения.
В дальнейшем неоднократно принимались еще постановления СМ АрмССР о дополнительных мерах по социально-экономическому развитию района. В результате почти полной реализации этой программы было обеспечено стабильное развитие Мегринского района и приостановлена миграция населения.
Для быстрого экономического развития Мегри большое значение имело предусмотренное программой строительство стратегически очень важной автомобильной дороги Мегри — Личк — Каджаран, которая связала район не только с индустриальными центрами Зангезура, но и с “Большой землей” — центральной Арменией. На совместном совещании руководителей Совета Министров и Госплана СССР (76-78 гг.) было решено завершить строительство дороги в 1985 году. Но Карен, учитывая важное экономическое и стратегическое значение дороги, понимая, что каждый год промедления приносит необратимые демографические изменения в районе, на свой страх и риск настаивает на сдаче дороги в 1980 году.
Стройка была объявлена всенародной, что позволяло мобилизовать все силы, средства и форсировать строительство. При первом посещении стройки в 1978г. Карен дал задание 40 км из 48-ми завершить за 2,5 года. 48-километровая дорога строилась на высоте 2500 м над уровнем моря в невероятно тяжелых геологических условиях, хотя были возможности альтернативного строительства, значительно более легкого. Проект осуществлялся без нанесения какого-либо экологического ущерба природе. Строители, поняв всю жизненную важность дороги, работали не щадя сил, здоровья, совершили подвиг, завершив строительство на 5 лет раньше. Все они были по достоинству награждены.
Открытие дороги 2 ноября 1980 года вылилось во всенародные торжества. В населенных пунктах были накрыты столы, звучала зурна, люди пели, танцевали, радовались. Благодарные мегринцы назвали именем Демирчяна расположенный на высоте 2535 м от уровня моря Мегринский перевал. Во время одной из встреч со строителями Карен сказал: “Вы этой дорогой соединили не только два района, но и всю Армению соединили с Мегри через нашу территорию, без внедрения в чужие земли, а говорить о стратегическом значении этого излишне”.
Действительно, трудно представить, что ожидало Мегри, весь южный Зангезур после 1988 года, если бы не было этой дороги.

С началом строительства дороги Мегри — Каджаран Гейдар Алиев выступил с предложением построить также дорогу, соединяющую АзССР с Нахичеваном через азербайджанское село Нювяды, отстоящего на 15 км от границы Азербайджана, одновременно реконструировать 18 км грунтовой дороги от Нахичевана до Нювяды. Строительство этой дороги означало способствовать заселению азербайджанцами района Мегри, а в перспективе и всего Зангезура. Именно эту цель преследовал Алиев, именно поэтому он не соглашался на альтернативные варианты дороги, предлагаемые армянской стороной. Эти дороги проходили по территориям, густозаселенным армянским населением, что затрудняло внедрение азербайджанцев. Переговоры были долгие, тяжелые. Вопрос несколько раз рассматривался в Совмине СССР, в Политбюро. Вернувшись как-то из Москвы, Карен озабочено сказал, что дело осложняется, т.к. Алиев обратился за помощью и поддержкой к военному руководству страны, которое заявило, что дорога Нахичеван-АзССР имеет важное стратегическое значение и теперь этим вопросом занимается лично командующий вооруженными силами маршал Соколов.
В архиве Карена сохранилось письмо командующего Закавказским военным округом генерал-полковника Кулишева, в котором он просит согласия на строительство дороги, “…что будет способствовать решению важных народно-хозяйственных задач, избавит от необходимости делать ненужные объезды” и т.д. и т.п. Это письмо, как и последующие другие, Карен отослал Фадею Саркисяну с соответствующими указаниями, а тот отписывался под разными предлогами, в том числе ссылаясь на не оправдывающую себя высокую стоимость строительства. Кулишев вновь обращается к Демирчяну с просьбой, одновременно сообщая, что Нахичеванская АССР готова взять расходы по строительству дороги на себя. О дальнейшей судьбе этого письма мне рассказал помощник Карена Самвел Данелян. “Карен Серопович вызвал меня, показал письмо и сказал, чтобы я ему не давал хода, никому не показывал и отослал в архив”. Это означало, что ответ уже дан и другого не будет.
Остается лишь удивляться, как в противостоянии всемогущему ВПК и лично первому заместителю председателя Совета Министров СССР, самому близкому Генсеку человеку — Гейдару Алиеву, армянскому руководству удалось отстоять интересы своей республики. Привожу свидетельство тогдашнего министра автодорог Г.Мелкумяна: “‘Не добившись результата, Алиев прибег к беспрецедентному шагу — Министерство транспортного строительства СССР он сделал на территории Армении и заказчиком, и подрядчиком, и проектировщиком. И началось строительство дороги, граница Азербайджана, Нювяди — Нахичеван. До сих пор осталось неясным, какими методами, какой сверхмудростью и таинственными обоснованиями удалось Карену Сероповичу достичь того, что начавшееся и незавершенное злополучное строительство было приостановлено. И здесь только мы вспомнили его слова, сказанные на совещании: “Эта дорога не будет построена”.
Как мне стало известно позднее, всю эпопею строительства дороги Алиев затеял, воспользовавшись отсутствием председателя СМ СССР Н.Тихонова, когда тот находился в отпуске.
В вопросе противостояния строительству дороги помогли Карену и Ф.Саркисян, и В.Мовсисян, возможно, и другие лица. Однако вся полнота ответственности, лежала на Демирчяне, от него зависело окончательное решение вопроса. Приведу разговор, состоявшийся между мной и председателем Президиума ВС Бабкеном Саркисовым.
— Римма Агасиевна, посоветуйте Карену Сероповичу согласиться на строительство дороги, отказа ему не простят.
— А народ простит, если он так щедро будет раздавать стратегически важные территории республики?
— Бросьте, Римма Агасиевна. Поймите, для него будет хорошо.
Намек мной был понят: в случае согласия Карен получает то, чего достоин был давно — звание Героя Социалистического Труда, кандидатство в члены Политбюро. Разумеется, я отказалась помочь в этом вопросе. Не могу сказать однозначно, выполнял ли Саркисов просьбу Алиева воздействовать на Карена через меня или говорил от себя, т.к. в конце он сказал: “Дело Ваше, но знайте, что играете с огнем. Ему не простят. Я все это сказал, желая вам добра”. Когда начались беспрецедентные гонения, оголтелая травля Карена, я часто вспоминала эти слова.
Много позднее из дневников Карена я узнала, что аналогичное предложение в более открытой форме Алиев лично сделал Карену.
“У Алиева Г.А. — беседа около 45 мин. Общие вопросы. О прошлой совместной работе.
По его инициативе — о дороге через Мегри. Он просил меня снять возражения. Я ответил, что дело продвинулось слишком далеко, что без решения экспертной комиссии невозможно определиться. Он: “Да ты плюнь на решение. Все от тебя зависит — как скажешь, так и будет”. Он сказал, что как брата меня просит. Я сказал, что мы менять свое решение не имеем оснований. Он: “Если бы ты так просил, я бы дал тебе пол-Азербайджана”. Был Ф.Саркисян. Рассказал об этом и Андрееву Г. — он поддержал позицию”. (“Рабочие дневники” 10.01.85 г.)
История эта еще полнее раскрыта в мемуарах Ф.Т.Саркисяна. “Алиев еще раз попросил: “Карен, подумай, не пожалеешь!” Демирчян ответил, что думать ему нечего. Я добавил, что Сеидов Г. (председатель Совмина Азербайджана) с нашим вариантом согласен. Он на это даже не обратил внимание и все же при выходе еще раз сказал: “Карен, подумай!” Я знал, что имел в виду Алиев, поскольку М.С.Смиртюков (управделами СМ СССР — прим. авт.) показал мне проекты постановлений об избрании К.Демирчяна секретарем ЦК КПСС и кандидатом в члены Политбюро”, — пишет в своих воспоминаниях Ф.Саркисян.
После категорического отказа Карена постановление, разумеется, не вошло в силу, и все эти регалии Карен не получил.
* * *
Попытки заселения армянских территорий, особенно южных районов, со стороны азербайджанцев носили планомерный, целенаправленный характер и осуществлялись самыми разнообразными путями. Это была тщательно разработанная государственная политика. Говорили, что существовал специальный фонд, оказывающий материальную помощь переселенцам, что помощь эта осуществлялась в основном через духовных лиц. Любой заброшенный полуразвалившийся хлев в пограничной зоне быстро обживался азербайджанским пастухом, к которому вскоре примыкала вся семья и даже родня. Скот пасли, внедряясь в армянские пастбища. Среди армян находились люди, продающие свои дома не армянам, а на более выгодных условиях азербайджанцам. В местах скопления азербайджанского населения наблюдались попытки переделать армянские церкви в мечети. Открыто запрещать, бороться, издавать указы против подобных явлений было трудно, иногда и невозможно. Тут же обвинили бы в национализме и “слабости интернационального воспитания”. Однако, несмотря на трудности, Карен все 14 лет упорно и последовательно боролся против азербайджанского засилья. Первейшей задачей, требующей скорейшего решения, всегда было создание рабочих мест, уменьшение оттока населения.
…Никакая “гибкость”, ни один шаг азербайджанцев не оставался незамеченным. Я присутствовала, когда однажды Карен сказал Фадею Тачатовичу, что необходимо переименовать села с азербайджанскими названиями. Затем последовал ряд указов ВС Арм.ССР, согласно которым у тысячи армянских сел были восстановлены их более благозвучные для нашего слуха исторические армянские названия. Под грифом “Восстановление архитектурных памятников” шло и восстановление армянских церквей. По негласному распоряжению Карена, восстанавливались в первую очередь церкви в пограничных районах, где опасность мусульманизации была выше. Все пустующие помещения для скота в пограничных районах, по распоряжению Карена, были снесены с мотивировкой вполне гуманной — нельзя допускать, чтобы люди (азербайджанцы) жили в нечеловеческих, скотских условиях. В период предвыборной кампании 1999 года в одном из мегринских сел жители напомнили Карену о его посещении Мегри в конце 70-х годов.
Тогда жители села пожаловались, что азербайджанцы переходят границу села, заселяют земли, и они не знают, что делать. Карен ответил, что он выделит средства, а они пусть построят вдоль границы свинофермы. Это спасет от азербайджанского засилья.

“МЫ КАК ЗЕНИЦУ ОКА ДОЛЖНЫ БЕРЕЧЬ НАШ ЯЗЫК И КУЛЬТУРУ”

Сегодня очень много говорят об исключительной роли языка в процессе формирования национального мышления, самосознания, сохранения национальной самобытности, необходимости расширения сфер его воздействия. При этом многие почему-то забывают, что основа всему этому была заложена еще в 70-е годы, при принятии новой “брежневской” Конституции. Известно, что в конституциях Армянской и Грузинской союзных республик, принятых еще в 1936 году, а несколько позднее и в Конституции Азербайджанской республики, в качестве государственного были закреплены родные языки, в отличие от остальных союзных республик, где государственный язык был русский. И вот когда в 1977 году создавалась Конституция “развитого социалистического общества”, решено было устранить это различие, признав в Азербайджане, Армении и Грузии государственным русский язык, что, естественно, вызвало у нас волну широкого недовольства, особенно среди научной и творческой интеллигенции. Григор Ханджян, Сильва Капутикян, Ованес Шираз, Серо Ханзадян, Амо Сагиян, Ваагн Давтян и др. открыто выражали свое несогласие, писали письма в ЦК, не ведая, какие огромные усилия прилагал Карен Демирчян (подчас в открытом противостоянии) для преодоления сопротивления в этом вопросе высшего партийного руководства страны.
В начале 1978 года мы с Кареном были в Москве, когда однажды он вернулся из ЦК (куда ходил как на работу — с утра до позднего вечера) очень озабоченным: волнуясь, объяснил, что в секретариате ему сообщили об окончательном решении изменить статью Конституции о языке, и что на это требуется его согласие. Поскольку Карен наотрез отказался, ему дали на размышление один день, посоветовав не упорствовать и хорошенько подумать, прежде чем окончательно ответить. При выходе из секретариата он столкнулся с Эдуардом Шеварднадзе, от которого узнал, что тот и Г.Алиев уже дали согласие на изменения в Конституции статуса языка. Это крайне осложнило позицию Карена: он оставался в абсолютном одиночестве в трудном противостоянии с руководством страны и в конфронтации с ним и, согласно партийной субординации, брал на себя всю полноту ответственности. Карена это не остановило — все последующие дни как его ни уговаривали, ни принуждали и даже угрожали (ответите партбилетом!), он своего согласия не давал. Дошло до того, что вынужден был сказать, что если решение о языке все-таки будет принято, это произойдет уже при новом первом секретаре республики — он подаст в отставку и готов написать заявление об уходе хоть сейчас. При очевидных успехах республики и высоком авторитете ее руководителя согласиться с этим в ЦК не могли, к тому же слишком явной становилась мотивация подобной кадровой перестановки, поэтому ЦК пришлось пойти навстречу, но с непременным условием, чтобы текст статьи о языке для новой Конституции Карен написал сам. Вечером, вернувшись в гостиницу, не переодевшись, не поужинав, он сразу же начал работать над текстом статьи. Хотя содержание ее давно уже созрело в его голове, Карен долго сидел за рабочим столом, набрасывая раз за разом варианты текста, тщательно обдумывая и шлифуя каждое слово, каждый штрих. Я, брат Карена Камо и наш сын Самвел просидели с ним до 4-х утра, но больше не выдержав, ушли спать, а он продолжал работать. Когда я проснулась, его уже не было, а корзина у письменного стола была полна смятых бумажек. В архиве Карена сохранились 10 вариантов статьи, на одном из которых его же рукой выведено “последний вариант”. В 9 часов он представил в Секретариат готовый текст статьи, которая была полностью принята, далее она должна была быть вынесена на рассмотрение Политбюро.
О том, как проходило заседание Политбюро, позже рассказывал аккредитованный при Правительстве СССР корреспондент ТАСС Михаил Баратянц. В ходе обсуждения статьи Карен твердо отстаивал свой вариант; секретарь ЦК КПСС М.Суслов бестактно оборвал его: “А Вы, молодой человек, лучше сядьте и не мешайте”. На что Карен, не оставшись в долгу, столь же резко ответил, что он, Суслов, не имеет представления об обсуждаемом вопросе: ведь за рубежом проживает многочисленная армянская диаспора, которая считает Советскую Армению своей единственной Родиной, изменение в Конституции статьи о языке будет негативно воспринято, вызовет волнения и существенно повлияет на просоветскую ориентацию армянских зарубежных колоний. Все напряженно ожидали взрыва, но, как ни странно, Суслов промолчал, что практически означало согласие. Об этом свидетельствует запись в рабочем дневнике Карена: “17.02.78. Был у т. М.А.Суслова по вопросу языка. Согласовал редакцию статьи (Статья N 72 в Конституции Арм.ССР). Дал согласие”.
Позже в Ереване статья о языке была еще раз детально обсуждена с секретарем по идеологии К.Даллакяном и вынесена на обсуждение на Бюро ЦК КП Армении с тем, чтобы в ближайшие дни утвердить на сессии Верховного Совета, а затем на Пленуме ЦК КПА. Однако, пока в Ереване готовились к пленуму, в Тбилиси начались известные события: студенчество осадило здание ВС с требованием признать грузинский язык государственным; по словам очевидцев, люди несли плакаты с требованиями дать грузинам то же, что и армянам — родной государственный язык. Не исключено, что эти выступления были инсценированы самим руководством Грузии, желавшим любой ценой опередить армян, хотя более вероятна обыкновенная утечка информации. Шеварднадзе обратился к Л. Брежневу: “То, о чем Вас предупреждал Демирчян, случилось в Грузии”. Однако тбилисские события не застали руководство КПСС врасплох — им предшествовало упорное противостояние Демирчяна с целью сохранить государственный статус армянского языка; текст статьи по этому вопросу был уже готов. Грузинскому руководству также разрешили утвердить в Конституции республики статью с государственным языком грузинским, текст которой слово в слово повторял демирчяновский вариант. Это позволило сбить накал страстей, успокоить общественность и провести пленум. На следующий день пленум по этому вопросу прошел в Ереване.
В дальнейшем, чтобы поднять пошатнувшийся авторитет Э.Шеварднадзе, его сделали кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС, а Карен дал руководству страны очередной повод для недовольства, заработав в своем досье еще один минус и очередное обвинение в национализме. Поэтому более чем странно читать в книге воспоминаний Шеварднадзе “Мой выбор” строки, где он пишет о своих “героических” усилиях, которые позволили сохранить государственный статус грузинского языка, непонятным образом забывая, что сам же, не желая портить отношения с руководством страны, сразу дал согласие на изменение соответствующей статьи Конституции.
Если вопрос сохранения грузинского языка как государственного был (как пишет Шеварднадзе в своих мемуарах) в определенной мере согласован с Л.Брежневым, то тогда чем объяснить волну протестов, осаду здания Верховного Совета и многочисленные митинги, проходящие в Тбилиси… Этих эксцессов попросту не было бы, имей Шеварднадзе соответствующие договоренности с политическим руководством страны. Еще вопрос: каким образом, когда Шеварднадзе, опять же по его же словам, “решил действовать по своему усмотрению”, у него сразу же оказался текст статьи, написанный рукой Демирчяна. Очевидно, что соответствующий текст ему был любезно предоставлен из ЦК КПСС. Откровенно об этом пишет в своих записях более позднего периода сам Карен, недоумевая по поводу “неточностей” в мемуарах грузинского коллеги. “Он (Шеварднадзе) пишет, что при поддержке Брежнева, наперекор Суслову, провел в Конституцию статью о языке (сплошной обман), на самом деле он вероломно отказался от статьи, чем нарушил нашу договоренность отстаивать ее, тайно предал меня”.
Добавлю, что провести такой сложный политический вопрос лишь при поддержке Брежнева, наперекор серому кардиналу Суслову, было просто невозможно (ведь всеми вопросами идеологического характера ведал Суслов). Кстати, тот же Шеварднадзе в своих воспоминаниях о Карене пишет: “Могу сказать, что в самое-самое застойное время он почти всегда находил правильный, рискованный выход, если того требовали интересы его республики”. Лучше и не скажешь!

Вопрос принятия статьи о языке не носил формального характера: цель, которую преследовал лидер республики, была крайне важна и актуальна — поднять роль и место родного языка и литературы в формировании истинно национального культурного пространства. Вообще-то Карен считал, что армяне должны быть биязычной нацией (он использовал именно этот термин): хорошо владеть и родным языком, и русским, и по крайней мере одним иностранным. Помимо того что русский язык был в СССР единственным средством межнационального общения, он также позволял получать максимально полноценную культурную, научную и образовательную информацию. Однако прежде всего необходимо было безукоризненное знание родного языка независимо от того, какую школу кончали — армянскую или русскую.
В этой связи вопрос повышения эффективности преподавания армянского языка и литературы в общеобразовательных школах считался одним из приоритетных, чему красноречивое подтверждение та регулярность, с которой он выносился на обсуждение Секретариата и Бюро ЦК. В результате этих обсуждений вышел ряд указов, были приняты меры по усилению преподавания армянского языка. С целью привлечения лучших специалистов армянского языка и литературы, в том числе и в русские школы, оклады для них устанавливались выше, чем для остальных преподавателей. Нелегко все это давалось. Даже такой, казалось бы, простой вопрос, как деление классов (при количестве учеников больше 40) для повышения эффективности преподавания, решался на самом высоком уровне, вплоть до Суслова, поскольку это было связано с финансированием. (“Рабочие дневники” 07.02.80 г.)
Когда на одном из заседаний Коллегии Минпроса СССР было предложено изъять из программы “местный предмет” — историю страны — и ввести его ограниченно в общий курс истории СССР а также сократить часы родного языка и увеличить количество часов на преподавание русского языка, наш тогдашний министр просвещения Семен Ахумян высказался в резкой форме против этого решения, ущемляющего национальное достоинство. И только поддержка первого секретаря помогла ему избежать серьезных осложнений в его биографии. Вместо того чтобы разобраться с министром-”националистом”, сделать соответствующие оргвыводы, как от него ожидали, Карен Серопович сказал министру: “Не унывай, продолжай в том же духе. Никаких изменений в планах не должно быть. Мы как зеницу ока должны беречь наш язык и нашу историю. Никто не имеет права посягать на наши святыни”.
Мои современники помнят телепередачу “Наш язык — наше слово”, восстановленную два-три года назад. Ее вместе с другими лингвистами и языковедами много лет вел языковед, ныне членкор НАН РА Артем Саркисян. Тогда передача, по праву, завоевала симпатии самого широкого зрителя, поскольку, будучи очень живой, интересной, нетрадиционной, обучала правильному употреблению отдельных слов и выражений армянского языка, обращала внимание на нюансы и специфику разговорной речи. Однако мало кто знает, что именно за нее (за излишнее внимание к национальному языку) Карен Демирчян получил замечание на Секретариате ЦК КПСС. Это, однако, отнюдь не помешало при его прямой поддержке присудить телепередаче Государственную премию Арм.ССР.
Тем не менее в Армении находились отдельные недоброжелатели, утверждавшие, что предпочтение отдается русскому языку, что армянский недооценивается, отодвинут на задний план, что все руководящие посты занимают люди с русским образованием. Чтобы показать абсурдность этих утверждений, ко всему изложенному добавлю лишь несколько фактов.
В 1958 году общий тираж выпущенных книг и брошюр составил 12,1 млн печатных единиц — из них 9,4 млн на армянском языке. Годовой тираж журналов и других периодических изданий в 1988 году составил 32,3 млн экземпляров, из них 27,7 млн — на армянском языке. Годовой тираж газет 287 млн экземпляров, из них 257 млн — на армянском языке.
Эти данные красноречиво свидетельствуют о той поддержке, внимании, которое уделялось армянскому языку. Что касается высоких должностей, руководящих постов, отмечу следующее. Однажды мы с Кареном не поленились подсчитать, и выяснилась любопытная деталь — подавляющее большинство руководящих работников республики (в том числе и сам Карен) получили армянское образование: Ф.Саркисян, А.Киракосян, Дж.Киракосян, В.Галумян, К.Гамбарян. К.Даллакян, В.Мовсисян, Л.Гарибджанян Л.Нерсесян, М.Мурадян и др., а также секретари райкомов, председатели райисполкомов, министры, председатели комитетов — одним словом, для всего партийно-хозяйственного актива (за очень редкими исключениями) базовый язык был армянский. Другое дело, что все они в основном хорошо, а порой и отлично владели русским языком.
Нелишне также отметить, что все пленумы ЦК КП Армении, партхозактивы, республиканские совещания, проводились на армянском языке, что вызывало зависть партийных функционеров и госчиновников других союзных республик, где подобного и в помине не было.
Так что в 70-80-е годы армянский язык не только был закреплен в Конституции в статусе государственного, но и пользовался всемерной поддержкой и вниманием со стороны руководства. Делалось все для поднятия качества преподавания, престижа, более многостороннего широкого и грамотного употребления армянского языка во всех сферах жизнедеятельности общественного организма.

На снимках: Карен Серобович с супругой