Как Ванцетти Даниелян выбирал коня для Наполеона и отказался от Пикассо

Архив 201030/10/2010

vancetti-002_resizeИстории, рассказанные кинорежиссером Ванцетти Даниеляном, более чем невероятны.
В некоторых эпизодах они сильно напоминают плутовские романы. Но что есть, то есть. Правда это или вымысел —
судить читателю. В любом случае истории интересные и забавные, особенно в субботний день…

Его жизнь сложилась необычно, можно сказать, с самого рождения. Родился он в тот самый день, когда в далекой Америке посадили на электрический стул двух итальянских эмигрантов — Сакко и Ванцетти. Отвергнув близкое по звучанию к армянскому Сакко, отец выбрал для новорожденного сына экзотическое имя Ванцетти, тем самым предопределив его экзотический нрав, соткавший необычную, причудливую канву его будущей жизни. В биографии Ванцетти Даниеляна часто указывают, что его отец Амирджан был режиссером. Однако это ошибка — такой режиссер действительно был, но к Ванцетти он не имеет никакого отношения, разве что был коллегой по одной из его профессий. А отец был ровесником XX века и участником 8 войн этого лихого столетия, включая Гражданскую, Халхин-Гол, Великую Отечественную, испанскую, финскую, польскую, японскую, ни разу не получив даже одной царапины, хотя и отличался необычайной отвагой, всегда находясь в самой гуще сражений.
Сам он был абсолютно уверен, что от всех пуль его защищает жена Нубар. Пока муж был на войне, она ежедневно в любую погоду ровно в четыре утра непременно босиком проходила несколько километров к церкви, расположенной на горе, и там перед иконой Спасителя горячо молилась о том, чтобы Бог сохранил ей мужа и отца ее четырем детям. Молитва ее была услышана…

Об отваге Амирджана Даниеляна, причем не только ратной, но и гражданской, было широко известно. Вот яркий пример из жизни.
В 1939 году арестовали Баграмяна. Даже в те страшные годы, когда под секиру сталинского подозрения легли тысячи лучших людей страны, арест Баграмяна стал потрясением для многих. Но открыто встать на его защиту не решился никто — даже близкие друзья. Граждане самой свободной страны в мире хорошо знали, чем грозит им это заступничество. Амо Даниелян, разумеется, тоже это знал, но отступать он не привык не только на поле сражений. С Климентом Ворошиловым его связывали давние добрые отношения, в память о которых тот даже подарил ему шашку и маузер. Даниелян решил адресовать свое письмо ему. В этом послании человеку из ближайшего окружения Сталина он отважился на строки, которые обрекали его и, возможно, всю его семью на верную гибель. “Если Баграмян враг народа, то враги народа и мы с вами, Клемент Ефремович. И сам Сталин тоже враг народа”, — писал он.
Ворошилов показал письмо Сталину, реакцию которого обычно никто никогда не мог предугадать. Так случилось и на этот раз. Ворошилов опасался вспышки гнева, который неминуемо обрушится и на него, но Сталин, прочитав письмо, только усмехнулся в свои знаменитые усы и велел срочно доставить к нему опального Баграмяна. Когда его привезли, Сталин спросил “А скажи-ка нам, Иван Христофорович, кто твой самый близкий друг?” Баграмян стал лихорадочно перебирать в памяти всех знакомых, либо уже сидящих в застенках, либо умерших, чтоб ненароком кого-нибудь не подставить. Но обмануть Сталина было совсем непросто, и он, конечно, сразу усек причину заминки. Он дал Баграмяну письмо со словами: “Вот кто твой самый близкий друг. Если ради твоего спасения он отважился на такое письмо, значит, ты заслужил такого друга и не можешь быть врагом народа”. Позже сам Баграмян, пересказывая эту сцену в сталинском кабинете, признавался, что впервые со времен раннего детства он не мог сдержать слез. До конца жизни он сохранил самые теплые чувства к семье Даниелян, а Ванцетти не отказал ни в одной его просьбе.
А началась карьера Амирджана Даниеляна так. Он был совсем мальчишкой, когда для Бакинской коммуны прислали отборных коней из Астрахани. С одним самым норовистым конем не могли справиться даже бывалые конники. И тогда юный Амирджан спокойно уселся на строптивца и уверенной рукой почти сразу же заставил его подчиниться своей воле. Пораженный такой смелостью, командир отряда Татевос Амиров уговорил отца мальчика отпустить сына с ними. Так он стал кавалеристом, попал к Шаумяну, был при нем связным, а после разгрома коммуны уже в Красноводске Шаумян поручил Микояну увезти и таким образом спасти молодых ребят, в том числе четырех сыновей самого Шаумяна и непременно Амо — так он называл своего связного, который до конца жизни свято чтил его память.
“Сегодня многое переоценивается, и к Шаумяну отношение далеко не однозначное, но я доверяю мнению своего отца, который изо дня в день находился с ним рядом, и он всегда называл его светлым человеком. Архив Бакинской коммуны, найденный гораздо позже, помог пролить свет на многие тайны того непростого времени”, — говорит Ванцетти Амирджанович.
И это тоже отдельная интересная история. Шел военный 1943 год, а 17-летний Ванцетти влюбился в девушку по имени Сируш и вслед за ней отправился в родное село Шагали в Лори. По вечерам он часто пел, благо природа наградила его хорошим голосом и слухом. Каждый раз приходил послушать юного певца благообразный старик, чем-то очень похожий на Туманяна. Слушал молча, а однажды сказал: “Молодой человек, вы так прекрасно исполняете песни на слова моего близкого друга Ваана Теряна, что я непременно хочу пригласить вас к себе”. А дома за чашкой чая, когда узнал, что его гость — сын Амо Даниеляна, долго не мог прийти в себя от волнения, а потом открыл тайну. Димаксян — так была его фамилия — был секретарем Бакинской коммуны. После ее разгрома ему удалось не только спастись самому, но и сохранить архив. Он заставил Ванцетти дать клятвенное обещание открыть это место только первому секретарю ЦК Компартии Армении и только после смерти Сталина. Тот обещал. И тогда Димаксян указал тайник в подполе своего дома. Слово свое Ванцетти сдержал — в Шагали он поехал с тогдашним первым секретарем Суреном Товмасяном и предсовмина Антоном Кочиняном, уроженцем этого села. Архив был отправлен в Институт марксизма-ленинизма. Дальнейшая его судьба неизвестна.
Даниелян мечтал снять фильм о Бакинской коммуне. К этому времени он уже имел три высших образования — закончил Ереванский театральный институт, Высшие режиссерские курсы в Москве и экстерном, но с красным дипломом — исторический факультет ЕГУ. Сценарий будущего фильма написал сам в соавторстве с Сабиром Ризаевым и показал его Сергею Бондарчуку, с которым его связывали очень теплые дружеские отношения. Идею фильма он поддержал, сочувственно отнеслись к ней и тогдашний глава “Мосфильма” Сурин и замминистра культуры Баскаков. Последовало только одно указание — чтобы фильм о Бакинской коммуне снимали молодые кинематографисты трех закавказских республик под художественным руководством Сергея Бондарчука. Но этот замысел, долженствующий знаменовать интернациональный характер Бакинской коммуны, неожиданно натолкнулся на яростное сопротивление лидера Азербайджана Вели Ахундова. В откровенно хамской форме он ответил на звонок своего армянского коллеги Якова Заробяна категорическим отказом, заявив, что фильм о Бакинской коммуне — это “не ваше собачье дело и снимать его будут только азербайджанские кинематографисты”. Ахундов был кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС и мог себе такое позволить. Фильм, естественно, так и не сняли, хотя с мечтой об этом Даниелян не расстается по сей день.
А первое знакомство с Бандарчуком было заочным. Даниелян увидел фильм “Тарас Шевченко”, где молодой Бондарчук сыграл заглавную роль. Игра актера так ему понравилась, что он с присущей ему импульсивностью послал телеграмму: “Поздравляю народного артиста СССР”. Между тем Бондарчук тогда даже не был заслуженным. И надо же было такому случиться, что в то же время фильм посмотрел Сталин и тоже пришел от него в восторг, повелев своим сатрапам от культуры, минуя все промежуточные звенья, дать Бондарчуку народного. С тех пор народный артист крепко запомнил пророка из Армении.
В октябре 1963 года торжественно отмечалось 250-летие Саят-Новы. Главным режиссером торжеств был назначен Даниелян, взявшийся за дело с присущим ему пылом и энергией. И не забыл при этом своего крестника — Бондарчуку была послана телеграмма с приглашением приехать в Ереван вместе с супругой Ириной Скобцевой и 16 актерами по его выбору. Приехали Черкасов, Ларионова, Рыбников и другие кумиры тех лет. В разгар торжеств Даниелян узнал, что 26-го у Бондарчука юбилей — 40 лет, и устроил ему праздник, который и сам юбиляр, и многочисленные гости с благодарностью вспоминали еще очень долго. Контакты переросли в творческие, когда Бондарчук пригласил Даниеляна принять участие в съемках “Войны и мира”. С этой работой связаны два интересных эпизода в жизни Ванцетти Амирджановича.
Бондарчук поручил ему — сыну кавалериста и кавказскому джигиту — выбрать коней для фильма. Найти лошадей, достойных таких прославленных седоков, как Кутузов, Наполеон, Багратион, Мюрат, было делом непростым, а это как раз и было по сердцу Даниеляну. Разумеется, он отправился на Кубань, где были лучшие в стране коневодческие заводы, которые находились под началом самого Семена Буденного. Там он встретился с Шолоховым, который пригласил его в свою станицу Вешенскую, много с ним общался, восхищаясь простотой и обаянием великого писателя. А напоследок Шолохов поведал ему раритетную историю про коленопреклоненного Лаврентия Павловича. Еще молодой, но уже популярный Шолохов задумал жениться на любимой девушке, солистке Большого театра, и уже готовился к свадьбе. Но случилось так, что ему нужно было срочно уехать по делам. А когда вернулся, рыдающая невеста объявила ему, что свадьбы не будет, она недостойна своего жениха, потому что, пока тот отсутствовал, ее склонил к сожительству Берия. Разгневанный писатель, которого многие — и не без основания — считали баловнем вождя, прямиком отправился в Кремль и все поведал Сталину. Тот немедленно призвал на ковер провинившегося друга Лаврентия, устроил ему разнос и потребовал просить у обманутого жениха прощения. Палач, державший в трепете всю страну, с криком “Прости меня, Миша” пал перед Шолоховым на колени и только после этого был отпущен.
Второй эпизод связан с министром культуры Фурцевой, правда, в нем она играла всего лишь посредническую роль. Во время встречи Хрущева с бывшим послом США в СССР Авереллом Гарриманом генсек предложил дипломату выбрать себе подарок в память о стране. Тонкий ценитель живописи Гарриман ответил, что всегда мечтал иметь одну из картин Сарьяна. Обескураженный Хрущев, доселе не ведающий о таком пророке в собственном отечестве, запросил информацию у своего помощника Александрова, и тот подробно поведал ему о Сарьяне, попутно сообщив, что его полотна имеются и в Третьяковской галерее. “Так в чем проблема? Немедленно доставить оттуда одну картину и подарить Гарриману”, — распорядился Хрущев.
Но Александров сумел убедить его, что правильнее будет обратиться с этой просьбой к армянским товарищам и, возможно, сам Сарьян согласится расстаться с одной из своих работ. Так и случилось. Хрущев вручил подарок Гарриману и, растроганный его неподдельной радостью, повелел Фурцевой принять все меры к тому, чтобы о Сарьяне был снят хороший фильм. И тут Екатерина Алексеевна припомнила, что на съемках “Войны и мира” в группе Бондарчука она заприметила армянского режиссера. Даниеляна нашли и предложили делать фильм. Но он ответил, что фильм о великом художнике не сделает никто лучше Лаэрта Вагаршяна, а он готов работать с ним вместе. В 1965 году фильм “Мартирос Сарьян” вышел на экраны. Поначалу армянское руководство встретило картину довольно враждебно, ибо там звучали имена, которые в те годы упоминать не полагалось, — Чаренц например. Но когда в Центре картину очень одобрили, высказав на дебютном просмотре массу комплиментарных слов в адрес создателей, в Армении мнение пересмотрели. Фильм был удостоен премии и других наград, высоко оценен зрителем, и прежде всего самим Мартиросом Сергеевичем.
Дикторский текст к фильму Вагаршян предложил написать Юрию Нагибину, у Даниеляна, правда, была другая кандидатура. Но когда создатели фильма отправились на писательскую дачу, чтобы договориться окончательно, излишне экстравагантное поведение тогдашней супруги хозяина — известной поэтессы — буквально повергло их в бегство. Благодаря этому милостивая к Ванцетти судьба подарила ему еще одну судьбоносную встречу — с Ильей Эренбургом. Именно его, своего любимого писателя, он видел автором дикторского текста с самого начала. Особого восторга предложение у Эренбурга не вызвало — он ставил одно невыполнимое условие. Прийти к соглашению помогли, как ни странно, …помидоры. Будучи заядлым агрономом, Эренбург любил экспериментировать на своих дачных грядках и демонстрировать гостям плоды своих трудов. Гостю из Армении он с гордостью показал помидорные грядки с крошечными сморщенными плодами, вызвав у того лишь вежливую ухмылку. “Вы не видели помидоров, которые выращивают у меня на родине, я непременно привезу вам рассаду”, — пообещал Ванцетти писателю. Он был готов на что угодно, лишь бы склонить Эренбурга к согласию.
И тот обещал. Они оба сдержали слово — Илья Григорьевич написал великолепный дикторский текст, а Даниелян привез ему обещанные кусты прославленного сорта “Анаит”. А когда на черноземье армянские помидоры созрели, поражая всех величиной, красотой и вкусом, радости и благодарности писателя не было предела. А однажды, пригласив армянского друга на ужин в свою городскую квартиру, он протянул ему небольшую картину со словами “Дарю тебе на память — это автопортрет Пикассо”. Ответ гостя последовал мгновенно: “Ваш дом — это музей, и никто не имеет права выносить из него ничего, тем более творения Пикассо”. Сказал и тут же оказался в благодарных объятиях жены и дочери писателя.
За Ванцетти Даниеляном прочно закрепилось прозвище легенды “Арменфильма”. Не потому, что он снял самые лучшие фильмы на этой студии, хотя многие из снятых по его сценарию или им самим картины были по-настоящему хороши и пользовались большой популярностью у зрителя. Сам он впервые снялся у Александра Роу в фильме “Тайна горного озера”. Русский режиссер ирландского происхождения, которому вскоре предстояло стать знаменитым киносказочником, увидел юного Ванцетти на улице и пригласил его на роль вожатого.
В послужном списке Даниеляна такие фильмы, как “Лично известен”, “Из-за чести”, “Тропою грома”, “Северная радуга”, “Мир в зеркальце”, “Маленькая история любви”, “Звезды нашего двора”, “Встречи с маршалом”, “Мартирос Сарьян” и другие. Но легендой “Арменфильма” он стал не благодаря им. Роль вожатого, которую он сыграл в кино, как бы предопределила его судьбу, став главной его ролью по жизни. Все на студии знали, что из самых сложных, самых тупиковых ситуаций вывезет Ванцетти — найдет выход, развяжет все узлы и спасет положение. Когда для фильма о Камо понадобился царский поезд, Даниелян отправился в Тбилиси к генеральному директору Закавказской железной дороги и добился, чтобы эту реликвию пригнали в Ереван. Он добыл деньги, когда съемочная группа фильма “Хозяин” попала в финансовый цейтнот. А во время съемок “Северной радуги” ему удалось сделать невероятное. Игравший в этом фильме роль Католикоса Нерсеса Аштаракци Рачья Нерсисян для полного вживания в образ захотел облачиться в подлинный наряд католикоса. Запросили Св.Эчмиадзин, оттуда ответили, что церковь не место поставки реквизита для киностудии. Тогда Ванцетти попросил аудиенцию у самого Вазгена Первого, и глава Армянской Апостольской Церкви не только не отказал, но присовокупил к ризе драгоценный крест католикоса и даже удостоил гостя продолжительной беседы. Охрану доверенных ему бесценных раритетов Даниелян взял на себя. А пистолет для этого ему выдал лично зампредседателя КГБ Оганес Далалян.
Эти качества Ванцетти Амирджановича заприметили и оценили в ЦК КП Армении, когда назначили его начальником управления зоны отдыха на Севане. Ему предстояло сделать невозможное — в короткий срок обустроить севанское побережье. И он засучив рукава взялся за дело — с ящиками отборного коньяка и ишхана ездил к первому секретарю горкома Сочи, обращался за помощью к маршалу Баграмяну и министру гражданской авиации СССР Логинову. И никто из них ему не отказал. Из Сочи прибыли 18 спецбригад, которые уложились в рекордно короткие сроки. Когда через два месяца Даниелян пригласил руководство республики на вершину Цамакаберда принимать работу, никто этому сперва не поверил. А увидев, ахнули: на прекрасно ухоженном берегу стройными рядами выстроились новенькие шелковые палатки — 500 от Баграмяна и 750 от Логинова, аэрарий, красочные зонтики, киоски. На приколе у берега стояли 23 прогулочных катера и 2 теплохода. С тех пор прошло ровно 45 лет. Ванцетти Амирджанович уже не задается вопросом, куда делись теплоходы и катера, но на Севан старается не ездить. Больно смотреть на растасканное по кускам, расхищенное побережье — слишком много было в него вложено.
Построив за столь короткий срок зону отдыха на Севане, Ванцетти Амирджанович повторил временной рекорд своего отца четвертьвековой давности. В самом начале войны, когда враг отчаянно рвался к столице, для ее защиты было решено спешно построить стратегическую дорогу Москва — Куйбышев. Работу эту поручили Буденному, дав ему сроку один месяц. Но лихой кавалерист задание завалил, нужно было срочно спасать положение, и тогда генерал армии Хрулев припомнил молодого армянина — командира полка, который за одну ночь наводил мост на переправе и пробил линию Маннергейма на своем отрезке. Амирджана Даниеляна вызвали к Сталину. Присутствующие при этом были поражены спокойствием и хладнокровием, с какими молодой майор переступил самый страшный в стране порог сталинского кабинета. Через 12 дней он доложил Хрулеву, что задание выполнено. Генерал не поверил своим глазам, когда увидел великолепную дорогу, увенчанную художественными арками работы Каро Алабяна. А когда он высказал свое восторженное удивление Сталину, вождь спокойно ответил: “Вы удивляетесь потому, что не видите разницы между казаком и кавказцем, меня это не удивляет”. Генералиссимус лично возложил полковничьи погоны на плечи майора, и Даниелян никогда не расставался с ними, отказавшись в будущем от звания генерала.  К его сыну Ванцетти фортуна оказалась на редкость благосклонна. Ему всегда удавалось все. Об одном его крупном везении писала взахлеб вся французская пресса. В 1975 году Ванцетти Даниелян в составе делегации советских кинематографистов поехал на Каннский фестиваль. В программу развлечений входило посещение казино в Монте-Карло. Прекрасно игравший в покер и к тому же обладавший азартным характером, Даниелян решил рискнуть. Выиграл огромную сумму, перетянув на себя внимание всех присутствующих в зале. Поставил снова, и опять крупная удача. В итоге он выиграл в этот вечер полтора миллиона франков, по-братски поделив эту сумму между всеми членами делегации — каждому досталось по 560 тысяч франков.
Но у судьбы в запасе был для него еще один сладкий подарок в самом прямом смысле этого слова. На приеме в советском посольстве во Франции их угостили сказочного вкуса тортом. Очарованным гостям сообщили, что торт носит название “Ангельский”, и поведали его удивительную историю, восходящую к временам раннего христианства. Во время посещения царем Трдатом III Рима армяне угостили его этим тортом. Царица Ашхен открыла восхищенному гостю секрет его неповторимого вкуса и пикантности, заключенный в особых водорослях, которые водятся только в озере Ван. Потрясенный армянским происхождением торта, Ванцетти решил любой ценой добыть рецепт и обратился с этой просьбой к первому секретарю посольства Генриху Лилояну. Но он, отправившись на переговоры, сообщил, что за торт запросили огромные деньги. Названная сумма вдвое превышала стоимость норковой шубки, купленной для жены. Даниелян, не торгуясь, отдал часть своего выигрыша. Привез рецепт в Ереван, на одной из кондитерских фабрик даже наладил производство. Но во время обязательной дегустации в Москве чудо-тортом заинтересовался главный кондитер страны — фабрика “Красный Октябрь”, — и в Ереван к Даниеляну были заброшены две очаровательные лазутчицы на предмет его обольщения и раскрытия секрета торта. Однако действие возымели не чары краснооктябрьских девиц, а решительное указание тогдашнего председателя Агропрома Владимира Мовсисяна ни в чем им не отказывать. Даниелян и не отказал, но выставил свое условие — выслать ему 20 тонн остродефицитного агар-агара. Выслали немедленно… Рецепт сказочного торта Даниелян хранит свято, и он открыт для сотрудничества с профессионалами, готовыми оценить и поддержать этот проект.
Сейчас Ванцетти Амирджановичу за 80. Общаясь с ним, я пришла к убеждению, что он очень счастливый человек, потому что прожил жизнь удивительно полно, ярко, насыщенно и продолжает жить с тем же жадным интересом к ней. А это дорогого стоит.