Как непросто быть армянином
Затейливая вариация на тему русского и армянского национального своеобразия
Наш соотечественник Арарат ПАШАЯН — автор относительно новый. Живет в Брянске, по профессии химик, доктор наук, завкафедрой Брянской государственной инженерно-технической академии.
Читателю “НВ” он уже знаком по предыдущей публикации “Мои русские смотрины” (05.07.12). Новая — написана так же остроумно и живо (публикуется с сокращениями), за что благодарим автора, желая ему новых литературных вершин. Напомним, Пашаян — выходец из семьи сирийских армян, перебравшихся на родину в 1946 году. Родился и вырос в Армении. Его новый рассказ — об эмиграции. Спустя почти пятьдесят лет после репатриации родителей эмигрировал и он. В Россию. Эмиграция — явление привычное в жизни многих народов. “Вот за что я люблю ирландцев, так это за то, что они эмигрируют, едва успев родиться”, — шутил о соотечественниках Бернард Шоу. Считается, что армяне лучше остальных адаптируются к условиям жизни в новой стране. Это не совсем так. Оказавшись в чуждой среде, представитель любой национальности получает определенную долю культурного шока, переживаемого каждым по-своему. Пашаян рассказывает свою историю преодоления эмиграционного тупика, чему способствовало в том числе его умение воспринимать мир в позитивном свете. Светлого в его мире гораздо больше…
Я с семьей эмигрировал в Россию в 1994 году в самые мрачные и тяжелые для Армении дни. Вряд ли найдется нормальный человек, который добровольно покинет обжитые места, родных и друзей, могилы родителей и в 43-летнем возрасте поедет на чужбину, чтобы начинать свою жизнь с нуля…
В поисках работы я три месяца бродил по улицам областного центра и вчитывался в объявления в надежде найти какое-либо учреждение, где можно было бы хоть как-то заработать, а в лучшем случае и работать…
Был очень удивлен, когда обнаружил, что мое наивное желание показаться как можно более грамотным, и что греха таить, и умным, приводило к печальному результату. Например, в санэпидстанции в беседе о возможном трудоустройстве, узнав о том, что я кандидат наук и что еще “хуже”, собираюсь написать докторскую диссертацию, начальник тут же вспомнил о том, что ему некогда, и, сухо отказав, закончил беседу.
Тем не менее я не переставал об этом факте напоминать каждый раз, когда беседовал с очередным работодателем. И моя армянская гордость была даже чем-то удовлетворена, когда я обнаружил, что такая отрицательная реакция по отношению к моим научным “достижениям” — закономерная реакция образованных представителей местного населения.
И даже в среднюю школу в качестве преподавателя химии меня не хотели брать, мотивируя тем, что я говорю с акцентом и, что самое смешное, у меня усы.
Понять этих женщин бальзаковского возраста вполне можно. Война в Чечне была в самом разгаре. Слова “боевики” и “лица кавказской национальности” наводили настоящий ужас на россиян средней полосы.
Признаюсь, что впечатления при общении со мной (мой явный акцент и выраженная армянская внешность) могли быть самыми разными. По мнению этих озабоченных от неминуемой старости и озлобленных от сознания бесполезности борьбы и неизбежности надвигающихся физиологических изменений в организме женщин, я был не совсем презентабельным, чтобы соответствовать моральным и эстетическим требованиям учеников. И учитывая, как они заботились об успеваемости своих учеников и об имидже своих школ, полученный мной очередной отказ можно считать как вереницу закономерных событий.
В этой связи я вспомнил великого Сарояна и его общение с не менее великим Хемингуэем. В то время Хемингуэй, будучи больным и парализованным, ходил с палочкой. И, на первый взгляд, в дружественной беседе с Сарояном упрекнул, что у него слишком большие и неухоженные усы и не мешало бы их постричь.
Сароян был в ярости от такого дерзкого упрека со стороны Эрнеста. Он тщетно пытался доказать, что такая форма усов обусловлена тем, что он обожает нашего национального (армянского) героя-полководца Андраника, знакомством с которым он гордился.
И между прочим, Сароян вспоминает, что он настолько разозлился, что поломал тросточку Хемингуэя и швырнул ему в лицо. С тех пор бывшие друзья не общались, о чем впоследствии, после смерти (самоубийства) Хемингуэя, Сароян очень сожалел.
* * *
Однажды, находясь в крайнем отчаянии, я серьезно рассматривал возможность устроиться сторожем в соседней бане. И так как в бане был выходной день и оказалось, что мне некуда спешить, решил обрадовать десятилетнего сына, осуществив с ним культурное мероприятие. Естественно, я выбрал самый недорогой вид развлечения. Мы сходили в планетарий. И для меня, и для сына это было весьма полезно. Тем более что я там столкнулся с удивительным проявлением патриотизма.
Средних лет женщина с интеллектуальной и симпатичной внешностью, проводя экскурсию, с нескрываемой гордостью отметила, что наша область является излюбленным местом инопланетян, поэтому они часто нас посещают. Об этом свидетельствуют многочисленные показания жителей, особенно в глубинных районах, которые детально описывали свои контакты с инопланетянами.
Манера преподнесения информации свидетельствовала, что она этим фактом явно гордится!
Впоследствии для выявления причин тотального проявления патриотизма губернского розлива в беседе со старым и мудрым евреем я съязвил, спросив, как он объяснит столь повышенный интерес НЛО к нашей области?
— Если ты тоже так будешь беспробудно глушить ядовитый самогон, тебя тоже будут посещать инопланетяне, — ответил он.
* * *
Я находился на грани полного обнищания. В то самое время мне предложили работу (согласились брать, невзирая на мои усы и на акцент), и я сразу согласился трудиться на фосфоритном заводе в качестве главного инженера обогатительной фабрики, так как, несмотря на научную профессию, много занимался технологиями.
Сейчас я с ужасом вспоминаю ту пору, когда ходил в кирзовых сапогах и в телогрейке, находясь по пояс в холодной воде, а выше пояса сгорал от жары у вращающихся барабанов для сушки фосфоритной муки. Однако и этот период моей жизни содержит хоть и грустные, но в некотором смысле забавные страницы. Я прошел через испытания и набрался жизненного опыта с русским очертанием.
Уступая требованиям коллектива фабрики, при полном отсутствии средств на это (всего лишь пенсия тещи) я устроил скромный обед для знакомства с коллективом. Как говорится, “проставился”.
У нас в Армении всегда за столом досыта питаются и только потом наливают стаканы или фужеры. Если генетический армянин на пустой желудок (в России я научился странному слову “натощак”) выпьет, то последствия могут быть самые печальные. Вплоть до отравления. Поэтому во время обеденного перерыва, когда сели за стол, я как нормальный армянин и голодный человек начал кушать. Подняв голову, я обнаружил немую сцену — удивленные взгляды в мою сторону.
Все ждали вступительного тоста. А я кушаю. Еще большим было разочарование, когда все посмотрели, как себе в граненый стакан налил несколько капель водки — для формы, чтобы поддержать тост добрых напутствий и пожеланий здоровья.
Дабы показать, что мы сами с усами, не успев даже проглотить кусочек хлеба, я демонстративно налил полный граненый стакан, залпом выпил и для бравады даже не закусил. Только понюхал кусочек соленого огурца…
Для того чтобы ощущать все величие Есенина, как минимум один раз необходимо так “засандалить” и войти в состояние, описанное им в стихотворении “Клен ты мой опавший”:
…И, утратив скромность, одуревши в доску,
Как жену чужую, обнимал березку…
Эти гениальные строки открывают столько тонкостей, что их трудно описать в целой книге. Обратите внимание, как в его словах звучат и сарказм, и сочувствие, и трагедия: “и утратив скромность…”. Однако самая большая человеческая трагедия глобального масштаба и ее простое признание Есениным кроются в последней строчке.
Кто находился в этом состоянии, в котором я оказался после того, как “накрыл поляну” и хряпнул переполненный граненый стакан без закуски, тот меня поймет, сколь бесценно и желанно наличие надежной опоры, когда ты уже “одурел в доску”. И гениальный Есенин этот комплекс чувств сравнивает с тем, который трезвый человек испытывает, обняв чужую жену!!! Не красивую, не аппетитную, не страстную, не изящную (видите, при таком богатстве выбора, что именно выбирает Есенин), а просто ЧУЖУЮ ЖЕНУ….
В России я многому, не всегда позитивному, научился. Между первой и второй перерывчик небольшой, третий тост за любовь, четвертый — за мужика. Попадались и ортодоксы, которые для сохранения “чистоты русских обычаев и нравов” с ножницами ходили и отрезали галстуки, если кто-то, не дай бог, пропустит очередность этого идиотизма…
Возможно, эти люди по-своему тоже себя идентифицируют как патриоты России… Потом я уже привык выпивать с друзьями самогон и закусывать салом. А перед расставанием выпивать на посошок, на сход ноги и всякий бред…
Чтобы отмести все подозрения у читателя, спешу подтвердить, что не люблю употреблять алкоголь. И динамика развития событий подсказывает, что я собираюсь исповедаться, как я поневоле стал алкоголиком.
Ничего подобного. Я выпиваю совсем немного для поддержания компании.
* * *
Мои новые заводские друзья пригласили меня за компанию сходить в лес собирать грибы.
До сих пор не понимаю, почему я согласился. Правда, была активная пропаганда. Дескать, у вас в Армении нету леса, и поэтому я не успел понять всю красоту и прелесть такого удовольствия.
Итак, взяв у тещи плетеную корзину, надев ветровку и сапоги, в воскресное летнее утро, вместо того чтобы заниматься чем-то полезным — например, дописать докторскую диссертацию, над которой я ни дня не переставал работать, я отправился к заводской проходной, где меня подобрали мои коллеги.
Мои спутники — главный технолог и начальник технического отдела завода, судя по разговору при обсуждении выбора грибных мест, — были большими специалистами этого дела, поэтому все их указания я выполнял беспрекословно.
Я надеялся, что пойду с кем-то из них рядом, и они мне будут помогать и советовать, что брать, так как я вообще не знаю ни одного гриба. Но наш старший, мудрый еврей Борис Семенович, даже не обсудив другие варианты, распределил тропинки, направления движения и указал место и ориентировочное время встречи. И мы пошли.
Не скрою, что при этом у меня был спортивный интерес. Хотелось членам семьи и, что самое главное, теще, доказать, что и это я смогу сделать.
Ходил я медленно, и вскоре моя корзина была переполнена красивыми, разноцветными, крупными грибами. Надо полагать, как моя грудь переполнялась от гордости, ожидания встречи с коллегами, куда я, естественно, появился первым и прилег отдохнуть. Надо признаться, что это нелегкий труд — сгорбившись, ходить по лесу.
Когда подошли мои коллеги, увидев меня отдыхающим, съязвили, что новичкам всегда везет. И, продолжая ревновать, полюбопытствовали, что же я так много собрал.
Когда молодой Николай перевернул корзину и ногой рассеял кучку, к моему удивлению, издал длинный крик типа твою…
Оказалось, что я в основном собирал мухоморы. Я впервые услышал это слово и, естественно, никак не мог знать, что они ядовитые.
А ведь с каким удовольствием я вырывал удивительно красивые, пестрые, пятнистые, выпуклые и толстенькие грибы и удивлялся, что вот прямо глаз режет, а их почему-то до меня никто не брал… После тщательного отбора на дне моей корзины остались три-четыре гриба.
Мои коллеги снисходительно поделились со мной своими грибами. Не помню, как они назывались. Но я не очень расстроился. Ведь есть что показать дома, и не так уж будет стыдно.
Обратную дорогу я решил сократить, и длинный круг через весь город сократил, сошел раньше и стал пешком подниматься в горку. И не заметил, как вдруг передо мною появились две громадные собаки. В породах собак я тоже не разбираюсь, но из Еревана помню, что у моего друга была такая же порода, и она называлась ДОГ.
И вот стою, а одна из них почему-то очень возбужденно и страстно стала обнюхивать меня именно там, где находится детородный орган.
Оглянулся и заметил, что хозяева этих собак, относительно молодая пара, вдали, прислонившись к стволу березы, ворковали и периодически целовались. Понятно, что им было не до меня. Да и крикнуть я не осмеливался. Откуда знаю, как реагируют собаки такой породы на крик.
Какие только мысли не посетили меня за несколько секунд. Стало страшно обидно, когда вообразил, что весть о моей трагической смерти долетает до родины, как горюют родные, а любопытные смакуют подробности. И гуляет такая версия, что я там, в России, совсем обрусел (так быстро!!), поехал в лес по грибы, и там собаки меня загрызли.
Откуда-то из дальних уголков памяти выплыло, что в подобных случаях главное — не провоцировать собаку ненужными движениями. Лучше всего просто стоять, что и я делал…
Когда наконец влюбленная пара лениво посмотрела в сторону собак и они заметили меня, я стал отчаянно махать руками, как бы махал Робинзон Крузо, увидев плавающий вдали корабль…
Вернулся домой я уставший и раздраженный. А тут у нас сидит и болтает с моей тещей великий специалист по грибам, наша соседка Анна Даниловна.
— Бледная поганка, — не требующим возражения металлическим голосом выцедила она.
Ее вердикт привел меня в бешенство. Все мои возражения, что люди, которые теперь у себя дома спокойно отдыхают, тоже подобные грибы взяли домой, а они большие специалисты, оказались тщетны. Анна Даниловна, как свойственно русской женщине, была непоколебима. Тут еще сыграла нервная реакция тещи, которая ссылалась на большие знания соседки в этой области…
— Я, моя дочь и внуки это кушать не будем, — раздраженно и с агрессией в голосе сказала она.
Надо знать психологию людей, выросших в трудных и голодных условиях. И я пошел дальше. Прямо в присутствии всех помыл грибы, стал варить, позвонил Николаю. После заверения о том, что ничего опасного, я поставил сковородку и пожарил все грибы.
Три дня я гордо и чинно съедал эти грибы в одиночестве, невзирая на всякие уговоры жены и пустые разговоры, что у нас двое несовершеннолетних детей…
С тех пор между мной и тещей пробежал какой-то холодок.
* * *
Хоронили аксакала нашей армянской общины… Он был родом из Тбилиси.
Еще во время погребения я завел разговор о том, что почва здесь слишком глинистая и влажная. Не то, что у нас, в Армении. Потом обсуждали проблему, где правильнее быть похороненным. Пришли к выводу, что возвращение на Родину в ближайшее время не предвидится, а наши дети тем более не захотят это сделать (а почему, если вспомнить пример моего отца, может потому, что Россия христианская страна?), следовательно, случись с нами что, нет смысла перевозить гроб в Армению.
Эту тему мы обсуждаем при каждо
м подобном случае, поэтому по содержанию мазохистический разговор между нами происходил как мирная беседа.
На поминках присутствовали многие из армянской общины и близкие родственники покойника из разных городов России и из Тбилиси.
Когда вышли на террасу на перекур, завязался разговор, в котором меня похвалили, что стол веду по высшему классу. Кто-то пошутил, что я так хорошо и красиво преподношу заслуги и качества покойника, что уже сейчас хочется бронировать мое выступление на тот случай, если…
— Ребята, вы особенно не надейтесь, так как я старше вас. Вы лучше подумайте, кто возьмет в свои руки управление, когда покойником буду я. И вообще я заслужил того, чтобы меня обслужили по высшему уровню, поэтому определитесь, с кем мне уже сейчас начинать репетиционные занятия. А вообще считаю, что всякие похвальные и красивые речи при этом бессмысленны. Покойник все равно не может оценить и пережить приятные минуты. Необходимо, чтобы люди понимали, что все нежности, ласки, признания любви и уважения надо проявить к живым людям. Иначе получается театр абсурда…
Попрощались и разошлись кто куда, пожелав друг другу встретиться в следующий раз по радостному событию.
Прожитый день, учитывая особенность события, оказался утомительным, и я рано и быстро заснул.
Разбудил меня телефонный звонок. Долго не хотел реагировать, надеясь, что отстанут…
В трубке раздался знакомый голос товарища, с которым недавно расстались.
— Что надо? Что случилось?
— Дорогой, я хочу тебе признаться, что очень высоко ценю твой талант, человеколюбие, умение объединить нас и быть всегда с нами снисходительным и терпимым. Я тебя очень люблю, дорогой. По твоему совету, перед тем как спать, я решил высказать тебе мои позитивные чувства, а то мало ли что… Потом будет поздно. Ты же запретил… Спокойной ночи, родной!
— Как спокойной ночи, разве уже не утро?
— Нет, дорогой, всего лишь 2 часа ночи.
— Слушай, завтра в первую очередь пойду в паспортный стол и подам заявление, чтобы поменять национальность. Как вы меня достали…
— Уважаемый и дорогой профессор, не ты ли нам сегодня давал наказы, как правильно жить? Вот я и воплощаю в жизнь твои бесценные советы.
— Нет, я точно завтра откажусь от своей национальности!
— Слушай, поделись советом, пожалуйста. Меня тоже часто такое желание посещает, так как не только тебя достают армяне. Если не армянин, то кем бы ты хотел быть….
— Да ну вас, — и повесил трубку…
Утро ничем не отличалось от остальных. Только чувствовалась легкая утомленность, результат вчерашней бессонной ночи, когда лежа в постели точно решил, что напишу эссе и подробно планировал, как это сделаю.
* * *
Чем больше я погружался в среду российского рабочего класса, где особо остро и ярко выражены и фольклор, и сленг, и матерная лексика, и неповторимый житейский юмор, тем более я убеждался в непредсказуемости русской души и ее глубокого внутреннего содержания.
Василя Белова и Шукшина и всю русскую литературу подобные мне армяне осваивают на родном армянском языке. И остается надеяться на удачу, что переводчик сможет как можно сочнее и чувственнее передать нюансы русского сленга.
Помню, какое было у меня удивление, когда я начинал читать произведения в оригинале.
Какой бы ни был переводчик хороши
м, все равно трудно вообразить, как можно в переводе передать смысл слов “засандалить”, “бухать”, “кирять”, “сварганить”, “проставиться” и так далее.
Недавно во время встречи с журналистами Владимир Путин на вопрос, как комментирует он критику со стороны США о нарушении прав человека в РФ, ответил:
— Чья бы корова мычала, ваша бы молчала…
Я в уме перебирал, какие варианты могли быть преподнесены переводчиком для иностранцев…
С первых же дней проживания в России для сохранения навыков владения армянской речи я, наблюдая за очередной пресс-конференцией, всегда старался в уме осуществить синхронный перевод с русского на армянский. Уверяю вас, это очень увлекательное и полезное занятие. Может, благодаря такому странному увлечению я без всякого ущерба сохранил двуязычность.
У армян эта поговорка прозвучала бы так: вместо арбы скрипит кучер!
Трудно предсказать, каким образом переводчик передал смысл поговорки, озвученной Путиным, в любом случае на первый взгляд она (поговорка) могла бы вызвать политический скандал. При чем тут корова и что (или кого) он имел в виду, говоря корова?
Наш армянский вариант кажется все же более приемлемым, хотя, пользуясь теми же приемами, у русских говорят: “хрен редьки не слаще”…
Такой же переводческий конфуз случился при синхронном переводе встречи Медведева с Берлускони. Встреча проходила сразу же после выборов Обамы президентом США.
Заговорив о Бараке Обаме, Берлускони, охарактеризовав его, употребил итальянскую фразу “bronziony”, что переводчик Манучаров (наш человек!) перевел: “у него хороший загар”!
Потом Манучарову приходилось часто оправдываться за такой перевод (на мой взгляд, лучший из возможных). Он просто после такой реплики Берлускони так оторопел, что за несколько секунд ничего лучшего, чем этот вариант, не смог придумать.
Зато этот перевод вошел в историю дипломатических казусов, а Манучаров приобрел мировое признание.
Подготовили
Елена ШУВАЕВА-ПЕТРОСЯН
и