Год Тигра, или Чеченский дневник

Феликс БАХЧИНЯН – личность широко известная в писательских и переводческих кругах. И не только. Явно расположен, как говорили раньше, к общественно-политической жизни. Возглавляет Армянский фонд “Фритьоф Нансен” и является директором музея великого норвежца. Об этом же свидетельствует и его характер – неспокойный, непоседливый, а также круг его интересов, в коем лица эпохи, главы государств…

Ну кто еще из армян дружил, например, с Джохаром Дудаевым, да-да, тем самым. Или Звиадом Гамсахурдиа. Кого бы еще нелегкая понесла бы в Чечню, когда там горел огонь войны. Недавно журнал «Литературная Армения», к которому «НВ» питает самые дружественные чувства (кстати, рекомендуем, журнал замечательный, жаль, что, к нашему стыду, выходит раз в квартал), напечатал фрагменты из книги Феликса Бахчиняна «Год Тигра, или Чеченский дневник», которые и предлагаем вниманию читателей.

 

Вот что говорит о ней сам Бахчинян: «В 1998 году я написал книгу об армяно-чеченских отношениях, о связях между этими двумя народами. Опубликовали, я решил отвезти книгу в Чечню. И как раз в Грозном, у здания правительства, меня чеченцы взяли в плен и отвезли в лес. Там я пробыл в плену 29 дней. Потом меня отпустили. Наверное,

кто-то прочитал книгу, понял, что я о чеченцах много хорошего написал. Сказали, что будь я журналистом или политиком, казнили бы. Естественно, на моём мнении о Чечне или чеченцах это никак не отразилось. Среди повстанцев было много гуманных, понимающих и честных людей». Ну как не прочитать? Тем более что на днях книга вышла в свет отдельным изданием.

 

НОВЫЙ ВИТОК «ОХОТЫ НА ВЕДЬМ»

…Моя первая поездка в Чечню произошла в драматический момент истории, когда противоборство на этой земле достигло своей кульминации. Да и весь Кавказ тогда содрогался от взрывов и ран. Шел 1992 год.

Моя поездка в Чечню как писателя и представителя армянской интеллигенции преследовала несколько целей. Об одний из них нужно рассказать подробнее. Мне необходимо было повидаться со старым другом, который в это время (март 1992 года) находился в Грозном. Изгнанный с родины первый президент Грузии был вынужден искать убежище в соседней Армении, а затем, по согласованию с президентом Армении Левоном Тер-Петросяном, в сопровождении своего друга, президента Чечни Джохара Дудаева, на его

личном самолете был доставлен в Чечню. Со Звиадом Гамсахурдиа я познакомился в 1970 году. В то время я, будучи студентом эчмиадзинского Колледжа культуры, основал Клуб армяно-грузинской дружбы. Почетным председателем этого клуба был избран классик грузинской литературы, выдающийся общественный деятель и большой друг армянского народа Константин Гамсахурдиа. В доме Константина Гамсахурдиа я и познакомился с его сыном — Звиадом.

Вторая наша встреча состоялась весной 1989 года в здании Союза писателей Грузии. С тех пор наши приятельские отношения переросли в дружбу. Звиад тогда руководил основанной им общественной организацией «Илиа Мартали» (Илья Праведный), которая объединяла многих свободомыслящих представителей грузинской интеллигенции. Вскоре Звиад был избран президентом Грузии, и наши дружеские отношения, основанные на общности литературных взглядов, перешли в иную плоскость. Время было смутное, в любую минуту можно было ожидать обострения ситуации из-за преднамеренной провокации или чьей-либо непредсказуемой глупости. На наших тогдашних встречах обсуждалась только одна тема — ни в коем случае нельзя допустить обострения армяно-грузинских отношений, любые признаки этого явления необходимо немедленно пресекать. Если бы сторонники обострения армяно-грузинских отношений действовали только извне! Оказалось, что таких было больше внутри, среди нас, причем с обеих сторон… Казалось, над Грузией снова витал дух Сталина. Или же пошел новый виток «охоты на ведьм».

 

ДЖОХАР ДУДАЕВ И… ПИСЬМО ЕРЕВАНЦА С УЛИЦЫ КИЕВЯН

Автобусом из Тбилиси добираюсь до Владикавказа, оттуда на такси в Грозный. То время было крайне неудобным для путешествий и любых перемещений: бандитизм на дорогах, столкновения на межнациональной почве, блокпосты, комендантский час, продовольственный и топливный кризис.

Как раз в те дни президент России Борис Ельцин в телевизионном обращении произнес приводящее в ужас и смятение слово «война». Война в Чечне вошла в каждый дом.

И вот я, по природе человек миролюбивый, никогда не державший в руках оружия, по своей воле оказался в этом пекле. Первое дыхание войны я почувствовал еще на территории Грузии, когда неожиданно и без всякого предупреждения какие-то люди, стоявшие вдоль дороги, вдруг выпустили короткие автоматные очереди по нашему автобусу. Опытный водитель сумел увернуться от пуль, спас и нас, и машину, и самого себя. Я уверен, что в эти мгновения с ним, да и с нами, был Бог.

Уже вечером я снял номер в центральной гостинице города, привел себя в порядок и отправился в резиденцию главы республики. Помощник Дудаева выслушал меня и попросил подождать. После нескольких часов ожидания терпение мое иссякло, и я постучался в дверь помощника главы государства. Тот озадаченно посмотрел на меня, потом извинился и откровенно признался, что в суматохе дел вообще забыл про меня. Такой холодный душ подействовал отрезвляюще. Тем не менее меня тут же проводили в приемную Дудаева.

Я не сразу узнал его, на экране телевизора Дудаев был другим. Сейчас на меня внимательно смотрел не генерал, а умудренный жизненным опытом человек с гордым и умным взглядом. После нескольких дежурных фраз он повел нашу беседу так, словно мы были знакомы давно и эта встреча была далеко не первой. Я подарил ему сборник документов о геноциде армян, изданный под редакцией Мкртыча Нерсисяна, книгу Франца Верфеля «Сорок дней Муса-дага» и альбом репродукций Мартироса Сарьяна. Дудаев достал из шкафа адресованное ему трогательное письмо жителя Еревана о бессмысленности чеченской войны. Я запомнил, что написавший это письмо ереванец жил на улице Киевян.

Затем Дудаев познакомил меня с министром прессы и информации Мовлади Удуговым и министром внешней политики, который был гражданином Иордании и не владел русским. Постепенно Дудаев перевел разговор на более близкие мне по духу темы. Тепло отозвался о деятельности Анастаса Микояна в руководстве Советского Союза: я узнал, что он был главным инициатором возвращения чеченцев в родные края. Дудаев говорил, что чеченские армяне всегда приносили большую пользу развитию края, отмечал, что большинство живущих в Чечне наших соотечественников являются выходцами из Карабаха.

Дудаев посоветовал мне познакомиться с его советником по межнациональным вопросам господином Аствацатуровым. (Через несколько дней я встретился с этим человеком, он действительно произвел на меня очень хорошее впечатление.) В разгар беседы на эти отвлеченные темы Дудаев вдруг резко задал мне вопрос:

— А вы уверены, что Гамсахурдиа захочет встретиться с вами?

Неожиданность вопроса несколько озадачила меня, но я спокойно ответил утвердительно. На этом Дудаев прервал нашу беседу:

— Встретимся здесь в полночь и вместе поедем.

 

КОНСТАНТИН ГАМСАХУРДИА СКРЫВАЛСЯ ОТ БЕРИИ В ЭЧМИАДЗИНЕ

В гостиницу меня проводил вооруженный племянник Дудаева. Было около десяти часов вечера. Через два часа я снова ждал Дудаева в его резиденции на одиннадцатом этаже, в приемной комнате под номером девять. Ровно в полночь он вышел из рабочего кабинета, и мы молча спустились вниз не на лифте, а пешком по лестнице — как я понял, из соображений безопасности. Внизу нас ждала машина. По дороге я узнал, что Гамсахурдиа живет в летней резиденции Дудаева. По прибытии на место мне стало понятно, что Гамсахурдиа ждал нас. Был он в белой рубашке с закатанными рукавами. Было заметно, что он очень рад встрече. Мы по-братски обнялись.

Последний раз мы встречались со Звиадом в правительственной резиденции в Тбилиси за полгода до этого, в октябре 1991 года. Войдя в дом, я увидел сыновей Звиада, которые также выразили свою нескрываемую радость. Особенно были заметны эмоции младшего сына, Георгия. По священным для грузина правилам гостеприимства Звиад разбудил кухарку и попросил накрыть стол. Мы прошли в помещение на третьем этаже, в комнату, которая очень напоминала Малый зал Союза писателей Армении. За столом сидели втроем, говорили на общие темы, естественно, на единственном общем для нас русском языке. Через некоторое время я почувствовал необходимость оставить Дудаева со Звиадом наедине, извинился и вышел в холл, где кроме сыновей Звиада встретился с его супругой, госпожой Мананой. Несмотря на радость встречи, в глазах Мананы просматривалась тревога, продиктованная вынужденной эмиграцией.

Наша беседа касалась общих воспоминаний и особенно дней, проведенных в Армении. Затем госпожа Манана затронула тему последних дней их пребывания в Грузии. Когда стало ясно, что во имя сохранения собственной жизни они должны покинуть родину, было принято решение ехать в Баку, но руководство Азербайджана отказалось их принять. Объяснить это можно только менталитетом турка: остаться глухим к проблемам человека, оказавшегося в беде, униженного, переживающего полосу трудностей… В этой ситуации Гамсахурдиа и его семья по согласованию с президентом Левоном Тер-Петросяном нашли временный приют в Армении.

Это решение Тер-Петросяна тоже получило противоречивую оценку: для одних это была протянутая рука друга, а для кого-то — чуть не мафиозная акция. Но в конце концов история показала, что этот шаг президента Армении был мужественным жестом человека и государственного деятеля. Очень тепло госпожа Манана отозвалась о бывшем секретаре Иджеванского райкома партии Джемме Ананян. Когда по прошествии многих лет я рассказал Джемме о нашем разговоре с госпожой Мананой в Грозном, она скромно ответила, что тогда просто исполняла свой долг не только перед политическим и государственным деятелем, но и перед сыном выдающегося писателя Константина Гамсахурдиа.

В сегодняшней Армении многие и не знают, что в свое время Константин Гамсахурдиа, скрываясь от своего земляка, человеконенавистника Лаврентия Берии, по иронии судьбы нашел убежище тоже в Армении, а точнее — в Эчмиадзине…

Встреча с Гамсахурдиа осталась в моей памяти незабываемой вехой. Я видел трагедию личности, наделенной широким кругозором, самолюбием и гордостью истинного сына гор. Аристократ по происхождению, горец по рождению, он не позволил себе согнуться под ударами судьбы, спрятал горькую обиду за предательство самых близких людей в глубину души, а благородство и человечность не дали ему опуститься до мести, которая привела бы к новому кровопролитию.

Жестокость и мелочность его врагов не знала границ, даже Дом-музей Константина Гамсахурдиа, где родился и вырос Звиад, был предан огню. Но истинный интеллигент всегда остается интеллигентом. Я помню все детали нашей последней встречи: даже в этой трагической ситуации Звиад беспокоился, что из-за поспешного отъезда они не успели взять нужные учебники и словари, что могло негативно отразиться на образовании детей…

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ ЦЕРКВИ В ГРОЗНОМ АРМЯНСКОЙ ОБЩИНЕ

…Была встреча с Дудаевым. Мы говорили о проблемах армянской общины Грозного. В разговоре я попросил Дудаева посодействовать в вопросе возвращения церкви армянской общине. Церковь находилась в центре города и не действовала многие годы.

Выслушав просьбу, Дудаев пообещал рассмотреть и по возможности выполнить ее. Честь и хвала ему: спустя какое-то время на имя ныне покойного Католикоса Всех Армян Вазгена Первого поступило письменное сообщение о передаче церкви армянской общине. Одновременно глава Чечни пригласил Его Святейшество принять участие в проводимой в Грозном 17-18 октября 1992 года встрече духовных предводителей. Католикос тепло поблагодарил Дудаева за содействие в богоугодном возрождении армянской религии и пообещал направить в Грозный делегацию во главе с архиепископом Тираном Кюрегяном для участия в церемонии возвращения церкви общине. У меня сохранились письма-документы той эпохи. …Дудаев был ребенком, когда его семью вместе с тысячами других чеченских семьей с легкой руки Сталина выслали в казахстанские степи. Надо отдать должное и ему самому, и тогдашней уродливой системе, которая тем не менее способствовала развитию способностей ребенка. Дудаев получил блестящее образование, закончил высшее авиационное училище и Академию военно-воздушных сил имени Ю.Гагарина. Прилетевшего в Ереван с далеко не официальным визитом Дудаева принял президент Армении Левон Тер-Петросян.

 

«ЧЕЧЕНСКИЙ ДНЕВНИК» И ЧЕЧЕНСКИЙ ПЛЕН

…Я не политик, и политическая агитация — не мой профиль. Я писатель, круг интересов которого составляют межнациональные культурные отношения. Поездки в Чечню позволили мне отыскать очень интересные исторические факты армяно-чеченских связей…

Я проникся большим уважением к истории чеченского народа, и под впечатлением от моих поездок и обнаруженных исторических фактов написал и издал книгу, которую назвал «Чеченский дневник». Теперь надо было довести ее до чеченского читателя.

И вот летом 1998 года я с моим зятем, которого зовут Арсен, выехал из Еревана в Грозный. Добрались до Тбилиси, и тут водитель заявил, что у машины возникли технические проблемы, и дальше нас везти отказался.

Пришлось продолжить поездку на случайном микроавтобусе какого-то армянина, ехавшего вместе с семьей на отдых в Кисловодск. Небольшая проблема возникла на российском пограничном пункте, когда нам попытались запретить въезд на территорию России. Но после того как я показал свое удостоверение, проблема исчезла и нас пропустили в обход общей длинной очереди. Во Владикавказе мы попрощались с нашими попутчиками и пошли договариваться насчет машины. Пожилой таксист очень озадачился, узнав о нашем намерении ехать в Грозный.

— Что вы там потеряли? Армянская церковь и община имеются и здесь, оставайтесь и работайте с ними. Ну ладно, — сказал он мне, — ты едешь, а молодого не жалко? Какому риску ты его подвергаешь! Тут у нас в местном КГБ работает очень хороший человек по фамилии Бестаев, он прежде работал в Армении и уважает армян, отвезу вас к нему домой. Он отговорит вас ехать в Чечню.

Конечно, мы отказались от такого гостеприимства, пообещав, что на обратном пути обязательно повидаем Бестаева. По дороге нас остановили на посту ГАИ, проверили документы. Начальник поста заметил, что я его тезка, и тоже попытался отговорить нас от дальнейшей поездки. Я поблагодарил тезку за добрый совет, но дорогу мы продолжили, не меняя направления.

По пути мы догнали желтый автобус ПАЗ, ехавший в Грозный, и пересели на него к удовольствию нашего таксиста. По дороге нас останавливали несколько раз, проверяли документы, но проблем не возникало. Добрались до Грозного. Город был совсем другим — кругом руины, следы штурма. Резиденции главы Чечни не было — на этом месте высилась груда развалин, не было и гостиницы напротив. Когда мы остановили прохожего молодого человека и спросили его, как пройти в Министерство культуры или Союз писателей, он посмотрел на нас как на инопланетян: ему не было известно о существовании таких структур. Зато он нас проводил к резиденции главы Чеченской Республики.  Резиденция располагалась на территории какого-то автотранспортного предприятия. К нам сразу подошли трое вооруженных молодых людей. Когда они узнали о цели нашего визита, предложили сесть в стоящий неподалеку автомобиль марки ВАЗ и сказали, что повезут нас в летнюю резиденцию главы республики.

Ехали долго, часов семь, заехали в какой-то лес, и тут нам объявили, что мы взяты в заложники, но при этом посоветовали не паниковать. Мы сами понимали, что протестовать или паниковать не имело смысла. Вот так мне, человеку, больному диабетом, пришлось вместе с моим зятем 29 дней провести в чеченской неволе.

 

ДОЛГИЕ 29 ДНЕЙ ТЮРЬМЫ СТРОГОГО РЕЖИМА

Трудно передать сейчас, с каким сроком тюрьмы общего или строгого режима, с какой тяжелой, продолжительной болезнью были сопоставимы для нас эти долгие 29 дней. Каждое утро нас допрашивали о цели нашего визита, выясняли, кто нас заслал и на кого мы работаем. Никого не волновала история армяно-чеченских отношений, а на книгу, которую я всем показывал, вообще не обращали внимания. Нам заявили, что никого не интересует цель нашего визита, а только то, кто может за нас расплатиться, чтобы выкупить нашу свободу.

Первые два дня нам не давали пищи и воды. Проверили содержимое моего ноутбука, стараясь по адресам и фамилиям отыскать людей, способных за нас заплатить. Чтобы не погрешить перед истиной, надо всё же признать, что вели они себя корректно и грубости не допускали. На третий день подошла смена и нас стали кормить. Нас караулили два солдата, одному из них было лет 16-18, высокий парень, вооруженный до зубов. Потом мы узнали, что, несмотря на молодость, он был опытным боевиком — такого мечтала бы иметь в своих рядах самая авторитетная силовая структура. Сначала он повел себя строго, запретил нам разговаривать между собой на армянском. Но когда ближе узнал нас и поверил в правдивость нашей истории, отношение его к нам улучшилось. Вторым караульным был совсем молодой парень. Он оказался глубоко верующим, целиком ушедшим в религию человеком.

 

ВЕЩИЕ СНЫ

…На третий день пленения я увидел во сне одноклассницу, которая была моей первой любовью с первого класса и с первого взгляда и на протяжении всей моей жизни так и осталась для меня эталоном женственности и чистоты. Я видел ее в школьной форме, такой, какой увидел в первый раз и сохранил в памяти. Видение кончилось, я вернулся из школьного класса в дремучий лес и вдруг заметил приближающиеся горящие огоньки. Мне показалось, к нам ползут вооруженные люди, я разбудил самого молодого охранника и молча указал на движущиеся огни. «Волки!» — воскликнул он и впал в полуобморочное состояние от страха. Пришлось будить главного в охране, который был и самым взрослым в группе.

— Волки сыты и идут на водопой, мы просто оказались у них на пути. Нам они вредить не станут, если мы спокойно уйдем с их дороги.

Мы без единого звука затушили костер, погрузились в машину и перебрались на другое место. Потом, уже в безопасности, я вернулся к тому сновидению и его продолжению в реальности. Это впечатление я не забуду никогда. Видение предупредило об опасности и, может быть, спасло мне жизнь.

Через несколько дней мне явился мой сын, но в трехлетнем возрасте. Ребенок во сне внятным от отчаяния голосом задал мне вопрос: «Ара, ну когда же ты вернешься?»

Я проанализировал этот сон и понял, что обязательно вернусь домой, но это возвращение будет связано с преодолением препятствий, поскольку ребенок — это символ устранения противоречий. Внутри каждого человека заложен ребенок, но не как след прошлого, а как частица его личности.

Прошло еще несколько дней, и пришло третье видение в образе моей пятилетней внучки, отец которой, Арсен, был вместе со мной в плену. «Дедушка, — сказала она мне, — ты и папа вернетесь через три месяца». Зять мой является абсолютным материалистом, и потому, когда я рассказал свой сон, он вовсе не ободрился, а только стал проклинать свою судьбу.

 

ЗА ВЫКУПОМ К МАТЕРИ ТЕРЕЗЕ

Наши охранники тоже старались помочь нам найти выход из положения. Кто-то из них предложил: пусть один из заложников останется, а другой съездит в Армению, достанет 80 тысяч долларов, вернется и выкупит второго. Эта идея воодушевила нас, но весь пыл охладел, когда мы задумались о том, где возьмем такие деньги, каких мы никогда и не видели. Этот вариант потом окончательно отпал из-за несогласия с ним командиров.

Другой «доброжелатель» предложил нам обратиться к Матери Терезе и напомнил нам о помощи, которую она организовала в пользу пострадавшей от землетрясения Армении. Бедняга, он не знал, что Матери Терезы уже много лет нет в живых.

Сновидения мои придали мне уверенности, и это почувствовали охранники. Страх исчез, и выделявшийся запах адреналина перестал раздражать их обоняние. Другим признаком выхода из состояния уныния было то, что мои рассуждения стали переходить в мечтания.

Я начал строить планы на будущее и склонялся к мысли, что мои сегодняшние страдания ниспосланы мне за какие-то грехи. Стал рыться в прошлом, но серьезных грехов не откопал и утешился тем, что плен, видимо, дан мне Богом как испытание. Стал сравнивать мое положение с тюремным заключением, представил наручники, решетки и пришел к выводу, что мое положение лучше.

Мне даже стал нравиться этот лес. Вспомнилась старая притча, где безногий калека благодарит Бога за свою судьбу и объясняет, что ему легче, чем безрукому. Удивительна природа человека!

В лесу были и другие опасности. Нас предупреждали о диких кошках и кабанах. На ветвях большого дерева даже соорудили специальную площадку на случай нападения кабанов.

Так как я вскарабкаться на дерево не могу, мне обещали помочь. Один из солдат дал мне две короткие цепи и учил меня пользоваться ими при атаке кабанов. Так я прошел первый в моей жизни курс боевой подготовки.

 

ВИРУС РЕВНОСТИ К ЗЯТЮ

Зятя моего обеспокоили эти уроки, в них ему виделась провокация — предлог, чтобы застрелить меня за «нападение на солдата». Вообще зятя своего я недолюбливаю. Вероятно, внутри каждого армянина живет вирус ревности к зятю, особенно если он к тому же отцу не совсем по душе. Даже охранники заметили эту мою неприязнь. Как-то увидели фото моего сына, которое я ношу в бумажнике. Внимательно рассмотрели, и один из них сказал, что надо было в эту поездку взять с собой сына, а не зятя: «Воевал бы вместе с нами, видно, хороший парень».

Они невзлюбили Арсена из-за его недостаточно почтительного отношения ко мне как к старшему и не совсем здоровому человеку. Мне было известно, что почитание старших является неотъемлемой частью воспитания чеченца. Зять не соответствовал их традициям.

Мой же авторитет в их глазах постепенно возрастал, ко мне уже стали обращаться за советом, и порой складывалось впечатление, что их командир я, а они мои подчиненные.

Действительно, прав был великий Эйнштейн: всё в жизни относительно. Так кто же тогда провел черту между хорошим и плохим, добром и злом, врагом и другом? В жизни таких условных границ нет. Можно ли было утверждать однозначно, что мы — я и эти вооруженные парни-охранники — являемся врагами? Конечно нет. Отношения между нами приняли такую форму, что наши интересы стали пересекаться и сходиться.

Обычно нас охраняли два или три солдата, но потом к нам стали приходить и другие — бывало, собирались человек десять, а то и пятнадцать. Это была естественная тяга к общению и посредством общения — к познанию. Даже во время игры в карты отдельными репликами, фразами задавались вопросы и выслушивались ответы на них. Был случай, один из солдат назвал меня командиром, на что я возразил: какой же я командир без оружия? Он тут же вручил мне пистолет марки «Макаров», но при этом для надежности вынул обойму. Я попросил и кобуру, и он мне дал кобуру с поясом. Для удобства я подобрал себе деревяшку под трость и так и прохаживался по территории — с тростью и с пистолетом в кобуре за поясом. Со стороны, наверное, я очень напоминал Храброго Назара. Конечно, пистолет с кобурой я вернул владельцу, но этот эпизод говорит о многом.

 

СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР

…Подъехали те самые «Жигули», на которых 13 дней назад нас привезли в лес. Как я уже говорил, водитель доставил нам смертный приговор. Оказывается, они пытались наладить переговоры с различными организациями, но безрезультатно, и руководство решило избавиться от нас как от лишней обузы. Я воспринял это сообщение спокойно и приписал его роковому тринадцатому дню. С другой стороны, в ушах стоял голос моей внучки: вернетесь через три месяца.

Между водителем, доставившим приговор, и молодым солдатом возник спор, говорили они на своем языке. Разговор длился не менее пяти часов. Затем солдат обратился ко мне и сказал, что суть приговора нам объяснили неверно. Оказалось, что этот юноша поставлен командиром над остальными боевиками. Среди них он выделялся интеллектом, манерами и образованностью. Потом он признался мне, что в ночь нашего ареста он не спал, а читал конфискованную вместе с сумкой мою книгу «Чеченский дневник». Более того, он объяснил, что причина его уважительного отношения ко мне заключена в этой самой книге: это теплота, с которой автор описывает армяно-чеченские отношения. Он понял, что я поддерживаю справедливое требование независимости. Я напомнил ему, что классики русской литературы, побывав на Кавказе, также с огромным уважением относились к здешнему населению. Мой собеседник был начитан и перечислил такие произведения, как «Герой нашего времени», «Хаджи-Мурат». Тогда мне пришлось заметить, что наше сегодняшнее положение соответствует героям «Кавказского пленника» Льва Толстого, где Жилину предлагают написать письмо с просьбой о выкупе, а он отказывается, ссылаясь на то, что ему не у кого просить помощи. И получает ее от Бога.

Командир не был знаком с этим произведением и заинтересовался, как же пришло спасение к Жилину. Мне пришлось рассказать о девочке по имени Дина, которая тайно приносила Жилину пищу, не давая ему умереть голодной смертью.

— В жизни так не бывает, только в произведениях, — сказал командир.

Я снова возразил, что литературные произведения отражают реальность, поскольку они взяты из жизни. Лицо командира посуровело:

— Сколько лет мы не слышали о чеченцах доброго слова! Ты первый чужеземец, который относится к нам хорошо и говорит в наш адрес что-то хорошее.

Прошло несколько часов, командир подошел ко мне и шепотом, чтобы другие не слышали, спросил:

— Говоришь, Дина помогла Жилину сбежать из плена?

Я кивнул утвердительно.

— Как думаешь, хватит у меня смелости так же поступить с тобой? Я ведь тоже люблю людей!

Я не ответил и молча посмотрел ему в глаза. Он глаз не отвел. Так между нами установился безмолвный договор и отношения наши приняли новый оттенок. Как-то в разговоре он с горечью сетовал на ошибочную позицию Масхадова, из-за которой им пришлось уйти в лес и стать боевиками. В другой раз проявил неподдельный интерес к хранящимся в Матенадаране древним документам, касающимся Чечни и чеченцев.

Однажды, когда в беседе участвовал и другой солдат (тот, что был очень набожным), командир открыто сказал, что добьется нашего освобождения, потому что мы приехали в Чечню без оружия и с добрыми намерениями. Набожный солдат добавил, что убивать безоружного нельзя, это против воли Аллаха. Позднее этот солдат признался мне, что ненавидит войну и при первой возможности хотел бы приехать в Армению, стать моим учеником и изучать историю и литературу. Он понимал важность образования.

ИНСЦЕНИРОВКА В 29-Й ДЕНЬ ПЛЕНЕНИЯ

…Наступил 29-й день нашего пленения. Командир тихо сказал мне, что если сегодня смену примет тот набожный подросток-солдат, они вместе выведут нас на дорогу и отпустят на свободу. Представляете мое состояние? Как я хотел увидеть этого мальчугана именно сегодня!

Наконец он появился и сменил караульного прошедших трех дней. Я думал по наивности, что этот солдат принесет с собой решение о нашем освобождении, но оказывается, я неверно понял сказанное командиром. Приказ о нашем расстреле оставался в силе, просто командиру удалось тогда, на 13-й день, отложить исполнение приговора. Мне всегда казалось, что наш командир хочет помочь нам, так сказать, легальным способом. Вышестоящее командование не отменяло приговора, так что наш командир подвергал опасности себя самого ради нашего спасения.

Мама моя часто повторяла пословицу: не утруждая себя, другому добра не сделаешь, и эту поговорку повторил мне командир уже на русском. Он рассказал мне свой план нашего освобождения: необходимо имитировать нападение неких внешних сил. Весь запас еды, который имелся в лагере, они сложили в кучу и сожгли. Появились двое незнакомых нам солдат. Они были доверенными лицами нашего командира, они и инсценировали нападение. Нам показали дорогу, которая выведет нас на трассу. Отдаляясь от лагеря, мы услышали последовавшие друг за другом два взрыва. Это те двое били по лагерю из противотанковых гранатометов. Набожный солдат по дороге мне объяснил, что один солдат должен ранить другого выстрелом в мягкие ткани, чтобы в глазах руководства всё выглядело правдоподобно. Всё должно было говорить о том, что на наш лагерь напала другая банда боевиков, они ранили солдата, разрушили и сожгли укрытие, а нас похитили. В первую минуту я был в шоке, потом задумался над тем, почему, ради кого они пошли на такой риск и даже пролили собственную кровь? Ради двух армян? Нет, они следовали высшему принципу справедливости — нельзя наказывать невинного. Что же касается «ненависти к неверным», то это принцип политических манипуляторов всех мастей, которые на этом наживаются и наращивают свой финансовый и политический капитал. Простым боевикам этот принцип чужд, у них нет религиозной ненависти.

Расстались мы на опушке леса недалеко от трассы. Нам показали дорогу к ингушской границе. Прощались мы по их правилам: прижались друг к другу левыми сторонами грудных клеток — сердце к сердцу. О какой форме благодарности мы могли говорить в этот момент? Я смог только пообещать, что обязательно напишу рассказ об этих 29 днях. Командир отреагировал мгновенно.

— Быть может, о нас и напишешь хорошее, а вот о чеченцах вообще добрых слов не скажешь. Прошу, не отделяй нас от нашего народа, не надо.

— Что я напишу и как расскажу всё это, пусть останется на моей совести. Сейчас важно то, что вы нас провожаете с чистой совестью.

Мы вдвоем с зятем двинулись в путь вдоль трассы. Шли всю ночь, ранним утром добрались до границы с Ингушетией и подошли к погранпосту. После коротких объяснений нас на машине доставили в резиденцию главы Ингушетии (в то время это был Руслан Аушев). Сотрудник аппарата для выяснения наших личностей по телефону связался с заместителем министра иностранных дел Республики Армения Арменом Байбуртяном. Потом нас перевели в 6-й отдел МВД Ингушетии, где мы написали объяснительные записки…

На снимках: Звиад Гамсахурдиа; Джохар Дудаев в окружении охранников; “лесные братья” Чечни; Феликс Бахчинян на фоне руин города Грозный.

Перевод с армянского Ашота ЛЕВОНЯНА

Подготовил к печати