“Если кто-нибудь встанет – взорвем самолет”
15 октября 2015 года исполнилось 45 лет со дня гибели 19-летней стюардессы Надежды Курченко, которая ценой собственной жизни пыталась предотвратить захват советского пассажирского самолета Ан-24 террористами. Это был первый случай угона такого масштаба. Реакция советских людей была ожидаемой: никакие помыслы о свободе и демократии не оправдывают убийство и риск гибели полусотни человек — экипажа и пассажиров.
О некоторых неизвестных подробностях того угона лишь недавно сообщила «Комсомольская правда» (15.10.16). Сокращенный вариант статьи публикуется ниже. Предлагаем также вниманию читателей очерк Зория Балаяна, написанный по случаю еще одной даты: тридцать лет назад, в январе 1986 года, имела место попытка угона армянского 
Як-40 в Турцию.
Курс — на Сухуми
Ан-24 поднялся в небо с батумского аэродрома 15 октября 1970 года в 12 часов 30 минут. Курс — на Сухуми. На борту самолета находились 46 пассажиров и 5 членов экипажа. Время в полете по графику — полчаса. Но жизнь поломала и график, и расписание.
На 4-й минуте полета самолет резко отклонился от курса. Радиооператоры запросили борт — ответа не последовало. Самолет уходил в сторону Турции.
В море вышли военные и спасательные катера. Их капитаны получили приказ: на полном ходу следовать к месту возможной катастрофы. Борт не отвечал ни на один из запросов. Еще несколько минут — и Ан-24 покинул воздушное пространство СССР. И в небе над турецким прибрежным аэродромом Трабзон вспыхнули две ракеты — красная, затем — зеленая. Это был сигнал аварийной посадки. Через секунду cамолет коснулся чужой полосы. Телеграфные агентства всего мира немедленно сообщили: угнан советский самолет. Бортпроводница убита, есть раненые. И всё. Увы, все всплыло десятилетия спустя.
Вспоминает Георгий Чахракия — командир экипажа Ан-24, выполнявший рейс по маршруту Батуми — Сухуми:
«Экипаж всегда был рад присутствию в кабине красивой, юной, на редкость доброжелательной девушки — Нади Курченко. Наверное, и она чувствовала это отношение к себе и, конечно, радовалась тоже. Возможно, и в этот предсмертный час она с теплом и благодарностью подумала о каждом из этих ребят, легко принявших ее в свой профессиональный и дружеский круг. Они относились к ней как к младшей сестре, с заботой и доверием. Безусловно, у Нади было замечательное настроение — утверждали все, кто видел ее в последние минуты ее чистой, счастливой жизни».
…Напоив экипаж «Боржоми», она вернулась в свой отсек. В этот момент и раздался звонок: бортпроводницу вызывал кто-то из пассажиров. Она подошла. Пассажир сказал: «Передай срочно командиру», — и протянул ей какой-то конверт. Это произошло через пять минут после взлёта (на высоте около 800 метров). В конверте был отпечатанный на печатной машинке «Приказ №9»:
1. Приказываю лететь по указанному маршруту.
2. Прекратить радиосвязь.
3. За невыполнение приказа — Смерть.
(Свободная Европа) П.К.З.Ц.
Генерал (Крылов).
На листе стояла печать, на которой по-литовски было написано: «…rajono valdybos kooperatyvas» («кооператив управления… района»). Мужчина был одет в парадную форму советского офицера.
Надя взяла конверт. Их взгляды наверняка встретились. Но выяснять ничего не стала, а шагнула к дверце багажного отделения — дальше была дверь пилотской кабины. Вероятно, ощущения Нади были написаны на ее лице — скорее всего. А чувствительность волка, увы, превосходит любую другую. И, наверное, как раз благодаря этой чувствительности террорист усмотрел в глазах Нади неприязнь, подсознательное подозрение, тень опасности. Этого оказалось достаточно, чтобы больное воображение объявило тревогу: провал, приговор, разоблачение. Самообладание отказало: он буквально катапультировался из кресла и бросился вслед за Надей.
Она успела сделать лишь шаг к пилотской кабине, когда он распахнул дверцу ее отсека, только что ею закрытую.
— Сюда нельзя! — закричала она.
Но он приближался, как тень зверя. Она поняла: перед ней враг. В следующую секунду понял и он: она поломает все планы.
Надя закричала снова. И в то же мгновение, захлопнув дверь кабины, развернулась лицом к разъяренному таким ходом дел бандиту и приготовилась к нападению. Он, так же как и члены экипажа, услышал ее слова — без сомнения. Что оставалось делать? Надя приняла решение: не пропускать нападающего в кабину любой ценой. Любой!
“Если кто-нибудь встанет — взорвем самолет”
Он мог быть маньяком и перестрелять экипаж. Он мог погубить экипаж и пассажиров. Он мог… Она не знала его действий, его намерений. А он знал: прыгнув к ней, он попытался сбить ее с ног. Упершись руками в стенку, Надя удержалась и продолжала сопротивляться. Первая пуля попала ей в бедро. Она еще плотнее прижалась к пилотской двери. Террорист попытался сжать ей горло. Надя — выбить из его правой руки оружие. Шальная пуля ушла в потолок. Надя отбивалась ногами, руками, даже головой.
Экипаж оценил ситуацию мгновенно. Командир резко прервал правый разворот, в котором находились в минуту нападения, и тут же завалил ревущую машину влево, а затем — вправо. В следующую секунду самолет пошел круто вверх: пилоты старались сбить с ног напавшего, полагая, что опыт его в этом деле невелик, а Надя удержится.
Пассажиры были еще с ремнями — ведь табло не гасло, самолет только набирал высоту.
В салоне, увидев бросившегося к кабине пассажира и услышав первый выстрел, несколько человек мгновенно расстегнули ремни и вскочили с кресел. Двое из них были ближе всего к месту, где сидел преступник, и первыми почувствовали беду. Галина Кирьяк и Аслан Кайшанба не успели, однако, сделать и шага: их опередил тот, кто сидел рядом с убежавшим в кабину. Молодой бандит — а он был намного моложе первого, ибо они оказались отцом и сыном — выхватил обрез и выстрелил вдоль салона. Пуля просвистела над головами потрясенных пассажиров.
— Ни с места! — заорал он. — Не двигаться!
Пилоты с еще большей резкостью с
тали бросать самолет из одного положения в другое. Молодой выстрелил снова. Пуля пробила обшивку фюзеляжа и вышла навылет. Разгерметизация воздушному судну еще не угрожала — высота была незначительной.
Распахнув пилотскую кабину, Надя крикнула экипажу изо всех сил:
— Нападение! Он вооружен!
В следующий после второго выстрела миг молодчик распахнул серый плащ и люди увидели гранаты — они были привязаны к поясу.
— Это для вас! — закричал он. — Если кто-нибудь еще встанет — взорвем самолет!
Было очевидно, что это не пустая угроза — в случае провала им терять было нечего.
Выстрел в упор
Между тем, несмотря на эволюции самолета, старший оставался на ногах и со звериной яростью пытался оторвать Надю от двери пилотской кабины. Ему нужен был командир. Ему нужен был экипаж. Ему нужен был самолет. Пораженный неимоверным сопротивлением Нади, разъяренный собственным бессилием справиться с раненой, окровавленной хрупкой девушкой, он, не целясь, не думая ни секунды, выстрелил в упор и, отбросив отчаянную защитницу экипажа и пассажиров в угол узкого прохода, ворвался в кабину. За ним — его выродок с обрезом.
Дальше была бойня. Их выстрелы глушились их же криками:
— В Турцию! В Турцию! Вернетесь к советскому берегу — взорвем самолет!
Рассказывает ленинградец Владимир Меренков. Они с женой в 1970-м были пассажирами злополучного рейса:
“Из кабины летели пули. Одна прошлась по моим волосам. Я видел: у бандитов были пистолеты, охотничье ружьё, одна граната у старшего висела на груди. Самолёт кидало влево-вправо — летчики, наверное, надеялись, что преступники не устоят на ногах.”
Стрельба продолжилась и в кабине. Там потом насчитают 18 пробоин, а всего было выпущено 24 пули. Командиру Чахракия одна из них попала в позвоночник:
“У меня отнялись ноги. Я с усилием обернулся и увидел страшную картину. — рассказывает Чахракия. Надя без движения лежала на полу в дверях нашей кабины и истекала кровью. Рядом лежал штурман Фадеев. А за спиной у нас стоял человек и, потрясая гранатой, выкрикивал: «Держать берег моря слева! Курс на юг! В облака не входить! Слушаться, а не то взорвем самолет!»
Преступник не церемонился. Сорвал с пилотов наушники радиосвязи. Топтался по лежащим телам. В грудь был ранен бортмеханик Оганес Бабаян. Во второго пилота Сулико Шавидзе тоже стреляли, но ему повезло — пуля застряла в стальной трубе спинки сиденья. Когда штурман Валерий Фадеев пришёл в себя (у него были прострелены лёгкие), бандит выругался и ударил тяжелораненого ногой.
«Всю войну прошел, расписался на Рейхстаге — и на тебе!»
Вспоминает Владимир Меренков: “Я жене сказал: «Летим в сторону Турции!» — и испугался, что при подлете к границе нас могут сбить. Жена еще заметила: «Под нами море. Тебе хорошо. Ты умеешь плавать, а я нет!» А я подумал: «Какая глупая смерть! Всю войну прошел, расписался на рейхстаге — и на тебе!»
Пилоты все же сумели включить сигнал SOS.
Георгий Чахракия: “Я бандитам сказал: «Я ранен, у меня парализовало ноги. Только руками могу управлять. Мне должен помочь второй пилот», — А бандит ответил: «На войне все бывает. Можем и погибнуть». Мелькнула даже мысль направить «Аннушку» на скалы — самим погибнуть и сволочей этих прикончить. Но в салоне сорок четыре человека, включая семнадцать женщин и одного ребенка.
Я второму пилоту сказал: «Если потеряю сознание, ведите корабль по требованию бандитов и посадите. Надо спасти самолет и пассажиров! Мы пытались сесть на советской территории, в Кобулети, где был военный аэродром. Но угонщик, когда увидел, куда я направляю машину, предупредил, что пристрелит меня и взорвет корабль. Я принял решение пересечь границу. И через пять минут мы пересекли ее на малой высоте”.
…Аэродром в Трабзоне нашли визуально. Для летчиков это не составило труда.
Георгий Чахракия продолжает: “Мы сделали круг и пустили зеленые ракеты, дав понять, чтобы освободили полосу. Зашли со стороны гор и сели так, чтобы, случись что — приземлиться на море. Нас сразу оцепили. Второй пилот открыл передние двери, и турки вошли. В кабине бандиты сдались. Все это время, пока турки не появились, мы находились под дулами”…
Выходя из салона уже после пассажиров, старший бандит кулаком постучал по машине: «Этот самолет теперь наш!»
Турецкая сторона оказала всем членам экипажа медицинскую помощь. Желающим предложили остаться в Турции, но ни один из 49 советских граждан не согласился.
Вскоре всех пассажиров и тело Нади Курченко вывезли в Советский Союз. Чуть позже перегнали угнанный Ан-24.
«Я просила, чтобы Надю похоронили у нас в Удмуртии»
Сразу после угона в СССР появляются скупые сообщения ТАСС: “15 октября самолет гражданского воздушного флота “Ан-24” совершал регулярный полет из города Батуми в Сухуми. Двое вооруженных бандитов, применив оружие против команды самолета, вынудили самолет изменить маршрут и совершить посадку на территории Турции в городе Трабзоне. Во время схватки с бандитами была убита бортпроводница самолета, которая пыталась преградить бандитам путь в пилотскую кабину. Два пилота получили ранения. Пассажиры самолета невредимы. Советское правительство обратилось к турецким властям с просьбой выдать преступников-убийц для предания их советскому суду, а также возвратить самолет и советских граждан, находившихся на борту самолета “Ан-24”.
Появившаяся следующим днем, 17 октября, “тассовка” сообщила, что экипаж самолета и пассажиры возвращены на Родину. Правда, в госпитале Трабзона остался получивший серьезные ранения в грудь штурман самолета, которому была сделана операция. Имена угонщиков не называются: “Что касается двух преступников, совершивших вооруженное нападение на экипаж самолета, в результате чего была убита бортпроводница Н.В.Курченко, ранены два члена экипажа и один пассажир, то турецкое правительство заявило, что они арестованы и органам прокуратуры дано указание провести срочное расследование обстоятельств дела”.
За мужество и героизм Надежда Курченко была посмертно награждена боевым орденом Красного Знамени, именем Нади были названы пассажирский самолет, астероид, школы, улицы и так далее. Но следует сказать, видимо, и о другом. Масштабы государственных, общественных действий, связанных с беспрецедентным событием, были огромны. Члены Государственной комиссии, МИД СССР вели беспрерывные переговоры с турецкими властями.
Следовало: выделить воздушный коридор для возвращения угнанного самолета; воздушный коридор для переправки из больниц Трабзона раненых членов экипажа и тех пассажиров, которые нуждались в срочной медицинской помощи; конечно, и тех, кто не пострадал физически, но оказался на чужбине не по своей воле; требовался воздушный коридор для пролета спецрейса из Трабзона в Сухуми с телом Нади. В Сухуми уже летела из Удмуртии ее мать.
Рассказывает мама Надежды Генриетта Курченко:
“Я сразу просила, чтобы Надю похоронили у нас в Удмуртии. Но мне не разрешили. Сказали, что с политической точки зрения этого нельзя делать. И вот двадцать лет я ездила в Сухуми каждый год за счет Министерства гражданской авиации. В 1989 году мы с внуком приехали в последний раз, а там началась война. Абхазцы дрались с грузинами, и могилка была запущена. Мы шли к Наде пешком, рядом стреляли — всякое было… И тогда я нахально написала письмо Горбачеву: «Если вы не поможете перевезти Надю, я поеду и повешусь на ее могилке!» Год спустя дочку перезахоронили на городском кладбище в Глазове. Хотели похоронить отдельно, на улице Калинина, а улицу переименовать в честь Нади. Но я не разрешила. Она за людей погибла. И я хочу, чтобы она лежала вместе с людьми”.
Свобода по версии Бразинскасов
О личностях воздушных пиратов широкой общественности стало известно только 5 ноября после пресс-конференции генпрокурора СССР Руденко. Это были Бразинскас Пранас Стасио и Бразинскас Альгирдас.
Пранас Бразинскас родился в 1924 г. в
Тракайском районе Литвы. Согласно биографии, написанной Бразинскасом в 1949 г., «лесные братья» выстрелом через окно убили председателя совета и смертельно ранили отца П.Бразинскаса, случайно оказавшегося рядом. При помощи местных властей П.Бразинскас приобрёл дом в Вевисе и в 1952 г. стал заведующим склада хозтоваров вевисского кооператива. В 1955 г. за хищения и спекуляцию стройматериалами он был осуждён на 1 год исправительных работ. В январе 1965 г. по решению Верховного Суда он снова осуждён уже на 5 лет, однако уже в июне досрочно освобождён. Разведясь с первой женой, уехал в Среднюю Азию. Занимался спекуляцией (в Литве покупал запчасти автомобилей, ковры, шёлковые и льняные ткани и отправлял посылками в Среднюю Азию, за каждую посылку имел прибыль в 400-500 руб.), быстро накопил денег. В 1968 г. он привёз в Коканд своего тринадцатилетнего сына Альгирдаса, а через два года оставил и вторую жену. 7-13 октября 1970 г., последний раз побывав в Вильнюсе, Пранас с сыном взял свой багаж — неизвестно где приобретённое оружие, накопленные доллары (по данным КГБ, более 6000 долларов) и вылетел в Закавказье.
В октябре 1970-го СССР потребовал от Турции незамедлительно выдать преступников, но данное требование выполнено не было. Турки решили сами судить угонщиков. Суд первой инстанции Трабзона не признал нападение преднамеренным. В свое оправдание Пранас заявлял, мол, самолет они угнали перед лицом смерти, якобы угрожавшей ему за участие в “Литовском сопротивлении”. И приговорили 45-летнего Пранаса Бразинскаса к восьми годам тюрьмы, а его 13-летнего сына Альгирдаса — к двум. В мае 1974 отец попал под закон об амнистии и тюремное заключение Бразинскасу-старшему заменили на домашний арест. В этом же году отец с сыном якобы скрылись из-под домашнего ареста и обратились в американское посольство в Турции с просьбой предоставить им политическое убежище в США. Получив отказ, Бразинскасы снова сдались в руки турецкой полиции, где их продержали еще пару недель и… окончательно отпустили на свободу. Затем через Италию и Венесуэлу они вылетели в Канаду. Во время промежуточной посадки в Нью-Йорке Бразинскасы вышли из самолета и были «задержаны» Службой миграции и натурализации США. Статуса политических беженцев им так и не предоставили, но для начала снабдили разрешением на жительство, а в 1986 году выдали обоим американские паспорта. Альгирдас официально сделался Альбертом-Виктором Уайтом, а Пранас — Фрэнком Уайтом.
Генриетта Курченко вспоминает: “Добиваясь выдачи Бразинскасов, я даже ездила на встречу с Рейганом в американское посольство. Мне сказали, что отца ищут, поскольку он нелегально живет в США. А сын получил американское гражданство. И его нельзя наказать. Надю убили в 1970 году, а закон о выдаче бандитов, где бы они ни были, якобы вышел в 1974-м”…
Бразинскасы поселились в городке Санта-Моника в Калифорнии, где работали малярами. В Америке в литовской общине отношение к Бразинскасам было настороженным, их откровенно побаивались. Попытка организовать сбор средств в фонд собственной помощи провалилась. В США Бразинскасы написали книгу о своих «подвигах», в которой пытались оправдать захват и угон самолета «борьбой за освобождение Литвы от советской оккупации». Чтобы обелить себя, П.Бразинскас заявлял, что попал в бортпроводницу случайно, в «перестрелке с экипажем». Ещё позже А.Бразинскас утверждал, что бортпроводница погибла во время «перестрелки с агентами КГБ». Однако поддержка Бразинскасов литовскими организациями постепенно сошла на нет, о них все забыли. Реальная жизнь в США сильно отличалась от того, что они ожидали. Преступники жили убого, под старость Бразинскас-старший стал раздражительным и невыносимым.
В начале февраля 2002 года в службе «911» калифорнийского города Санта-Моника раздался звонок. Звонивший тут же повесил трубку. Полиция определила адрес, откуда звонили, и прибыла в дом 900 по 21-й стрит. Дверь полицейским открыл 46-летний Альберт Виктор Уайт и провел служителей закона к холодному трупу своего 77-летнего отца. На его голове судмедэксперты потом насчитали восемь ударов гантелью. В Санта-Монике убивают редко — это была первая в том году насильственная смерть в городе.
Рассказывает Джек Алекс, адвокат Бразинскаса-младшего:
“Я сам литовец, и защищать Альберта Виктора Уайта меня наняла его жена Вирджиния. Здесь в Калифорнии довольно многочисленная литовская диаспора, и вы не думайте, что мы, литовцы, хоть сколько-нибудь поддерживаем захват самолета в 1970 году… Пранас был страшным человеком, бывало, в приступах бешенства он гонялся с оружием за соседскими ребятишками… Альгирдас — нормальный и здравомыслящий человек. На момент захвата ему было всего 15 лет, и он вряд ли соображал, что делает. Он всю свою жизнь провел в тени сомнительной харизмы отца, а теперь по его же вине сгниет в тюрьме… Это была необходимая самооборона. Отец направил на него пистолет, угрожая застрелить сына, если тот его бросит. Но Альгирдас выбил у него оружие и несколько раз ударил старика по голове… Присяжные посчитали, что, выбив пистолет, Альгирдас мог бы и не убивать старика, так как тот был очень слаб. Еще против Альгирдаса сыграл и тот факт, что он позвонил в полицию только через сутки после произошедшего — все это время он находился рядом с трупом… Альгирдас был арестован в 2002 году и приговорен к 20 годам тюрьмы по статье “преднамеренное убийство второй степени”… Я знаю, что это звучит не по-адвокатски, но позвольте мне высказать свое соболезнование Альгирдасу. Когда я последний раз его видел, он находился в жуткой депрессии. Отец терроризировал сына как мог, и вот когда тирана наконец не стало, Альгирдас, мужчина в расцвете сил, будет еще многие годы догнивать в тюрьме. Видимо, это судьба”…
«Требую лететь в Турцию!»
Пятьдесят шесть минут продолжался полет, в котором армянские летчики – командир Як-40 Вартан Саркисян, пилот – инструктор Миран Хачатрян, второй пилот Михаил Ефремян, бортмеханик Ашот Айвазян, проявив исключительное мужество и находчивость, предотвратили угон самолета. О подвиге армянского экипажа Як-40, выполнявшего в январе 1986 года рейс Ереван – Берд, рассказал писатель Зорий БАЛАЯН.
Долорес и нервный пассажир
Бывают дни, по самой своей сути смахивающие на флотский понедельник, когда все идет наперекосяк. Из-за обильного снегопада 25 января 1986 года вылет Як-40 трижды откладывался. Наконец объявили посадку.
…Парень, так сказать, некавказской национальности нервничал, выглядел дерганым и казался явно не в себе. Наконец сердобольная старушка, не выдержав, подозвала стюардессу и тихо попросила оказать ему помощь. Девушка согласно кивнула и подошла к странному пассажиру, лицо которого почти тонуло в высоко поднятом воротнике. Ее вежливое «Вам плохо?» осталось без ответа. Он был настолько неподвижен, что Долорес почувствовала тревогу и переспросила: «Вам помочь?» Ответ, которым он наконец ее удосужил, мог бы показаться дурной шуткой, если бы не сопровождался «наглядной иллюстрацией»: «Если сейчас же не измените курс в сторону Турции, я взорву самолет. Мне терять нечего!» Он распахнул пальто, и Долорес с трудом удержала естественное женское «ой!» На груди парня ужасным медальоном красовалось взрывное устройство. Усилием воли Долорес заставила себя встать и направилась ко второму пилоту, который как раз именно в эту минуту вышел из кабины экипажа.
Профессионально улыбаясь, чтобы не встревожить пассажиров, она шепотом изложила ему ситуацию. Ефремян кивнул и спокойно направился к креслу, за которым сидел парень. Нагнувшись к его уху, Михаил попытался убедить юношу оставить глупую затею, апеллируя тем, что горючего до Турции не хватит, да и маршрут экипажу не знаком. В ответ тот бросил на пол бумагу, кивком дав понять, чтобы ее подобрали. Текст записки гласил: «Требую лететь в Турцию! Чтобы убедиться в серьезности моих намерений, достаточно познакомиться с прилагаемой схемой устройства бомбы. Стоит мне дернуть пальцем, раздастся взрыв».
Послание было категоричным, да и сам вид угонщика не оставлял сомнений в его решительности. Нервозность парня нарастала. Потеряв над собой контроль, он сорвался на бортпроводнице – ударил ее в живот с такой силой, что она, вскрикнув, согнулась. Понимая, что сейчас самое главное — дать экипажу время связаться с землей и принять решение, она вновь села за парнем и попыталась, взывая к его человеческим чувствам, отговорить от преступного намерения. Но все было напрасно.
– Хоть девочку пожалей, – вздохнула Долорес, кивнув на ревущую во весь голос внучку глазастой бабули. Но разжалобить его не удалось.
Неожиданно парень спросил:
– Kак тебя зовут?
– Долорес.
– Так вот, Долорес, слушай! Я сейчас начну считать… До ста. Если не появятся твои ублюдки, раздастся взрыв.
Он начал считать. Чем дальше он считал, тем громче плакал ребенок. Когда до критической оставалось всего две цифры, открылась дверца кабины – совсем как в кино. Второй пилот Михаил Ефремян подошел к террористу:
– Ради спасения жизни пассажиров мы решили изменить курс. Город Карс вас устраивает?
– Меня устраивает любой населенный пункт на территории Турции, – ответил бандит.
Долорес снова обратилась к пассажиру:
– Пересядем на последний ряд, – предложила она.
– Это еще зачем? – вновь буркнул тот.
– Оттуда тебе будет быстрее и легче выйти, чтобы сдаться турецким властям.
…Бортпроводнице таки удалось уговорить угонщика. Разумеется, не зная истинных намерений команды, Долорес лишь давила на его психику.
В этот момент самолет неожиданно сильно тряхнуло, и Долорес, как бы невзначай схватив бандита за левую руку, прижала его локоть к спинке кресла.
В иллюминаторе поочередно мелькало то крыло самолета, то облака, сквозь которые едва проглядывали черные точки на далеком снегу.
Самолет резко накренился, и Долорес упала на соседа, все еще стараясь придерживать его руку. Именно в это время взрывная система наклонилась набок, и из нее вытекла кислота. Впрочем, ни бортпроводница, ни угонщик еще не знали об этом. В следующую минуту, когда самолет коснулся колесами бетонной поверхности, их тряхнуло так, что оба оказались на полу. Долорес успела прокричать пассажирам: «Немедленно бегите!»
Самолет еще находился в движении, когда был спущен трап. Бандит несколько раз дернул за кольцо, привязанное к взрывному устройству, и понял, что система отказала. Убедившись, что все пассажиры вышли из самолета, Долорес предложила террористу:
– Выйди и сдайся сам! Может, облегчишь вину…
– Сука! — процедил бандит, пытаясь встать с пола.
Долорес опередила его и побежала к выходу. Уже выскочив из самолета, она вспомнила, что в кабине находятся пилоты, и вернулась назад. У самой двери ее встретил разъяренный угонщик. В руках он держал сорванный со стены кислородный баллон. На полу, у его ног, лежала взрывчатка. Преступник примеривался, как бы поточнее ударить тяжелым баллоном по взрывчатке. В какое-то мгновение он перевел взгляд на девушку. Увидев его безумные глаза, Долорес впервые по-настоящему испугалась.
Сделав невероятный прыжок, Долорес сбила с ног ошеломленного противника. Уже лежавшего на полу ему скрутили руки летчики. Лишь потом специалисты определят: если бы бомба сработала, то взрыв уничтожил бы все вокруг.
На следующее утро Долорес заметила свои первые седые волосы, которые, впрочем, ничуть не портили ее красоты.
И все же героев наградили…
В те дни пришлось приложить немало усилий, чтобы, как говорится, «награда нашла героев»… Наконец в связи с очередным праздником в числе десятков удостоившихся наград оказались и члены экипажа Як-40. Примечательно то, что как-то абстрактно, что ли, вручили им награды «За проявленный профессионализм». Очевидно, директива «в СССР не бывает перестройки экстраординарных ситуаций» продолжала оставаться в силе. В результате даже в годы перестройки миллионы граждан так и не узнали о подвиге героического экипажа. Тем не менее благодаря усилиям первого секретаря ЦК Армении Демирчяна в Кремле сочли возможным представить командира корабля Вартана Саркисяна и пилота-инструктора Мирана Хачатряна к ордену «Знак Почета», второго пилота Михаила Ефремяна и бортмеханика Ашота Айвазяна к медали «За трудовую доблесть». Бортпроводница Долорес Казарян была награждена орденом Трудового Красного Знамени. И ни слова о беспримерном подвиге Долорес Казарян и пилотов того легендарного Як-40 с бортовым номером СССР 87-415.
P.S. Я не мог не выяснить подробности и о судьбе самого преступника, пытавшегося захватить армянский самолет, Петра Якименко. Он страдал психическим заболеванием. Как часто бывало в те времена, диагноз с подачи системы госбезопасности ставили во Всесоюзном научно-исследовательском институте судебной психиатрии имени Сербского. В уголовном деле подчеркивалось, что он страдал также комплексом неполноценности и был преисполнен выраженной ненавистью к окружающим.
Примечательно то, что он не только имел высшее образование, но и работал в Академии наук одной из среднеазиатских республик.
Остается сказать, что суд признал Петра Якименко душевнобольным и направил его на принудительное лечение. Однако вскоре, как стало известно, он умер, и, конечно, по невыясненным причинам.
На снимках: Долорес и героический армянский экипаж; тот самый Ан-24 в аэропорту Трабзона, в левом уголке Надежда Курченко.
Подготовил
