“Ереванской ауры нет нигде на свете и, естественно, она притягивает”

21 октября в Хьюстоне на 72-м году жизни скончался выдающийся виолончелист и педагог Ваграм Сараджян. На днях он нашел упокоение в родном Ереване. Музыка была заложена в него на генетическом уровне – он представитель блестящей музыкальной династии, чей вклад в армянскую культуру весьма значителен. Ваграм совсем юным победил на всесоюзном конкурсе, через несколько лет стал лауреатом конкурса им.П.Чайковского и конкурса виолончелистов в Женеве. Победы принесли ему международную известность. Ваграм Сараджян выступал в знаменитых залах мира, играл с лучшими оркестрами и дирижерами.
В 1990 году был приглашен в США, вначале работал в Нью-Йорке. Последние 20 лет был профессором Хьюстонского университета. В 2002 году основал свой международный фестиваль Schlern в Итальянских Альпах – весьма успешный. Ваграм Сараджян также известен как замечательный педагог. Смерть музыканта – огромная потеря для национальной культуры. Предлагаем отрывки из интервью Ваграма Сараджяна нашей газете.

«Ваграм мечтал жить в Ереване!»

Из блиц-интервью с профессором Консерватории им.Комитаса Сергеем Сараджяном.

— Врачи сделали все, что было в их силах… Проблем было много и спасти его не удалось. Ваграм мечтал жить в Ереване… Последний раз приезжал этим летом в связи с открытием международного фестиваля «Арагац». Он был так воодушевлен!

— А что с фестивалем Schlern?
— Ваграм как бы перенес его в Армению – так появился «Арагац». Очевидно, гендиректором буду я, хочу назвать фестиваль именем Ваграма. Брата хорошо знали в мире, так что «Арагац», я уверен, состоится В постсоветский период в США уехали сотни музыкантов и только 12 из них, в том числе Ваграм, в том числе получили так называемый Tenure trach position, что дало ему право на постоянную работу без какого-либо контракта. Я привез из Хьюстона весь архив брата: все записи, письма и т.д., интересного очень много. Летом он привез в Ереван записи своих шахматных баталий с Евгением Кисиным. Кисин очень хотел сыграть с Ваграмом… Хочу его поблагодарить: он принял немалое участие в решении организационных вопросов, возникших со смертью Ваграма».

***
Говорит близкий друг братьев Сараджян Георгий Закоян: «Ваграм был харизматичной личностью, с обостренным чувством справедливости. Очень контактный и обаятельный, не случайно был всеобщим любимцем». Пианистка Анаит Нерсесян: «Мы потеряли очень своеобразного музыканта, очень яркого человека!»

Я играю на виолончели благодаря профессору Александру Чаушяну. В детстве я мечтал играть на рояле, но как-то так сложилось — у нас в семье все музыканты, — и папа решил, что я должен заняться чем-нибудь другим: достаточно, мол, музыкантов.
Я не выбирал инструмент. Чаушян был нашим соседом, они играли трио с папой вместе и Грачья Абаджяном, а я частенько слушал их репетиции дома. И Чаушян, зная, что отец не хочет учить меня музыке, тайком отвел меня на приемные экзамены в десятилетку и определил в свой класс. Так я вопреки своему желанию начал играть на виолончели, причем для меня это был стимул: научиться играть на виолончели, чтобы доказать папе всю безосновательность сомнений на мой счет.
…Чаушян был замечательным человеком и специалистом. Он многое дал мне: в первую очередь уникальную школу, что отразилось в будущем, когда я попал в класс Ростроповича и тот назвал меня единственным учеником, в котором не нужно ничего переделывать. Учась в Ереване, я впервые выступил на Закавказском конкурсе и победил, а в 1965 году — на Всесоюзном конкурсе. Потом по приглашению Ростроповича попал в его класс. Родители, конечно, не хотели отпускать меня, но Ростропович настоял, требуя через Мирзояна, чтобы я немедленно вылетел в Москву. Эдвард Михайлович пришел к нам с билетом “назавтра” в Москву — на приемные экзамены. Я полетел.

— И тут все завертелось.
— Да, и тут понеслась! Надо сказать, учиться у Ростроповича было очень интересно и одновременно сложно.
Ростропович был уникальной фигурой в музыке. Его главная заслуга в том, что он поднял виолончель на совершенно иной уровень. Я уже не говорю о репертуаре, который был написан за годы его общения со многими композиторами: Прокофьевым, Мясковским, Кабалевским, Хренниковым, Хачатуряном, Мирзояном, Анри Дютийе… — все, включая Пьяццоллу, писали для него. За это время было создано дикое количество новых произведений для виолончели, посвященных ему и вошедших в репертуар концертов. Это был Музыкант вселенского масштаба и таких же вселенских запросов.

— Виолончель вам открыл Чаушян — тут все понятно. А выбор музыкального пути, в целом, был для вас актом самоутверждения, как самостоятельной единицы?.. Протестом?..
— Нет, я с самого начала был вовлечен в процесс постижения инструмента, пытаясь создать что-то свое. И, надо сказать, после того как отец смирился с тем, что я буду виолончелистом, главной наградой всегда было его желание послушать меня. Когда он говорил: “Давай я тебя послушаю” — это был праздник. Порой он даже этим “злоупотреблял” — мне хотелось, например, пойти погулять с друзьями, а он говорил: “А если не пойдешь, я мог бы тебя послушать”. И я оставался дома…
Я очень много получил от этого общения. Многое из того, что потом мне “открывал” Ростропович, уже задолго до этого я слышал от отца. Переоценить это трудно, он никогда не давил, всегда только предлагал. И эта возможность общения с ним, когда он мог предложить, а я взвесить, принять это или не принять, была для меня уникальна.
…Мне повезло, что с юношеских лет меня окружали большие музыканты, с которыми мне довелось выступать — Виктор Третьяков, Валерий Гергиев, Александр Слободяник, Владимир Крайнев, Евгений Могилевский, Алексей Любимов, Владимир Спиваков, Максим Венгеров, Евгений Кисин, Юрий Башмет, Миша Майский, Александр Рудин, Сергей Хачатрян, Армине Григорян, Ваг Папян, Эдуард Кунц и многие другие. Прошу прощения, если кого-то пропустил… В настоящее время часто выступаю с замечательной пианисткой Татьяной Герасимовой.

— В свое время вы много играли с братом дуэтом — нет ли ностальгии по тем временам? Позиция директора фестиваля, профессора университета обязывает, замыкает в пространстве и возможности?
— Нет, отнюдь. В Америке я работаю 28 недель в году, всего три дня в неделю. Кроме того, существуют полтора месяца Christmas brake и summer vocation три с половиной месяца плюс праздники — то есть уйма свободного времени. Я очень много играю в Штатах и в Европе, руковожу фестивалем в Альпах, в Италии: я основатель и руководитель этого фестиваля. К нам приезжают такие замечательные музыканты, как Миша Майский, Наташа Гутман, Алеша Любимов, Сережа Хачатрян, Саша Рудин, Володя Крайнев… В этом году Майский был у меня второй раз, Сережа Хачатрян — в пятый. Мы музицируем, вместе играем и одновременно преподаем студентам. Приезжают профессора со всего мира. Помимо этого, своим участием фестиваль почтил один из легендарных пианистов, лично знавший Рахманинова профессор Эбби Саймон, которому едва не сто лет и который сделал рекордное количество записей в мире как пианист. Каждый год около 30 профессоров проводят мастер-классы. Фестиваль длится 20 дней, мы даем 28 концертов, вход на которые свободный.
Теперь что касается моего брата и нашего славного музыкального прошлого. Естественно, тот период, когда мы с Сережей играли концерты, навсегда останется в моей памяти. Помимо того, что мы были молоды, это было самое лучшее время — мы с братом очень тесно общались. Ведь я рано уехал из дома, в 16 лет, мы жили врозь: я в Москве, он в Ереване. Когда же мы концертировали вместе — это был бальзам на душу и в музыкальном, и человеческом плане: мы общались, играли и репетировали. В игры играли разные, гуляли вместе, в рестораны ходили. Я многому у него учился, в музыке и в организованности, я никогда не был настолько организован, как он. Общение с ним всегда благотворно влияло на меня, за что я ему признателен и счастлив, что у меня есть один, но такой — самый важный брат!

— Поговорим о Ереване. В чем, по-вашему, формула магнетизма армянской столицы?
— Для меня на этой земле существует только одно место, куда меня притягивает — это Ереван, город, где я родился. У меня достаточно много возможностей для путешествий, я езжу и в Европу, и в Азию, и в Америке много передвигаюсь, и концерты даю, и преподаю. Наш ежегодный non-profit фестиваль в Европе, который проводим с художественным руководителем фестиваля Татьяной Герасимовой, ничего, кроме морального удовлетворения и духовного обогащения, не приносит. В Ереван же я приезжаю с огромной радостью — до этого здесь был мой папа, моя бабушка, все мои друзья детства, моя мама, мой брат, было очень много того, что меня привлекало. Люди, увы, уходят, но огромное притяжение все равно остается. Здесь находятся могилы моей мамы, моего папы, и это тоже притягивает. Всю жизнь они были с нами, потом их не стало, и где мы можем быть ближе к ним? Там, где они покоятся…
Ереван — один из немногих городов на постсоветском пространстве, где еще осталось что-то нормальное. Вот мы с вами говорим и мы друг друга понимаем. Мне трудно найти в Америке или Европе человека, которого я также хорошо смог бы понять. В Ереване остался дух города. Я выхожу в центр и у меня какое-то спокойствие, здесь я меньше всего нервничаю. Сегодня здесь мой брат, племянник, многие мои родственники, многие из моих друзей живы, хотя с каждым днем нас становится все меньше и меньше…
…Самое главное, почувствовать частичку себя и вообще все в этом городе: начиная с воздуха, воды, природы, вкуса овощей, фруктов, хлеба — всего того, с чем мы родились и не расстаемся, где бы ни находились территориально. А запахи!.. Ереванского аромата нет нигде на свете — он только тут, и, естественно, это притягивает. Так что мы, носители этой памяти, этой истории, и есть магнетизм этого города!

Беседовал