Эпоха Железного Тиграна

“Шахматы не для слабых духом”

17 июня исполнилось 95 лет со дня рождения одного из великих армян — Тиграна ПЕТРОСЯНА (1929-1984). 65 лет назад он впервые стал чемпионом СССР и начал свое восхождение на шахматный Олимп. Выдержанный, единственный нескандальный шахматный король — именно таким остался в памяти современников Тигран Петросян. Он был чемпионом мира только шесть лет, но его величие для нас, армян, не только в этом. Он стал одним из символов нации, всего армянского космоса, в известной степени собирательным образом. Одним из тех, по которым мировое сообщество определяет этнос. Железный Тигран катализировал развитие армянских шахмат, спровоцировал — через десятилетия — будущие успехи армянских шахматистов. Наши выдающиеся успехи последних лет, победы на шахматных олимпиадах — громкое эхо той далекой победы. Предлагаем читателям воспоминания о Тигране Петросяне — живом и немифологизированном человеке. Остается лишь сожалеть, что ему была отмерена судьбой такая короткая жизнь. Только 55 лет…

ТИГРАН — ТБИЛИССКИЙ ПАРЕНЬ

Гулбат ТОРАДЗЕ

Как-то весной 1942 года мой друг детства Мэлор Стуруа предложил пойти вместе с ним в шахматный кружок тбилисского Дворца пионеров, которым тогда руководил мастер Арчил Эбралидзе. Пока учитель был занят анализом какой-то позиции, присутствовавшие в комнате ребята весело перешучивались, играли в блицпартии. Среди них мое внимание привлек Шура Буслаев (впоследствии шахматный мастер и журналист) и энергично жестикулировавший брюнет, как я впоследствии узнал, Витя Брагинский. Мэлор объяснил мне, что это некоронованный чемпион дворца, с которым конкурировать может лишь сидевший в углу и уткнувшийся в шахматную книгу паренек, поначалу показавшийся мне угрюмым и неразговорчивым. Это был Тигран Петросян — будущий чемпион мира.

Вскоре я убедился, что мое первое впечатление от “угрюмого мальчика” было неправильным, или, как сейчас говорят, неадекватным. Меня невольно привлекла его “веселая” манера играть легкие партии со своими сверстниками, которых, как правило, он бил в пух и прах. Играл он, как говорят шахматисты, со “звоном”, то есть сопровождая игру шутливыми комментариями. Вскоре Тигран далеко ушел вперед, стал побеждать лучших шахматистов города, в том числе и своего первого учителя Арчила Эбралидзе и известного мастера Генриха Каспаряна, завоевал звание кандидата в мастера. Надо сказать, что эти годы были тяжелыми для Тиграна. Один за другим ушли из жизни родители. Чтобы не умереть с голоду, приходилось помогать дворнику чистить снег на проспекте Руставели. И все-таки он оставался оптимистом и жизнелюбом. Наступил 1945 год, закончилась война. Открывались новые перспективы и для нас, вступивших в жизнь. В августе в Ленинграде намечалось проведение юношеского чемпионата СССР, в котором Грузии предоставлялось два места (из шестнадцати). Решено было провести отборочный турнир с участием восьми юношей. Первым, конечно, стал Петросян, легко победивший всех, вторым, к собственному удивлению, я, третьим — А.Буслаев.

Наша дружба с Тиграном зародилась именно тогда — в оставшиеся до поездки в Ленинград двадцать дней. Мы обменивались шахматными книгами. Тигран преподал мне несколько уроков позиционной игры (без особого, впрочем, успеха). Как-то вместе смотрели очень понравившийся нам фильм “Маскарад”. Кстати, Лермонтов был любимым поэтом Тиграна. Убедился я и в том, что он большой любитель музыки, особенно классической, что еще более сблизило нас. И вот мы едем в первый раз в Ленинград. С волнением ступили на землю героического города, еще не успевшего залечить раны. Даже в центре было немало разрушенных зданий. Чемпионат проходил в великолепном здании Дворца пионеров. Среди участников были два кандидата в мастера — Т.Петросян и ленинградец А.Решко, девять перворазрядников. После победы над Решко стало ясно, что Тигран — основной претендент на первое место, и последующие туры подтвердили это. Ленинградский юношеский турнир стал всесоюзным дебютом Тиграна — шахматная общественность страны впервые узнала о воспитаннике Тбилисского Дворца пионеров. Тигран играл легко и свободно. Он разделил первое-третье места с Ю.Васильчуком и А.Решко. А в проведенном после окончания чемпионата блицтурнире ему не было равных.

Летом 1946 года Тигран переехал в Ереван. Два года спустя с группой студентов ТГУ я побывал в Ереване. Конечно, разыскал Тиграна, который к тому времени успел стать мастером и чемпионом Армении. Он жил в выделенной ему комнате армянского Спорткомитета. Мы побродили немного по городу, затем вместе с грузинской группой отправились на экскурсию. В 1950 году Тигран стал москвичом, и я мог его видеть лишь во время различных турниров. Особенно памятным оказалось первенство СССР 1959 года в Тбилиси, когда он впервые стал чемпионом страны. Турнир проходил в большом и малом залах театра имени Руставели, что находится прямо напротив Дома офицеров, во дворе которого в малюсенькой комнатушке когда-то ютилась семья Тиграна. Раза два на очень короткое время (не хотелось отвлекать его от турнирных забот) я навестил моего друга в его номере в гостинице “Тбилиси”. Познакомился с его супругой Роной. Запомнилось и пребывание Тиграна в Тбилиси во время проводившегося здесь матча СССР — Югославия в конце 1973 года. Игравший на первой доске Петросян потерпел поражение от знаменитого Светозара Глигорича, кстати, его большого друга, но в повторной встрече взял убедительный реванш.

Но настоящим, хотя и кратковременным “ренессансом” наших дружеских отношений стало совместное путешествие из Москвы в Тбилиси в спальном вагоне поезда N 14 в начале апреля 1976 года. Тигран ехал на командное первенство СССР, проводившееся в столице Грузии. Почти три дня мы вспоминали юные годы, ушедших из жизни наставников и друзей. Тиграну, оказывается, очень понравилась моя статья о его юношеском дебюте в Ленинграде, которую, представьте, первым ему показал и вручил наш общий друг Арно Бабаджанян — большой любитель шахмат и вообще всех настольных игр ну и, само собой разумеется, футбола. Они часто вместе ходили на футбол, при том что Тигран болел за московский “Спартак”, а Арно — за московское “Динамо”. Любимым футболистом Тиграна был С.Сальников, а Арно — В.Трофимов.

Тигран сказал, что занялся собиранием всех своих партий, и спросил, не помню ли я какую-либо из сыгранных нами. Я вспомнил одну из них (гамбит Эванса), эффектно выигранную им. В тот приезд я познакомил Тиграна с моим другом, очень его уважавшим, писателем Леваном Хаиндрава. Левану Ивлиановичу особенно импонировало то, что Тигран никогда не забывал о грузинских корнях своих “шахматных университетов”, считая это проявлением его глубокой порядочности. Помнится, мы потом недолго посидели в кафе. Это было последнее мое дружеское общение с великим шахматистом — девятым чемпионом мира Тиграном Петросяном.

ИЛИ КВАРТИРА, ИЛИ “СПАРТАК”

Евгений ГИК

…Петросян запомнился как деликатный и мягкий человек, наделенный незаурядным чувством юмора, хороший семьянин. Интересы его были обширны: он много читал, часто слушал симфоническую музыку, глубоко знал ее. Вот любопытный эпизод, который дает представление о скромности и благородстве Петросяна.
Когда Тигран Петросян женился, они с Роной поначалу жили в довольно скромной квартире. Будущий чемпион мира был членом общества “Спартак” (и преданным болельщиком футбольного и хоккейного “Спартака”), и тут ему предложили перейти в ЦСКА, пообещав значительно улучшить бытовые условия. В те времена шахматы пользовались популярностью среди маршалов и генералов, и Петросяну предоставляли сразу четырехкомнатную квартиру.

— О чем тут думать, соглашайся! — воскликнула Рона. — Представляешь, у тебя будет отдельный кабинет. Фантастика!

Но Петросян весьма скептически отнесся к этому предложению.

— Сегодня я ради лучшей квартиры перейду из “Спартака” в ЦСКА, — сказал он, — а завтра встречу жену получше и перейду от тебя к ней. Как ты к этому отнесешься?
После этих слов Рона Яковлевна больше не настаивала на переходе мужа в другое общество и предпочла сама заняться обменом квартиры.

А вместе с матчем удачно закончилась и одна веселая история. Дело в том, что юная Рона, будущая жена Петросяна, в начале пятидесятых увлекалась шахматами. А поскольку она была хорошенькая, за ней ухаживали многие гроссмейстеры, в том числе Петросян и Геллер. В 1952-м в Швеции состоялся межзональный турнир, в который они оба попали. Незадолго до его начала девушку спросили, кому из них она отдает предпочтение как потенциальному жениху. “Межзональный покажет!” — мудро ответила Рона. В Стокгольме Петросян обогнал Геллера на пол-очка и тем самым решил судьбу Роны и свою собственную тоже. А окончательно в правильности своего выбора она убедилась, как мы видим, одиннадцать лет спустя, когда Петросян поднялся на шахматный престол.

…Московский поединок Ботвинник — Петросян называли еврейско-армянской битвой во славу русского народа (любопытно, что у еврея Ботвинника жена — известная балерина Мариинского театра Гаяне Ананова — была армянкой, а в жилах Роны Петросян преобладала еврейская кровь). В Театре эстрады, где протекало сражение, большинство зрителей были армяне, многие из которых специально приехали из Еревана поболеть за земляка.

Но национальный вопрос, конечно, тут ни при чем. В шестом поединке Ботвинника за шахматную корону все было против него: солидная разница в возрасте (чемпиону мира — 51 год, претенденту — 33), отсутствие секунданта (видимо, чемпион боялся, что его домашние заготовки получат огласку), не лучшая спортивная форма (многие замыслы он не доводил до логического завершения). Но главная причина фиаско заключалась в том, что Ботвинник не сумел разгадать тайну Петросяна, его вкрадчивую, динамичную манеру игры, искусство строить неприступную крепость. Ботвинник уступил в позиционном лавировании, то есть там, где раньше не имел себе равных.

Впрочем, была и еще одна причина: Петросяну помогла… приверженность московскому “Спартаку”. Когда в 14-й партии Ботвинник сравнял счет, Рона вовремя поняла, что мужу нужна разрядка, и увезла его на стадион — как раз играл “Спартак”.

Посещение стадиона пошло Петросяну на пользу: “Спартак” взял верх над “Динамо”, а претендент выиграл 15-ю партию. Потом последовали еще две победы, а 22-я партия оказалась самой короткой за всю историю матчей на первенство мира: ничья в 11 ходов — Ботвинник был сломлен. Выиграв у своего великого предшественника со счетом 12,5:9,5, Петросян стал девятым чемпионом мира. Эпоха Ботвинника завершилась. 

ЖЕЛЕЗНЫЙ ТИГРАН И ЕГО “ДРУЗЬЯ-СОПЕРНИКИ“

В 1962 году на острове Кюрасао (Антильские острова) проводился шахматный турнир для определения соперника Михаила Ботвинника в матче за звание чемпиона мира 1963 года. Со стороны Советского Союза участвовали Тигран Петросян, Ефим Геллер, Пауль Керес, Виктор Корчной, Михаил Таль. Противостоял им в основном один Роберт Фишер. Первое место закономерно занял Петросян, не проиграв ни одну из 27 партий, и вышел на матч с Ботвинником. Этот турнир часто называют вехой в развитии мировых шахмат. Во-первых, конечно, триумф Петросяна. Во-вторых, спортивное противостояние Фишер — советские шахматисты трансформировалось в открытый конфликт. Но главное — тогда на маленьком острове в Карибском море обозначилась новая шахматная эра, когда на смену ботвинниковского времени пришли взрывные, иррациональные шахматы. У истоков этой трансформации также стоял Петросян.

После турнира на Кюрасао Фишер опубликовал статью под названием “Русские остановили прогресс мировых шахмат”, в которой обвинил в сговоре Кереса, Геллера и Петросяна, делавших между собой короткие ничьи, чтобы сохранить интеллектуальную и физическую энергию для борьбы с ним, Бобби Фишером. Действительно, все 12 партий между советскими шахматистами были сыграны вничью, многие завершились быстро, но никто не мешал Фишеру обыграть конкурентов в личных встречах, а он проиграл матчи и Петросяну, и Геллеру, и даже Корчному. Исчерпывающе прокомментировал ситуацию гроссмейстер Артур Бисгайер, бывший на Кюрасао помощником Фишера: “Абсурдно говорить, что советские обманывали. Разумеется, они соглашались на ничью, но лишь потому, что были далеко впереди остальных игроков. Жалобы Фишера — просто его личная неприязнь”.

Годы спустя похожее заявление, сколь претенциозное, столь и абсурдное, сделал Виктор Корчной: “Я ведь лидировал после половины четырехкругового турнира (на самом деле лидировал Керес — авт.), но потом в дело вмешалась Рона Яковлевна Петросян. Она сумела договориться даже с Палом Бенко, который бежал из социалистической Венгрии в США. Это в те-то времена! И вечно боявшийся Пауль Керес поспособствовал успехам Тиграна Вартановича Петросяна”. Жена Петросяна, конечно, обладала немалым влиянием, но не сверхъестественными способностями. Недостойные утверждения Корчного, фактически обвинившего Петросяна и его жену в шантаже, граничат с моральной нечистоплотностью.

На нелепость этих высказываний указал в одной из своих статей шахматный обозреватель Лев Харитон: “Вероятно, нужно понимать, что жена Петросяна уговорила Бенко выиграть у Кереса партию предпоследнего 27-го тура, что позволило Петросяну занять первое место. Но уговорить выиграть трудно, особенно у такого шахматиста, как Керес. Тогда, может быть, Рона Яковлевна уговорила Кереса проиграть? Но зачем Кересу надобно проигрывать Бенко такую важную партию? Бенко, у которого он выиграл четыре “сухие” партии в турнире претендентов в Югославии в 1959 году и три в Кюрасао? И какой смысл честолюбивому Кересу ублажать супругов Петросян?” К слову, блестящая комбинационная атака Петросяна против Корчного была одной из самых запоминающихся партий на Кюрасао.

Безусловно, Виктор Корчной являлся в свое время одним из сильнейших шахматистов в мире. Он успешно играет до сих пор несмотря на то, что перешагнул восьмидесятилетний рубеж. Утвердившись в 1976 году в статусе советского невозвращенца, для многих Корчной стал символом свободомыслия и диссидентства. Однако в своих книгах и многочисленных интервью шахматист пытается создать впечатление, что все советские гроссмейстеры, поощряемые властями, только тем и занимались, что плели козни против него, Корчного. Особенно часты его нападки на Карпова и Петросяна, бывших его основными конкурентами на пути к званию чемпиона мира, которым Корчной так и не стал. Может быть, здесь кроются причины его глубокой неприязни к великим шахматистам советского периода. Ведь чемпионом мира становится не каждый сильнейший. Это как “печать избранности на челе” — она или есть, или ее нет.

Вспоминает Лев Харитон: “Как-то в разговоре со Спасским я заметил, что в Ленинграде жили такие шахматисты, как Корчной и Спасский — практически оба чемпионы мира. Борис Васильевич на это как-то ехидно заметил: “Ну чемпионом-то был я один. Корчняк — не по этой части”. Конфликт между Корчным и Петросяном достиг апогея в 1974 году во время скандального одесского матча претендентов, когда Корчной ударил Петросяна ногой и нецензурно выругался. Впрочем, на этом он не остановился и обрушился на армянских болельщиков Петросяна: “Дело в том, что выступления Петросяна в Советском Союзе сопровождаются демонстрациями лиц армянской национальности, и меня интересует, какую роль играет сам Петросян в организации этих сборищ!” Оскорбленный Тигран Вартанович отказался продолжить матч.

Старейший советский гроссмейстер Юрий Авербах высказал свое мнение насчет этого инцидента: “Дело в том, что в Одессе, где проходил матч Петросяна с Корчным, разразился скандал, спровоцированный соперником Тиграна. Корчной сознательно пошел на это, так как знал одну особенность характера Тиграна. Дружелюбный, доброжелательный человек, он не мог играть в полную силу, если был в плохих отношениях с противником и тот нарочито демонстрировал свою неприязнь к нему. Петросян начинал тогда нервничать, допускать грубые ошибки. Это и использовал Корчной, понимая, что в нормальной обстановке ему Петросяна не обыграть”. Очень многие матчи на первенство мира начинались при вполне лояльных отношениях соперников, а заканчивались при резко испортившихся или вообще разорванных. Яркий тому пример — антагонизм Алехина и Капабланки.

Не все было гладко и во взаимоотношениях Петросяна с Ботвинником, которому, кстати, тоже были не по душе армянские поклонники Петросяна: “…Когда Петросян поднимался по лестнице Театра эстрады, армяне перед ним святую землю из Эчмиадзина посыпали. Он воспринимал это как должное. Если бы передо мной посыпали святую землю из Иерусалима, что бы я сделал? “Подметите — пройду”, — сказал бы”. Впрочем, иерусалимской земли Ботвинник так и не дождался. Петросян восхищался игрой Ботвинника, его волевыми качествами.

Так, рассказывая в интервью, как трудно было играть с Робертом Фишером, Тигран Вартанович счел нужным добавить: “Но все же с Ботвинником играть было тяжелее! Появлялось чувство неотвратимости. Очень неприятное чувство”. Проиграв титул чемпиона мира Петросяну, Ботвинник также проявлял объективность: “Новый чемпион по стилю своему существенно отличается от других гроссмейстеров, приспособиться к его игре — дело нелегкое. Таких шахматистов ранее почти не было”.

Интересно, что и Ботвинник, и Корчной имели некоторое отношение к армянскому этносу: у обоих жены были армянки. Брак Корчного закончился с его эмиграцией. За рубежом он очень скоро повстречал другую женщину и связал с ней жизнь. Жена Изабелла и сын Игорь еще в течение шести лет оставались заложниками советских властей, и все шишки, предназначенные шахматисту-антисоветчику, сыпались на них. Ботвинник был женат на балерине театра оперы и балета им. Кирова Гаянэ Анановой. Это был счастливый брак, который длился пятьдесят два года. Ботвинник пережил жену на восемь лет. Ботвинник очень любил жену: “Я познакомился со своей женой 2 мая 1934 года и помню этот день очень хорошо. Ганочка была на три года моложе меня. Девичья фамилия ее — Ананова, была она стопроцентная армянка, но родилась в Петербурге. Отец ее из пригорода Ростова, а мать из Ейска. В семье говорили только по-русски, хотя, когда родители хотели, чтобы дети не поняли, говорили между собой по-армянски. Была она удивительно приветливая, добрая, очень верующая, эта вера ее очень поддерживала. Капабланка сказал о ней: “Et bonne et belle” (и умна, и красива — авт.). (…) Часть моего успеха принадлежит ей, конечно. Во всем, чем я занимался, она меня поддерживала. По профессии была балерина, училась у знаменитой Вагановой. Танцевала сначала в Мариинском (Кировском) театре, а после войны — в Большом. Танцевала в общей сложности двадцать четыре года, до 1956-го. В Большом танцевала в массовых танцах, но иногда и в отдельных партиях — например, в цыганском танце в “Травиате” или в “Гаянэ”, где танцевала в четвертом танце. Память у нее была феноменальная, ведь тогда не было видео, но она помнила почти все постановки. Я ходил, конечно, всегда, когда она танцевала. Ну, потом дочка, внуки. Она им всю жизнь отдавала и мать мою тоже очень поддерживала. Вот сейчас правнучка моя Машенька — ей шестой годик идет — очень на нее похожа, такая же приветливая, симпатичная, и называет меня “дедушка Миш”. И общительная такая, а Гаянэ Давидовна всегда немного грустной была”. Василий Смыслов вспоминал: “Помню, был с ним на Новодевичьем, так он сказал: “Я вот спокоен — буду здесь рядом с Ганочкой, и место уже есть”.

Фишера и Петросяна связывали почти 13 лет за шахматной доской. Фишер всегда с большим уважением отзывался об игре и личности Петросяна, чего нельзя сказать о Тигране Вартановиче, который не одобрял капризов и самодовольства Бобби. Впрочем, Петросян был одним из немногих великих гроссмейстеров, которые в своих отзывах упоминали положительные человеческие качества Бобби: “Человек он приятный, любит музыку, даже поет…” По характеру игры Фишер был шахматист-нокаутер. Он старался не просто выиграть, а подавить соперника. Но в случае с “Железным Тиграном” ему это практически не удавалось. Шахматный литератор Виктор Васильев вспоминал рассказ Петросяна о том, как в тринадцатом туре соревнования на Кюрасао он в партии с Фишером применил старинную и очень редко встречающуюся систему — так называемый вариант Мак-Кетчона. Петросян рассчитывал не столько на достоинство варианта, сколько на психологический эффект: он знал, что Фишер (тогдашний, образца 1962 года) не очень уверенно ориентируется в незнакомых партиях.

Увидев, что Петросян избрал неожиданное и трудное для себя начало (и уж, конечно, сделал это неспроста), Фишер даже обиженно взглянул на соперника. Петросян не без удовольствия перехватил этот взгляд и мысленно поздравил себя с психологической удачей — “тайное оружие” уже сработало, даже если Фишер и найдет сильнейший ответ. Итак, партия только началась, а один из партнеров уже был огорчен, а другой доволен. Конечно, не только и не столько это предопределило результат, но какую-то роль в победе Петросяна эта маленькая психологическая диверсия, наверное, сыграла… Обычно невозмутимый советский гроссмейстер Леонид Штейн в разговоре с другом как-то взволнованно заметил: “Ты знаешь, Петросян иногда делает в начале партии какой-то совершенно малозначительный ход, и вдруг в конце это расположение оказывается решающим”.

Тигран Вартанович был первым советским гроссмейстером, с которым 15-летний вундеркинд Фишер встретился за шахматной доской. Играли они в блиц. А блиц — это совершенно особая статья в шахматном противостоянии. Из воспоминаний нидерландского гроссмейстера Яна Хейна Доннера: “Шахматная партия длится долго и является нелегким испытанием для игроков. Но каждый любитель шахмат знаком с удивительным фактом, когда соперники, закончив серьезную партию, тут же начинают играть блиц. Чтобы расслабиться после напряженного поединка, шахматист начинает… играть в шахматы!

Блиц — полная противоположность турнирной партии: здесь разрешается подтрунивать над соперником, стоящие рядом коллеги комментируют ход событий на доске, правило “тронул — ходи” выполняется не столь строго, а поражение не является катастрофой, потому что проигравшая сторона получает возможность реванша.

На всех международных турнирах блестящий блицор — гость, которому все рады. Блестящим блицором является тот, кто искусство блицевать и одновременно говорить довел до совершенства. На ум сразу же приходит Бронштейн, который изумляет соперника, постоянно напевая по-русски. Или Петросян, не только чемпион мира по шахматам, но и, без сомнения, лучший блицор в мире. Он не говорит на иностранных языках, но делает из блица настоящую клоунаду. Печаль и глубокое сострадание к сопернику написаны на его лице так же, как и удивление его непроходимой тупостью. Когда Петросян думает, обе его руки парят над доской, над фигурами, как будто он заклинатель духов. Весь его вид говорит о том, что он полностью контролирует события в партии. Особенно он хорош, когда играет с Фишером. Лицо Бобби выражает смертельную озабоченность, на нем легко можно прочесть все неприятности, на него свалившиеся. Фишер — второй по силе блицор в мире. Против других русских он сражается не без успеха, но Петросяну проигрывает партию за партией. Бобби это очень не нравится, и он с трудом сдерживает ярость. Он просто не может признать, что он слабее, а Петросян все больше заводит его. Он качает головой едва ли не после каждого хода Бобби и с осуждением насвистывает что-то сквозь зубы. Поучающе поднимает указательный палец, осуществляя свои блистательные маневры. Бобби отчаянно сопротивляется, но в конце концов проигрывает. С белым как полотно лицом он тем не менее снова отправляется на гильотину. Так продолжается до тех пор, пока кто-то не занимает место Фишера, чтобы самому стать жертвой Петросяна”.

“Шахматы не для слабых духом”, — любил повторять Стейниц, под конец жизни сошедший с ума от психического и физического перенапряжения. А легендарный Пол Морфи, сорвавшийся в безумие? Или прыжок с моста талантливейшего армянского гроссмейстера Карена Григоряна. Владимир Набоков писал о Фишере: “Да, Фишер — странный человек, но нет ничего ненормального в том, что игрок в шахматы ненормален, это нормально”. На этом фоне твердая воля и психологическая устойчивость против неудач — более чем подвиг. Таков был Ботвинник. Таков был Петросян, непотопляемость которого была заложена в генотипе. Сын Петросяна Михаил вспоминал, как в день, когда отец проиграл титул чемпиона Спасскому, в доме накрыли стол. Все сели и отметили, что Тигран Вартанович наконец-то избавился от чемпионства. Так легко расстается с титулом чемпиона только настоящий чемпион.