Дживан Гаспарян: Я столько тренировался играть на дудуке, что надоел соседям

Великому варпету и виртуозу дудука Дживану Гаспаряну исполнилось 90 лет. Отметить славную дату музыкант не смог – помешала смерть Шарля Азнавура, с которым он дружил много лет. Так что юбилейная акция, включая концерт, еще впереди. В чем магия дживановского исполнения? Конечно, и до Дживана были прекрасные дудукисты, почитаемые и любимые в Армении. Однако то ли времена были другие, то ли что еще, но только Дживан поднял дудук на новый уровень, придал международную славу и популярность. Это благодаря волновым кругам, создаваемым его «абрикосовой трубочкой», мир прислушался и понял прелесть этой музыки. Вплоть до голливудских режиссеров. Мелодии, извлекаемые Дживаном, притягивают все новых и новых поклонников-иностранцев, никогда до того даже не знавших об этом волшебном бесхитростном инструменте с «семью дырочками». В связи с юбилеем музыкант стал гостем программы «Евразия. Дословно» на телеканале «МИР», коротко и трогательно рассказал о дудуке и своем творчестве.

— Дудук вы впервые услышали, когда еще были ребенком – маленьким мальчиком. Почему этот инструмент произвел на вас такое впечатление?
— Да, я был маленький, мне было семь лет. Тогда у нас в Армении только что открыли кинотеатр «Москва». А там показывали немые фильмы. Пришли трое дудукистов. Они сидели в первом ряду и играли. Мне очень понравилось. Я подошел к одному мастеру и попросил у него дудук. Я так его замучил, что он дал мне инструмент.

— А что понравилось, почему?
— Тембр понравился. Когда они играли, у меня сердце сильно забилось. И я начал играть, всю зиму тренировался. А летом, когда снова открыли кинотеатр «Москва», я пошел к этому мастеру и спросил: «Скажи, дядя, я могу поиграть или нет?». Когда я сыграл одну мелодию, которую я уже много раз тренировал так, что надоел соседям, у него пошли слезы. И он взял у меня свой дудук, дал мне другой и сказал: «Иди, сынок, играй. Ты будешь хорошим музыкантом».

— Я знаю, что вы мастер импровизации…
— У меня внук такой же. Он может с незнакомыми музыкантами сразу выйти на сцену и играть. Для этого нужно иметь специальные чувства. И вкус тоже надо иметь.

— Вы даже как-то говорили, что вы не можете понять, кто играет у микрофона – вы или внук.
— Я никогда в жизни не пользовался фонограммой. Я играю как есть. Я не люблю фонограмму. С ней получается, что будто обманываешь народ. Поэтому как я играю, с тем и выступаю. Как есть.

— Что касается вашего участия в кинофильмах. Конечно же, вспоминается «Гладиатор». Вы там 45 минут озвучиваете фильм. А это, по сути, половина картины.
— Я во многих фильмах играл – почти в сорока где-то. Это были итальянские, немецкие, английские, больше американские картины. Сначала мне дают ноты, которые писал композитор, я это играю. Потом меня приглашают, чтобы я показал, как я чувствую тот или иной момент. И тут я импровизирую. На 90% где-то есть моей импровизации.

— Поэтому Ридли Скотт вам и сказал, что это уже армянский фильм получился благодаря вашей импровизации.
— А я как хочу, так и играю. Им очень нравится моя импровизация. Я делаю такую импровизацию, что невозможно узнать, композитор это писал или я. Раньше, например, композитор писал, я начинал играть, а у меня второй октавы нет, одна всего. Я смотрю, что за ноты мне дали — это невозможно играть. И я начал делать импровизации. Режиссер смотрит на меня, ничего не делает, не останавливает меня. Потом, когда все заканчивается, он говорит: «Так играет, как будто он сам и писал».

— З вучит столько восторженных отзывов о вашей игре. Как вы к ним относитесь?
— У меня было два хороших концерта в Токио. Один концерт прошел в закрытом зале, а второй – в летнем театре, когда сцена закрыта, а там, где сидят зрители, там открыто. На первом играли я и Брайан Ино. Он играл в первом отделении 45 минут, во втором отделении я играл 45 минут. Он играл — все хлопали. Вышел я, играю, никакого внимания от зала, ничего нет. Я думаю, что такое? Неужели я так плохо играю, что они вообще не понимают мою музыку. Играл 45 минут, а они сидели и просто слушали. Закончил, встал, ушел за кулисы, нет аплодисментов. Прошло где-то три минуты, зрители начали хлопать. Я вышел на сцену и все понял. Мне сказали, что они так слушали меня, что не хотели испортить музыку хлопками. Потом меня 10 минут не отпускали со сцены. Это был в закрытом зале концерт. А в летнем шел сильный дождь. Я думаю, кто придет на мой концерт в Токио в такой дождь? Это невозможно. И сижу, пью чай, разговариваю. И тут директор подходит и говорит: «А вы не будете переодеваться?» Я говорю: «А что, концерт будет?» Он говорит: «Все билеты проданы, конечно, будет концерт». Я выхожу на сцену, смотрю – идет дождь, все с зонтиками стоят. Полтора часа я играл без антракта, и они слушали. Потом газеты такие слова писали, что я стесняюсь даже повторить.

— Когда вы играете, закрываете глаза. Зритель, получается, вам не важен? Вы не хотите видеть его реакцию?
— Я почти ничего не вижу. Я закрываю глаза и играю. Кто как сидит, как смотрит – это мне не важно. Музыкант так и должен делать – собраться и играть.

— Насколько реализовалась ваша мечта открыть бесплатную музыкальную школу для детей-сирот?
— Школу строю и скоро заканчиваю. Я буду учить в ней бесплатно. А когда я не смогу больше играть, дело продолжит мой внук. О чем мне еще мечтать? Если потихонечку живешь, нормально живется. Что еще нужно человеку? Мне ничего не нужно. Я просто думаю, что лучше так жить, чем постоянно думать о деньгах. Я много отдыхаю, гуляю по улице, все со мной фотографируются, целуют меня. Везде, во всех странах мира. Уважение – это большое богатство. Желаю всем хорошей жизни и много терпения.