Дом, в котором живет… Мариам
«Русская премия», «Большая книга», «Портал», «Странник», «Студенческий Букер», «Звёздный мост» — вот такой букет собрал один из главных русских романов нулевых, созданный, что характерно, не в Москве и даже не в России, а в Ереване. Сегодняшний гость «НВ» — автор романа “Дом, в котором…”, художница Мариам ПЕТРОСЯН.
— Вы писали свою книгу много лет — как вам живётся сейчас?
— Изначально книга создавалась скорее как детектив. То есть я придумывала всякие истории, описывала их с середины, а потом пыталась присоединить начало и конец. Но со временем вектор изменился… Персонажи стали полноценными, стали жить «собственной жизнью»… В итоге получилось иное полотно — своеобразное описание замкнутого социума, его характерных особенностей на примере интерната для детей-инвалидов.
— Книга так и просится на экран или театральную сцену. Есть такие планы?
— Предложения были, и не из Армении. Но я очень отрицательно отношусь к идее экранизации книги. Настолько нервно, что даже в контракте с издательством настояла на пункте, запрещающем издательству вести с кем-либо переговоры на эту тему. Против театральной сцены ничего не имею, также — за мультипликацию, комиксы… Но не кино.
— Сколько лет в общей сложности писали книгу — десять?.. двадцать?
— Признаться, бывали моменты, когда я просто долго не писала. Был семилетний период, когда у меня ничего не получалось. Вот у художников так бывает: когда долго не рисуешь, говорят, «рука закрылась». Я думала, у писателей такого не бывает. А оказывается, очень даже.
— А почему так вышло, что вы пишете по-русски, а не по-армянски?
— По-русски я пишу, потому что училась в русской школе и читаю на русском. Бабушка (мамина мама) была русская, и мама тоже скорее русскоязычная.
— На какие языки переведена книга?
— Изначально, естественно, планировался армянский перевод. Мне дали первые десять страниц, переведенных тремя разными переводчиками. Признаться, ни один перевод не понравился: кто-то пытался оставить русизмы, дабы не утерять «колорита», кто-то, наоборот, арменизировал текст донельзя переводами типа «Табаки» — «Тутуник». Словом, не то… Но, думаю, со временем книга найдет своего переводчика, и она станет доступна большей аудитории.
— Говорят, путевку в жизнь книге дал Дмитрий Медведев после прочтения, это так?
— Я уже не раз слышала эту «версию». Не скрою, я встречалась с ним на президентском обеде здесь, он пожал мне руку, но наше общение ограничилось только этим. До этого в российском посольстве мне вручали «Русскую премию» — я не смогла лично присутствовать в Москве на вручении, — посол Вячеслав Коваленко признался, что книгу не читал, но в рамках армяно-российской дружбы предложил оплатить перевод книги на армянский язык, что в итоге не получилось по причине, о которой я уже сказала. Я не знаю, имел ли Медведев какое- либо отношение к этой инициативе. Возможно, имел. Но к продвижению, публикации или пиару книги на русском Медведев вряд ли как-то причастен. Это очередная байка, которая каким-то образом появилась в интернете, и все дружно в нее поверили. Меня иногда расспрашивают о моей встрече с Медведевым, о какой-то чуть ли не часовой беседе с ним…
— Тем не менее вы некоторое время жили в Москве. Как получилось, что уехали и почему вернулись?
— Уехали мы в то время, когда все уезжали. Мы с мужем поехали работать на “Союзмультфильм” — до этого работали на “Арменфильме”. В в то время Роберт Саакянц делал там свой проект, вот мы и, как говорится, влились в дружный коллектив. Потом работали с Еленой Пророковой. С Робом — на контрактной основе, у Елены — как штатные работники. То есть мы переместились из армянской группы в русскую. Проработали два года. Потом вернулись.
— С вашими героями мы знакомимся в книге. А кто герои вашей реальной жизни?
— Начнем сначала. Прадедушку, Мартироса Сарьяна, помню очень плохо — точнее, помню его трость и… похороны. Были цветы, все было очень торжественно. Помню дедушку, Лазаря Сарьяна, помню Дом творчества композиторов в Дилижане… Бабушка и дедушка познакомились во время ВОВ — оба служили. Кстати, именно в армии им и позволили пожениться. Когда познакомились, бабушка была химинструктором. Рассказывала, что ее как-то направили в какую-то роту, сформированную из бывших зэков. Ей было 18 лет, маленькая, худенькая, говорит, вошла и вижу, сидят какие-то страшные бугаи с татуировками — язык отнялся. На самом деле потом эти люди оказались очень добрыми — увидев, как она перепугалась, поддержали, мол, давай, девчушка, не теряйся… А потом была встреча с дедом, свадьба… Дед был зенитчиком, и, кстати, «по совместительству» гармонистом. Словом, пользовался большой популярностью.
Мои родители — артисты балета Катаринэ Лазаревна Сарьян и Сергей Геворкович Петросян. Увы, видимся не часто — они сейчас проживают в Канаде. И о сегодняшней семье: муж, Арташес, работает в «Триаде», и двое детей — одному 16, другому — 10.
— Мартирос Сарьян очень тяжело переживал, когда перед его домом — сегодня домом-музеем — возвели высотки, перекрывшие вид на Арарат. Ваш роман разделен на две «плоскости»: наружность и то, что происходит внутри. А как вы оцениваете то, что происходит сегодня снаружи — я имею в виду облик города?
— Город меняется. Оно и понятно — живой организм. Но меняется в сторону неизвестного, какого-то непонятного города. Хорошо это или плохо — покажет время. Но одно могу сказать точно — меняется не в лучшую сторону в смысле экологии и транспорта. И относится это не только к столице, по которой сегодня в силу «загруженности» выгоднее и даже безопаснее ходить пешком, нежели перемещаться на каком-либо виде транспорта, во всяком случае в центре. Увы…
— Ну и о творческих планах на будущее…
— Повторюсь, когда долго не пишешь, как бы отучиваешься это делать. Поэтому вряд ли в старости я буду «баловаться» этим хобби. Но какие-то замыслы есть, «заноза»… Посмотрим… Хотя, признаться, я ко всему еще и очень ленивый человек. Есть, конечно, и некая «зависимость» от первой книги — ее не может не быть. Но жизнь продолжается. Так что поживем — увидим.
На снимке справа: Мартирос Сарьян, Мариам Петросян на руках у матери.