Дело бойца АСАЛА Мартироса Жамкочяна

Месяц июнь в его жизни многим знаменателен и поистине является пересечением драматических судьбоносных событий. Хотя бы по той простой причине, что волею судьбы и родителей довелось ему появиться на свет в Бейруте 21 июня 1958 года. А через два десятка лет и чуть ли не в день своего рождения он был скручен швейцарской полицией, закинут в микроавтобус и стравлен полицейской овчаркой.

Причина жесткой агрессии против 22-летнего бейрутского армянина всколыхнула не только швейцарскую общественность, но и грозной волной прошлась по многим европейским странам. 9 июня 1981 года — 35 лет назад — в центре Женевы тремя выстрелами в упор был убит служащий турецкого консульства Мехмет Йергуз. Приговор Армянской секретной армии освобождения Армении (АСАЛА) привел в исполнение молодой боец Мартирос Жамкочян — почти в канун своего 23-летия… Кстати, сегодня номер его автомобиля также знаменательно июньский — 09 AS 081. Выйдя через 10 лет из швейцарских не столь отдаленных мест опять же в июне Жамкочян впервые оказался на своей исторической родине. Однако приехал в Ереван не ради экскурсионных поездок по привычному турмаршруту Гарни — Гехард — Эчмиадзин — Севан, хотя его к тому упорно склонял тогда пока еще командир добровольческих отрядов самообороны «Еркрапа» («Защитники Отечества») Вазген Саркисян: мол, отдохни после швейцарских застенков.

Однако Мартирос давно уже наметил для себя другой маршрут — Нагорный Карабах. Спустя несколько дней после приезда в Армению он уже находился там и с небольшим отрядом бойцов АСАЛА и вступил в боевые действия… А через три года в его жизни наступит «черный июнь» — 12 июня 1993 года погибнет его соратник по совместной борьбе и обороне Мартунинского района в Арцахе Монте «Аво» Мелконян…

Вот и нынешний июнь Мартирос Жамкочян по большей части провел в Мартуни. На следующий же день после апрельской агрессии он вместе с бывшими бойцами отряда самообороны уже находился там — помогал не только советом.

Свой 58 день рождения встретил в Ереване, вернувшись на короткую побывку из Мартуни. Встретил с чашечкой кофе и в окружении друзей далеко не военной профессии — режиссера-документалиста, художника, профессора искусствоведения… И именно в этот день любезно согласился побеседовать с корр. «НВ» да эксклюзивно рассказать одиссею своей жизни.

ПЕРВАЯ И ПОСЛЕДУЮЩИЕ ВСТРЕЧИ С ВАЗГЕНОМСАРКИСЯНОМ

«Когда я в июне 1991-го приехал в Ереван, меня встретили Монте Мелконян и другой наш соратник Завен Петрос. Было пять часов утра, — рассказывает Мартирос. — Они спросили: «Что будем делать, Мартирос?» Я ответил, что хотел бы встретиться с Вазгеном Саркисяном, поскольку практически приехал по его приглашению…»

Дело в том, что несколькими месяцами ранее Саркисян был в Швейцарии, и Мартиросу, который к тому времени пользовался доброй славой у тюремного начальства, удалось встретиться с командиром добровольческих отрядов самообороны «Еркрапа». По словам Жамкочяна, встреча прошла очень тепло. Саркисян  расспрашивал его как о тюремном житье-бытье, так и задавал сугубо профессиональные вопросы о тактике ведения партизанских боев. Интересовало Саркисяна и мнение Мартироса о профессиональных и человеческих качествах Аво, с которым армянский военачальник в тот период тесно начал контактировать. «Я ответил, что боевая подготовка Монте Мелконяна на высоком уровне, он обладает большим опытом решения тактических и стратегических задач в полевых условиях И если уж возьмет на себя ответственость за решение какой-либо задачи, то отлично справится с этим» — вспоминает Мартирос. Как он добавил, Вазген Саркисян заверил, что сделает все возможное, дабы Жамкочян оказался в Армении. «Это было осенью 1990 года, а в июне следующего я уже находился в окружении моих друзей», — улыбается Мартирос.

Тем же ранним утром они навестили Вазгена Саркисяна, который угостил их коньяком и посоветовал пока что отдохнуть, «погулять на воле». Времена были непростые, в Карабахе стояли советские войска и попасть туда было непросто. Да и не входило, по всей видимости, в планы командира отрядов самообороны терять опытных бойцов…

Но едва Монте и Мартирос вышли с территории «демирчяновских дач» в Разданском ущелье, как, не сговариваясь, решили прямиком отправиться в Карабах. Сначала примкнули к отряду Араика из Корнидзора, приняли участие в боях за села Бузлух, Манашид, Эркедж Шаумянского района. Монте Мелконян стал начальником штаба Корнидзорского отряда, а вот Мартирос в конце ноября вновь оказался в Ереване — подхватил воспаление легких и три месяца был вынужден провести на больничной койке…

Весной 1992 года уже по приказу министра обороны Вазгена Саркисяна был сформирован отряд Монте Мелконяна, в который вошел и Мартирос Жамкочян. Летом 1992-го под селом Мачкалашен Мартунинского района НКР азербайджанская армия впервые столкнулась с отрядом Монте. Враг был остановлен, понес огромные потери в живой силе и технике. Угроза Арцаху с юга была ликвидирована. Вскоре Аво возглавил Мартунийский Оборонительный район. Первоначально отряд состоял из 17 хорошо вооруженных и обученных бойцов. «Местные жители поначалу скептически к нам отнеслись, — говорит Мартирос. — Но постепенно недоверие исчезло. Ведь мы расчистили дорогу на Степанакерт, 45-ти километровый отрезок которой пролегал через азербайджанские деревни. Видя наши решительные действия, к нам потянулись. В скором времени из двух десятков мы «разрослись» до тысячи». Он также добавил, что еще до окончательного формирования армии в распоряжении их подразделения находились и танки, и БТР, и средства противовоздушной обороны. Сказывались как верные «асалаевские» связи, так и годы, проведенные в тренировочном лагере Секретной армии. Избыточным вооружением, конечно же, делились. Опытом ведения боевых действий также…

После гибели Аво в селе Марзилу его верный соратник получил новое назначение — представитель президента  в приграничных районах Вазген Саркисян в личной беседе убедил Мартироса, который свободно владел несколькими языками, заняться налаживанием внешних связей новосозданного оборонного ведомства. Чем Жамкочян активно и занялся вплоть до 1996 года…

 

ТАК КТО ВЫ, БОЕЦ АСАЛА МАРТИРОС ЖАМКОЧЯН?

Французский писатель и специалист по нацональным меньшинствам, профессор Парижского университета Жан-Пьер Ришардо в 1982 году напишет и выпустит книгу «Армяне, чего бы это ни стоило», в которой осветит также судебный процесс в Женеве по делу Мартироса Жамкочяна. Вчитаемся в строки очевидца этих непростых процессуальных дней.

«Женева, 17 декабря 1981 года, пятница.

Сегодня в здании суда в Женеве открывается процесс по делу молодого армянина Мартироса Жамкочяна, обвиняемого в убийстве на улице Женевы служащего турецкого консульства Мехмета Йергуза, в прошлом журналиста. Здание суда похоже на укрепленный лагерь. Везде заграждения, контроль, обыск. В здании армянскими организациями уже была взорвана бомба, и теперь швейцарские власти настороже. В течение полутора лет было совершено двадцать покушений, направленных против швейцарских интересов, которые приписывались армянским группировкам. Сегодня в суде конфликт между Швейцарией и АСАЛА будет продолжен на этот раз на юридической почве… Процесс начинается.

— Я уехал из Тегерана автостопом, — говорит Мартирос судьям, — чтобы выполнить задание АСАЛА, ибо являюсь влиятельным членом этой организации. Я пересек границу Швейцарии пешком, прибыл в Женеву и здесь, согласно директивам АСАЛА, каждый день в 14 часов отправлялся в английский сад под башенные часы. Ко мне подошла незнакомка с седыми волосами в розовом в черный горошек платье. Она сказала мне по-армянски «Здравствуй, Салим» и запретила мне смотреть на себя. Потом указала на контейнер для мусора, в котором находилось оружие…

В пятницу 5 июня к 16 ч. 30 мин. я отправился к турецкому консульству. Уточняю, что пистолет мой заряжен не был. Я не имел тогда намерения никого убивать, ибо пришел туда только для того, чтобы провести наблюдение. Моя организация предоставила мне право выбора: либо проникнуть в консульство и взорвать его, либо убить какого-либо турецкого дипломата. Итак, в пятницу я устроился напротив турецкого консульства. Я видел, как оттуда вышли 4 человека. Они говорили по-турецки и заметили, что я за ними слежу. Один из них показался мне значительнее других. Я решил вернуться туда и убить как можно больше турецких чиновников. Я пришел в следующий вторник после уик-энда.

«Я не сожалею о содеянном»

— Я зарядил пистолет, — говорит обвиняемый, — 13 патронами и встал на том же месте. В 18 ч. я увидел, как один человек вышел из консульства. Это был тот, который в пятницу показался мне наиболее значительным. Вслед за ним вышел другой турок. Они вместе спустились по улице, затем на перекрестке распрощались.

Я последовал за первым и, приблизившись к нему на два метра, выстрелил три раза в него и убежал. Я углубился в аллею, потом поднялся на второй этаж дома, снял синий пуловер, под которым был другой.

Выйдя, я купил по дороге пачку сигарет, потом зашел в магазин, при выходе из которого был арестован полицейским. Я не оказал сопротивления, ибо таков был приказ моей организации. При мне были пистолет и граната. На меня надели наручники, потом увезли в полицейском автобусе, бросив на пол. Полицейская собака набросилась на меня и укусила в плечо. По прибытии меня за волосы поволокли до дверей полицейского участка.

Я хотел бы сказать, что не сожалею о содеянном. Я должен был выполнить этот акт от имени моего народа.

 

«Может быть, он душевнобольной?»

— Нет, мы не обнаружили никакого умственного расстройства, — заявил на суде профессор Бернейм. — Нужно понять, что Мартирос Жамкочян жил в семье беженцев-армян в атмосфере страстей и ожесточения, вызванных воспоминаниями о резне родного народа. Более того, он был старшим в семье и должен был чувствовать, что на него возложена задача отмщения. Значительную часть юности он прожил в атмосфере гражданской войны в Ливане. Он не участвовал в ней, но ясно, что был постоянно связан с событиями, которые там происходили. Около двух лет он прожил в учебном лагере, где прошел военную, политическую и идеологическую подготовку. Потом его назначили для проведения операции в Швейцарии. Из разговора, который мы с ним имели, мы вынесли впечатление, что он легко идет на контакты, хотя и держится на расстоянии. Мы не увидели в нем слепого фанатизма. От него исходила вера, спокойная решимость, нечто вроде эмоциональной потенции… Он предстал перед нами как солдат, проникнутый сознанием того, что он должен был совершить. Он сознавал также, что его будут осуждать. Наверное, он повиновался законам, отличным от наших, но это не больной человек. Что касается того, что он представляет опасность, то это опасность, происходящая не от умственного расстройства, а исходящая от человека, который руководствуется не теми законами, что мы…

 

«У него вид не убийцы!»

Женева, пятница, 18 декабря 1981 года

Слушание дела начинается с показаний свидетелей защиты. Первый свидетель — мадам Софи Шмидт.

— Я родилась в Стамбуле, — заявляет она. — Ребенком, в возрасте 8 лет, я видела много беженцев, которые приходили в наш дом. Они бежали из армянских провинций, в которых началась резня. Маленькой девочкой я слышала рассказы о семьях, которые стали жертвами резни. Уцелевшие от нее теряли рассудок. Меня пощадили, потому что, к счастью, на мне женился швейцарец, который хотел тем самым спасти хоть одну молодую девушку-армянку. Мать моей кузины бросили в колодец, облили бензином и подожгли. Я горда тем, что являюсь армянкой. Целый народ был вырезан.

Она поворачивается к обвиняемому и, призывая в свидетели судей, говорит: «Посмотрите! У него вид не убийцы! Я уповаю на суд Божий».

…Вызывается пастор Карнузян.

Адвокат Деведжян: «Пастор Карнузян является пастором города Гостаада. Мажете вы нам сказать, как ваши соотечественники воспринимают непризнание армянского геноцида?»

Пастор отвечает: «Я — швейцарский гражданин и уже 30 лет как пастор; два раза в неделю я сталкиваюсь с этим вопросом. Его задают мне и армяне, постоянно проживающие в Швейцарии, и те, кто прибыл в страну недавно: беженцы, приходящие ко мне за помощью, за советом. Когда я у них спрашиваю, почему они покидают свою страну, т.е. Турцию, Ливан, Иран и т.д., они отвечают, что там, где они живут, нет никакой гарантии безопасности ни их имущества, ни жизни, ни будущего… У армян нет чувства ненависти к туркам. Но единственное место, где они могли бы поселиться, это их собственная страна, захваченная турками».

Генеральный прокурор: «И русскими тоже».

Адвокат Деведжян: «В Советской Армении они живут по крайней мере на одной десятой исторической территории: там есть страна, которая живет, несмотря ни на что…»

Пастор продолжает давать показания: «Турецкоe правительство до сих пор отрицает факт геноцида. Это травмирует всех армян. Речь не идет ни о древней истории, ни о политике, ни о пропаганде. Это история сегодняшнего и завтрашнего дня. Каждый армянин глубоко проникнут всем этим. Он готов простить. Христос прощал. Но при условии, что виновник раскается. Ответственность за последствия падет на турецкое правительство…Мы готовы к дискуссии, но не собираемся отказываться от своих прав, от наших земель. Это будет продолжаться пять-десять-двадцать лет, но мы не откажемся. Борьба будет продолжаться до тех пор, пока мы не обретем страну, независимую и свободную, как Швейцария. Это турки вынуждают молодых людей, действующих в настоящее время, прибегать к таким средствам борьбы, а также великие державы, которые изменили армянскому народу. Если армяне не привлекут к себе внимания сами, то кто же будет говорить вместо них? Никто. Именно замалчивание заставляет наших молодых людей прибегать к подобным мерам. Я глубоко сожалею, что они делают это, но повторяю, что вынуждают их к насилию своим молчанием правительство Турции и другие правительства, даже русские».

 

«Я увидел трех женщин…»

Следующий свидетель г-н Ацагорцян — человек, переживший геноцид.

— В 1915 году, — говорит он, — мне было 9 лет, и жил я в Урфе. Я помню, что был у соседа и в открытую дверь видел, как двое турок насиловали его жену и 11-летнюю дочь. Затем они всю семью убили. Я спрятался. Они меня не увидели, иначе тоже убили бы. Я решил вернуться домой. На улице я встретил старую женщину, которая сказала мне: «Ты не можешь вернуться к себе», — и я увидел улицы, усеянные трупами. Она покрыла мне голову шалью, чтобы я не смотрел.

Затем началась депортация. Я нашел мать; она тяжело заболела. Перед смертью она плакала, и я плакал вместе с ней… Той же ночью я видел мать во сне. Я вновь увидел эту сцену, которую пытался спрятать в глубине своей памяти… Я помню, что мы ели траву. Я увидел трех женщин, лежащих под деревом у дороги, и хотел попросить у них чего-нибудь поесть. Когда я приблизился, то увидел, что животы у них вспороты…

Старый человек с белыми волосами плачет. Зал очень взволнован. Затем свидетель рассказывает, каким образом он достиг Швейцарии, гражданином которой стал в 1957 году.

Председатель: «Суд с уважением склоняет голову перед вашей болью и страданиями. Вчера я вспоминал о цинизме Гитлера, сегодня довожу до вашего сведения содержание телеграммы Талаата, турецкого министра внутренних дел, направленной в 1915 г. в префектуру Алеппо… «Правительство приняло решение полностью уничтожить армян, проживающих в Турции. Те, кто будет противиться этому приказу, будут уволены из администрации. Не принимая во внимание ни женщин, ни детей, ни инвалидов. Какими бы жестокими ни были средства уничтожения. Нужно положить конец их существованию, не слушая голоса совести».

Встает адвокат Деведжян: «Благодарю вас, г-н председатель, за то, что вы зачитали этот документ. Сегодня Талаату воздвигли в Анкаре мавзолей. Вот каким уважением пользуется он сегодня в Турции!» — адвокат передает членам суда фотографии мавзолея, улиц и школ, прославляющих Талаата-пашу.

Председатель: «К сожалению, Нюрнбергского трибунала больше не существует»…

 

«Аман Яврум»

(«О дите мое»)

Когда во второй половине дня заседание суда возобновляется, присутствующие, в большинстве своем армяне, частью прибывшие из Лионского района, занимают свои места. В толпе можно увидеть старую крестьянку из Анатолии со старинным платком на голове. Она опирается на руку мужчины средних лет. Это бабушка и отец обвиняемого Мартироса Жамкочяна, 22-х лет, «национального героя» для армян, собравшихся в зале, «убийцы» — для швейцарского прокурора и адвоката истца с турецкой стороны.

Обвинитель с турецкой стороны отсутствует: турки никогда не защищают свою точку зрения перед судами, где они тотчас же оказываются в меньшинстве. Это то место, куда армяне притягивают их регулярно, но куда не менее регулярно они избегают являться. Действительно, здесь каждый раз затрагиваются и подтверждаются исторические обстоятельства геноцида: вот почему турки и предпочитают отсутствовать.

Старая женщина в платье прошлого века падает в объятия своего внука — обвиняемого. Она с любовью смотрит на него, рыдает, шепчет нежные слова: «Аман яврум, аман яврум» (по-турецки — «Сын мой, о сын мой»). В то же время она молится, призывая в свидетели небо. Она с плачем произносит имя Христа: «Иисус Христос, Иисус Христос…» У бедной женщины совершенно потерянный вид: как ее внук может быть осужден как преступник! С другой стороны, она очень гордится им…

 

«Мы не были террористами, мы ими станем»

Женева, суббота, 19 декабря 1981 года

Процесс Мартироса продолжается. Генеральный прокурор начинает обвинительную речь.

— Г-н председатель суда, дамы и господа присяжные, вы пришли сюда, несмотря на угрозы и на бомбы, которые взорвались здесь, у дверей Дворца правосудия. Вы поступили как свидетели драмы, которые преследовали убийцу и добились его ареста. Вы проявили храбрость. Время слабовольных прошло, настало время храбрых.

Вы пришли сюда, чтобы осудить преступление, совершенное совсем недалеко отсюда. 9 июня один мужчина после окончания работы мирно возвращался домой. Но за ним следили и убили как животное. Перед лицом этой смерти здесь вспоминали тысячи убитых, миллионы убитых в конвульсиях войн. Мы можем задать себе вопрос, как бы мы сами вели себя в этой буре войны. Все погибшие во всех войнах имеют право на наше сочувствие и на нашу память. Те, кто принес на нашу землю смерть, знают, что Швейцарское право запрещает смертные приговоры. Они знают, что в Швейцарии они не рискуют быть истязаемыми или расстрелянными, и поэтому они совершают свои преступления именно здесь… Швейцария не должна допускать на своей земле фанатизма, насилий и преступлений! Необходимо применять наши законы, предусматривающие мерой наказания за убийство пожизненное заключение…

После обсуждения суд приговорил Мартироса к 15 годам заключения и к 15 годам высылки с швейцарской территории. В зале раздается возмущенный крик женщины: «Тот, кто не был террористом, станет им!»»

 

ТЮРЕМНАЯ ЭПОПЕЯ МАРТИРОСА

В швейцарских тюрьмах, как рассказывает Мартирос, он провел 10 «календарных» лет, и все это время  исключительно в одиночной камере. Первые годы «осваивал» застенки женевской тюрьмы Шамп-Доллон. С первых дней ареста и все последующие годы отсидки его постоянно навещал адвокат Жерар Бенуа, с которым Мартирос шесть месяцев готовился к судебному процессу, с ним же потом писал апелляцию. По совету верного защитника он обратился к администрации, выразив желание «заняться общественно-полезным трудом». Ему поручили сшивать и клеить большие амбарные книги, чем Жамкочян усердно и занялся…

Через три года его перевели в так называемое Заведение долины Орб — самое большое в Швейцарии исправительно-трудовое учреждение, в котором тогда содержалось более 700 заключенных. Семь лет он провел в зоне строгого режима. Здесь Мартирос прилежно занялся изучением языков — к английскому, немецкому и арабскому через пару лет прибавились французский, итальянский и испанский. Не говоря уже об армянском и турецком. Помогал с переводами заключенным курдам. Тем более что тюремная администрация воспринимала переводческую деятельность бойца АСАЛА исключительно положительно.

«Курдов было семеро. Все они состояли в РПК (Рабочая партия Курдистана), — говорит Мартирос. — В Лозанне вступили в стычку с турками и убили одного. Вот и получили сроки от 2 до 8 лет. Они очень хорошо были осведомлены о происходящем внутри тюрьмы и практически меня охраняли. От них я узнал, что турки отслеживают мои «тюремные» перемещения. Курды же сказали, что мне вынесен смертный приговор и на меня объявлена охота»…

Как потом он уточнил по своим каналам, исполнителем взялся стать некий Сари Рамазан, который в тюрьме оказался за убийство друга. Подвигли же бывшего борца на «подвиг» замеченные в связях с «Серыми волками» перевозчики наркотиков, которых «повязали» в Женеве за 3 кг героина.

В середине 80-х Рамазан «добрался» до тюрьмы Орб. Одиночная камера Мартироса находилась на третьем этаже «особо опасных», турка разместили этажом ниже по соседству с итальянскими рецидивистами, которых почему-то в администрации считали «интеллектуалами».

Как бы то ни было, но в один прекрасный день «интеллектуалы» крупно нагадили на ковер совершения намаза заключенного иранца, поскольку тот был осужден за убийство ребенка. Разгневанный мусульманин кинулся за помощью к единоверцу Рамазану. Назревала «великая» тюремная баталия, поскольку к турку и иранцу примкнули также албанцы. О предстоящем столкновении курды предупредили Мартироса и настоятельно посоветовали из камеры в час «x» не выходить. Однако итальянские зеки хорошенько отметелили мусульман, которых в спешном порядке отправили в другие тюрьмы. Так сорвалось первое покушение…

Еще через четыре года тюремные пути-дорожки армянина и турка снова пересеклись. На этот раз в тюрьме Фрибурга. К тому времени Мартирос успел овладеть специальностью механика по стиральной техники да, получив государственный швейцарский диплом, возглавить тюремный прачечный комбинат, через который ежедневно проходило до 800 кг белья. И хотя он по-прежнему пребывал в «тюремной робе», но руководство относилось к дипломированному зеку с некоторыми поблажками. В частности, Мартироса ежегодно 24 апреля препровождали в армянскую церковь Женевы для участия в службе поминовения.

За день до знаменательной даты он неожиданно в коридоре встречает своего «кровника», которого только что привезли по этапу. «Мы сразу же узнали друг друга. Он был пониже меня, но плотный, мускулистый, — рассказывает Мартирос. — Я знал не только то, что он был борцом, но и какими уголовными приемами владеет в драке. Между его пальцев всегда зажаты бритвы, которыми он и наносит увечья противнику. Так что моя задача на тот момент была не подпускать его близко, держать дистанцию и, уловив момент, нанести точный удар ножом».

Так и кружили друг против друга, обмениваясь хлесткими тюремными любезностями. Причем Рамазан говорил на французском, а Мартирос отвечал на турецком. Когда же турецкий киллер спросил, почему Мартирос отвечает на турецком, тот ответил: «Потому что это язык собак»…

На этот раз встреча закончилась появлением надзирателей, которые повели Рамазана на медосмотр. Но непримиримые противники успели пообещать друг другу кровавый исход следующей дуэли…

 

***

В 1996 году бывший боец АСАЛА и настоящий защитник Арцаха стал гражданином Армении. Не первый год уже майор запаса Мартирос Жамкочян вновь «служит» — теперь уже в ГНКО «Центр гуманитарного разминирования и экспертизы». Не первый год состоит, по собственным же словам, в счастливом браке с Зарой Гдлян, растит сына Александра, которого назвал в честь старшего товарища по АСАЛА Алека Енигомшяна. Они дружат еще с Бейрута, часто встречаются, им есть что вспоминать…

На снимках: Мартирос Жамкочян с Монте Мелконяном; хроника карабахских боев; плакат, выпушенный АСАЛА к началу судебного процесса в Женеве.

(Окончание следует)

Беседовал и подготовил