РАЗГОВОР, ОТЛОЖЕННЫЙ ПО УВАЖИТЕЛЬНОЙ ПРИЧИНЕ

Как сообщалось, на днях исполнилось 85 лет талантливому журналисту и писателю Сергею Баблумяну, с которым беседует корр НВ

— Как восприняли свою новую награду — «Ветеран российской журналистики», которой вас отметил Союз журналистов России по случаю 85-летия? Спрашиваю, поскольку знаком с вашим «юморным» отношением даже к самым серьезным проблемам и темам, о которых пишете.

— С наградой вышло так. Был очень тронут, сказал спасибо, с сыном, внучками, племянником, другом сына (всеми, кто в этот час были в Москве) пошли в ресторан, обмыли знак служения родному делу, а на следующий день, как полагается ветерану, лег в больницу на операцию. Замечу, впервые за свою долгую жизнь: и в палату ложусь, и под нож (точнее, лазер) тоже.

Но тут вся радость в том, у кого он в руках. Когда это прославленный уролог Арамаис Камалов, академик, руководитель знаменитой клиники МГУ, а еще и замечательный во всех отношениях человека, то беспокоиться не о чем.

По наивности (ходка в больницу, повторюсь, первая) очень надеялся застать миг, когда, получив сколько надо наркозу, все еще оставаясь в трезвом уме и крепкой памяти, вдруг перетеку в состояние  бессознательности. Поймать момент не удалось, но повторять попытку тоже не хочется.  

— Станиславу Ежи Лецу не известно, «открыл бы Колумб, не попадись ему на пути Америка», а вы знаете, где и кем могли бы оказаться, не открой для себя журналистику? Были ли альтернативы и свобода выбора? Если можно, пожалуйста, на конкретном примере, случае –событии?

— Свобода была, выбора не было. Дело в невообразимом отторжении от математики и других стоящих рядом или около точных наук, в которых требовалось умножать, вычитать, складывать или делить. Со школьных лет никак не получалось, а когда настало время поступать в вуз, куда еще идти, если не в филологию. Но не только потому, что остальное не для меня.

В те времена чтение книг было не только любимым занятием моих сверстников. Книгочтением занимались и стар и млад: все, кто умел складывать из букв слова, а из слов предложения, принимался читать и перечитывать все, что лежало в домашних книжных шкафах, затем у друзей,  на библиотечных полках, далее пошел и «самиздат». Потому уже в школьные годы книга без всякого преувеличения становилась неотъемлемой частью молодых и немолодых людей. Как сегодня смартфон, компьютер, Интернет — каждый в отдельности или взятые вместе.

Словом пошел учиться на филфак Ереванского Университета, благодарен ему за очень многое, включая знакомство, а затем и женитьбу с будущей женой, родом из того же филфака. Ну, а дальше, началось газетное дело, которое продолжаю любить и по сей день.

— Бывших колумнистов-журналистов, как и разведчиков-спецслужбистов, не бывает? В каких случаях допустимы исключения и допустимы ли?

— Допустимы совмещения. Очень много моих коллег- международников из «Известий», где проработал около тридцати лет, служили не только перу. Как у них получалось с разведкой, сказать не могу, но писали они блестяще.

Сегодня кому не лень кидает в них камень и можно подумать, будто иностранные корреспонденты, работавшие в СССР, в свободное от написания заметок время ловили бабочек. И наши, и не наши журналисты служили своей стране. Так было вчера, так есть сегодня и так и будет всегда. Зачем строить из себя наивных девочек?

— Близится и своеобразный юбилей вашего творческого сотрудничество с газетой « Новое время», который насчитывает более трех десятков лет. Это сотрудничество имело ли какое-либо значение в вашей творческой биографии на уровне конкретных событий и ситуаций? Есть ли повод для юбилейного алаверды?

  — Эти тридцать и более лет мне очень дороги. «Новое время» без преувеличения та газета, на страницах которой можно было отводить душу, поскольку «Известия», какими бы вольнодумными они ни были, оставались правительственным официозом страны со всеми вытекающими отсюда ограничениями. Между тем, «Новое время» как было так и осталось независимым изданием.

— И еще. Работая во «Времени», я открыл для себя много замечательных журналистов, не уступающих по классу никому. Это подстегивает, заставляет, не опуская рук «ловить мышей», чтобы не отставать от коллег.  

— Считаете ли себя «истинным ереванцем»? Часто бываете в родном городе, по каким улочкам или памятным местам хотелось бы пройтись, кого встретить, о чем поговорить?

 — Конечно, ереванцем, кем же еще? Это мой город, здесь живут дорогие мне люди, Ереван вся моя жизнь. Говорить «бываю» насчет Еревана я бы не стал, я продолжаю оставаться в нем всегда. Здесь мне все дорого, сожалею, что многих, очень многих ереванцев уже нет в живых. Они ушли, но память остается и если бы я взялся называть по именам тех, кого знал и с кем дружил только один я, не хватило бы ни места ни времени.

Про дома, переулки, улицы, и говорить нечего. Все имеет свою историю, все связано с тем или иным моментом собственной биграфии или жизнью моих друзей. Повторю, беда в том, что их почти не осталось. Бывает, иду по улице, ищу ереванцев-однолеток по затылкам. Если седой и лысый, возможно из наших, из старых знакомых. Обгоняю, оглядываюсь: нет, опять мимо. Жаль. Каждый год приезжаю в свой городе не раз и не два.

— Ваша журналистская деятельность неразрывно связана с армянской тематикой. Из вашего московского, в временами и заокеанского «далека» какой видится армянская действительность именно в этот юбилейный момент – есть ли повод для оптимизма? Видится ли свет в конце тоннеля? Где именно?

— Если не врать, армянская действительность сильно огорчает и повода для оптимизма увы, не вижу. Свет в конце тоннеля даже не брезжит, его попросту нет. И это будет так, пока люди не поймут, что с руководителями-второгодниками каша не сварится. Тут дело еще и в том, что понять надо пока время еще есть. Потом будет поздно и это поздно дышит нам в спину уже сейчас.

— Шутка ли, на протяжении доброй полусотни лет чуть ли не ежедневно встречать свою фамилию в газете ли, в электронном пространстве ли? Как вам это?

— Это мне хорошо. Раз печатают, значит, нужен. Раз нужен, надо оставаться востребованным как можешь долго. Стараюсь.

— Можно ли считать вашим излюбленным пространством на журналистском поприще рубрику «Заметки по поводу»?

— Наверное, можно. Мы с моим другом Рубиком Сатяном придумали ее сто лет назад, я с ней в какой-то мере сросся и не хотел бы отпадать.

— И больше полувека длится журналистский день? А сколько бы вам хотелось?

— Сколько Бог даст и доктор Камалов посодействует. Спасибо, за интервью, а с личной просьбой обратиться можно?

-О чем?

 — Хочу чтоб прозвучали имена моих самых дорогих и любимых людей на свете. Называю в порядке старшинства. Сергей, Джан-Джан, Каролина, Марта, Вероника. Для деда звучит божественно. Это мои внуки и внучки, пусть им всегда будет хорошо.  Пусть!

Беседовал Валерий Гаспарян