Армянский андерграунд московского метро

С недавних пор москвичи при входе в метрополитен наслаждаются выступлением двух братьев СИМОНЯН — Паргева (Паш) и Нарека. Известные произведения в этническом обрамлении звучат колоритно, душевно. Вероятно, поэтому за какие-то пару-тройку недель «путешествия» по сетям видеоролик с участием братьев набрал порядка 140 тысяч просмотров. Восторженных же отзывов в адрес Паргева и Нарека Симонянов не счесть.
Увы, в бочке меда не обошлось без ложки дегтя. «Да, парни талантливы, чудесно играют. Но стыдно, не надо «шерить» их попрошайничество. Это позор…» — написал один из пользователей FB. На самом деле стыдно. Но не то, как парни зарабатывают на жизнь, а то, в каких жестких условиях выживают профессиональные музыканты. Стыдно то, что на государственном уровне творческим людям не оказывается должное внимание, что им приходится либо уезжать, либо идти играть на улицу… Впрочем, в беседе с Dalma News братья признались, что не бедствуют. «Деньги, которые опускают туда люди, это не из разряда «поддержите» или «подайте на пропитание», — сказал Паш Симонян.

Философия моя такова: монета, вне зависимости от ее достоинства, которая опускается в нашу «кассу», это признание нашего творчества, доказательство того, что звуки наших скрипок запали кому-то в душу. Поверьте, мы не бедствуем. И у меня, и у Нарека есть немалые возможности для подработки иным способом. Лично я играю в разных клубах, ресторанах, на других площадках. Поддерживая, выражая свой восторг, люди не осознают, что сначала льют бальзам на душу, а затем, называя попрошайками, наносят удар в самое сердце.

— Но ведь показателем признания творчества могут быть те же аплодисменты?..
— Возможно, это покажется странным, но аплодисменты для меня не самоцель. Мной никогда не двигало желание услышать заветные «браво» или «бис», причем как можно дольше. Лучшим признанием того, что я делаю, является скорее тихое, молчаливое и вдумчивое прослушивание, выражение глаз напротив. Возможно, именно поэтому я и отдаю предпочтение не «коробкам», а открытым пространствам, куда человек может прийти, насладиться мелодией, пообщаться с исполнителем, и, получив порцию неподдельных эмоций, вновь окунуться в будни.

— И подземки каких же стран и городов вы уже «приспособили» под подобные сценические площадки?
— Я играл и в Европе, и в России. Изначально, в 2013-м, что называется, по принципу «Бременских музыкантов», по иронии судьбы начал выступать именно в Германии. Благо там есть специальные площадки – на улицах, бульварах, в книжных магазинах. Ну, а потом продолжил музыкальную кочевую жизнь в Беларуси и России. Играл в Минске, Сочи, Адлере, Москве, Питере…

— Люди, сведущие в музыке, в комментариях к видеороликам находят ваше исполнение виртуозным и очень «чистым». Некоторые даже отмечают, что саундтрек к «Дневнику крестокрада» звучит лучше оригинала. Вы с братом самоучки или у вас есть музыкальное образование?
— Уже с пяти лет я проявлял свою музыкальность. И родители отдали меня в музыкальную школу на скрипку. Осваивал я и фортепиано. Родом я из Ванадзора, там же и поступил сначала в музыкальное училище, а затем в Ванадзорский государственный педагогический институт на факультет культуры. Так что по призванию я скрипач, а по диплому — педагог, вокалист и дирижер. Нарек — мой двоюродный брат, с которым мы выступаем и которого мне довольно долго пришлось уговаривать на публичные выступления, закончил Московскую консерваторию.

— В ваших импровизациях слышна некая пронзительная грусть. Ощущение, словно играет не 32-летний молодой мужчина, а умудренный жизненным опытом человек. Откуда эта лиричность?
— Признаюсь, я и сам не понимаю. Возможно, причина — боль нашего народа, передающаяся на генетическом уровне и до поры до времени таящаяся в каждом из нас?… Это стилистика жанра этномузыки, приближенной к Чилаут (или Cafe del Mar). Этакий музыкальный микс, «сотканный» из армянских, грузинских, азербайджанских, многих иных мотивов, за основу которого берется либо известное, либо не очень, произведение. И на него словно на нить нанизываются «бусины» — этномелодии. Моя цель донести до каждого, что в музыке нет межнациональной розни, нет междоусобиц и территориальных границ. Музыка — вольная птица, летит, куда хочет.

— Но наверняка такой «полет» вызывает протест граждан Азербайджана, проживающих в Москве и случайно услышавших свои национальные мотивы в вашей аранжировке. Не предъявляют ли они претензий?!
— Совсем наоборот. Даже просят сыграть их композиции. Скажем, из репертуара Дадашевой, Рамина, Энвера. Но я объясняю, что я не играю «под копирку». Я импровизирую. И каждая следующая импровизация отличается от предыдущей… До сих пор помню, как в пятом классе на экзамене в музшколе я, не предупредив учителя, выдал экспромтом собственное видение концерта Баха. Сыграл его совсем в другой тональности – так, как мне было удобно, как я чувствовал. И преподаватель был просто в ярости. Спасло меня разве что расположение директора, призвавшего к снисходительности и поставившего мне пятерку.

— А как реагируют соотечественники?
— Многие подходят. Говорят, что душа сжимается, а потом напротив — взмывает ввысь. Некоторые плачут. Иные танцуют: как правило, под «Арцах» Ара Геворгяна. Кстати, и немало представителей иных национальностей выражает свои эмоции. Многие русские спрашивают, откуда я родом, как вышло, что в моей музыке такие импровизации и чувства. Я всем охотно рассказываю. И такие беседы происходят практически в каждый «перекур». А играю я по 6-8 часов кряду. Ну, если, конечно, не забирают в участок…

— Вы шутите или действительно были случаи привода в полицию?
— (Улыбается). В течение последних 2-3 месяцев забирали раз десять! Снимали отпечатки пальцев, отправляли в «обезьянник» и часа через три отпускали. Понять сотрудников правопорядка можно: на импровизированные концерты за 15-20 минут собирается человек 200! И проходимость подземки сильно сокращается. В итоге многие не могут пройти через переход и вынуждены выходить на улицу. К тому же создаются благоприятные условия для карманников… Кстати, буквально на днях на меня и вовсе был составлен протокол. Когда в очередной раз за мной приехали полицейские, на них «напали» многочисленные зрители: «Почему вы его забираете?! Мы слушаем хорошую музыку, не мешайте!». Ну, и меня «взяли» уже, как организатора митинга. (Смеется).

— Сложно представить вас, одетого по последнему писку моды, с такой вот хипстерской бородкой, в «обезьяннике». Кстати, откуда такой имидж? Не стремление ли это подражать известному в советские годы скрипачу Карапету Айрапетяну?
— Да, многие находят сходство со знаменитым Каро Айрапетяном. Кто-то видит во мне также схожесть с Конором МакГрегором. Но я повторяю: «копирка» – не мое. Я также не хипстер и не стиляга, не приверженец каких-либо иных субкультур. Просто как-то так получилось, что в свое время в Ванадзоре я пел в церковном хоре и начал отращивать бороду. Потом стало так комфортно, что я ее оставил. Не более того.

— Судя по всему, Бог одарил вас талантом щедро. Почему же вы не проторили профессиональную дорогу в вокальной сфере?
— Знаете, Всевышний в музыкальном плане одарил всю нашу семью. Отец моего брата, Нарека, — профессиональный музыкант. Мой отец отлично поет и играет на фортепиано. Бабушка окончила факультет культуры Пединститута и играла на мандолине. Мама прекрасно танцует. Родной брат фармацевт, но также обожает фортепиано и аккордеон. А сестра – хоть и врач, но весьма недурно играет на фортепиано. Что касается моего вокала, то я придерживаюсь того мнения, что если ты что-то делаешь, то должен делать это практически безупречно. Хотя, не скрою, в 2006 году я участвовал в кастингах на участие в «Ай Суперстар» по ТК «Шант». И дошел даже до тридцатки, но контракта так и не подписал…

— Стало быть, на скрипке вы играете «практически безупречно»?! Что говорят специалисты?
— Скажем так, на скрипке я играю лучше, чем пою. Потому и отдаю предпочтение инструменту. Что касается профессиональных оценок, то те, кто меня слушал, отмечали, что у меня своеобразная техника. И что речь идет об «игре между двумя нотами». Это звуки, которые нереально воспроизвести по нотам. Это как, скажем, поет соловей, и ты не можешь определить, с какой же тональности он начинает свою трель. Но это природные звуки, воссоздать которые позволяет скрипка. И моя скрипка, судя по всему, тоже.

— Как я поняла, ваша жизнь – сплошные разъезды. Сегодня в Москве, завтра в Сочи, послезавтра…
— … В Ереване. Да-да, месяца через три собираюсь приехать. И, возможно, вы увидите меня на разных площадках – благо есть такая возможность и на Северном проспекте, и на Каскаде. Побуду дома месяца четыре. А потом в планах посетить Индию. Давно мечтал. Весьма привлекает индийская мелизматика, хочется прочувствовать музыкальную культуру этого народа, впитать в себя хотя бы часть ее, дабы творить дальше.

— А оседлой, спокойной жизни на родине не хочется? Ведь точек общепита в Армении тоже немало.
— Пожалуй, нет. В ресторане, куда в первую очередь приходят, чтобы набить желудки, и где ты выступаешь чаще для улучшения пищеварения, я могу лишь подрабатывать. Система ведь такова – пришел человек, заказал, и пока не съел все, что заказал, не уходит. Вне зависимости от того, нравится ему звучащая в зале музыка или нет. Поэтому для меня бары, рестораны и иже с ними — это второстепенная работа, позволяющая существовать, а не жить. Жить же для меня – это творить где-то там: на улице, в переходе. Там, где меня ждут «мои» люди. Люди, которые, позабыв обо всех делах, бросив все, стоят и слушают скрипку. И вот это для меня наивысшее признание. То удовольствие, которое дано испытать далеко не каждому. И я благодарен судьбе и Богу за то, что эта милость дарована мне: умение дарить радость другим и радоваться самому!

Ирина ГРИГОРЯН