Карл Робертс: «Англичане трогательно считают себя союзниками армян»

Армения времен Первой республики глазами британского журналиста

(Полная версия)

Приближается 100-летие Первой республики – одна из главных дат долгой армянской истории, первая попытка восстановления давно утраченной государственности. О событиях вековой давности, о непростой ситуации тех лет много написано, однако все больше исторических исследований отечественных и зарубежных авторов. Предлагаем читателям литературу совершенно иного плана – путевые очерки-заметки англичанина Карла РОБЕРТСА (1894-1949) – писателя и журналиста, побывавшего в то судьбоносное время в Армении. Его живые, непосредственные и, главное, непредвзятые ощущения представляют большой интерес даже через сто лет. Карл Робертс чрезвычайно мало обращался к политике, он более известен своими биографическими романами, работами о мистицизме и др. В частности, он впервые познакомил западного читателя с нашим знаменитым соотечественником Гурджиевым, описав свою встречу с ним в Тифлисе. Так что в лице Робертса мы имеем автора, политически неангажированного. Тем более любопытны его наблюдения, описанные в книге «Деникинская Россия и Кавказ, 1919-1920», опубликованные недавно в сетевом альманахе HAMATEXT в переводе политолога Самвела Меликсетяна с его же комментариями в соавторстве с писателем и журналистом Кареном Агекяном (фрагменты публикуются ниже).

“Он недостаточно ругал армян в своих сообщениях…”

Наблюдения Робертса и в наши дни не потеряли своей актуальности. Вновь в Армении скрестились политические интересы мировых держав, вновь Европа открывает для себя ключевое значение Армении как “цивилизационного фактора на Востоке” (формулировка Робертса). Автор – еще молодой человек — без опаски подвергает критике политику Англии в регионе, вскрывая ее как «явно антиармянскую» и «абсолютно невежественную». Вот одна из красноречивых цитат: «Капитану Корту только недавно было приказано покинуть свой пост, поскольку он недостаточно ругал армян в своих сообщениях, а это – единственная политика, которая рекомендована нашими властями в Константинополе и Тифлисе».

«Они трогательно считают себя нашими союзниками»
Я отправился в Армению с распространенным европейским предубеждением против армян. В течение многих лет миссионеры и другие люди утверждали, что армяне – цивилизованный народ, притесняемый жестокими турками. Большое рвение, с которым досаждали мирному населению, пытаясь довести до него эту идею, рождало протест, и, напротив, подталкивало меня доверять циничным утверждениям другой стороны – а именно тому, что армяне во всех отношениях не лучше своих соседей, что они провоцируют резню и притеснения, при первой возможности делая то же самое, что, в конце концов, турок благороден, а армяне предназначены Божественным провидением подвергаться резне, и не будь они христианами, никто бы за них не заступился. Я должен признать, что многие армяне, которых я встречал в разных частях мира, во всех отношениях превосходили турок и представителей других народов Закавказья; но я думал, что это могло быть исключением.
Мой визит в Армению в апреле 1920 года заставил меня изменить все мои взгляды на армян. И теперь я пониманию, что только незнание армян, какими они в действительности являются в своей стране, способствует укоренению этих глупых старых предубеждений. Возможно, и даже вполне естественно, что протурецкие и антиармянские предрассудки целенаправленно пропагандируются влиятельными лицами в нашем военном министерстве и подобных учреждениях за рубежом. Это признак симпатии милитариста к варвару и соответствующего недоверия к уму.
Армяне – не жалующиеся трусы; турок – не джентльмен; хорошие армяне за пределами Армении – не исключение; армяне слишком благоразумны, чтобы стремиться спровоцировать варварство своих соседей и угнетателей своими собственными проступками.
Теперь я знаю, что они действительно являются, как их часто называют, «цивилизационным фактором на Ближнем Востоке» и сожалею о бессердечном безразличии, с которым союзники отказались от обещанной поддержки, побуждавшей армянский народ обратить на них свой взгляд и стоять на их стороне в борьбе за свободу во всем мире.
Я не мог бы увидеть армян в менее благоприятный момент, нежели мне довелось. Измученные шестью годами непрерывных боев, голода, лишенные крова и преданные, они тем не менее поразили меня своими усилиями удержаться в кольце врагов. Они трогательно считали себя нашими союзниками.

Лорийская нейтральная зона
«Наконец наш поезд трогается. Мы въезжаем не в пределы Армении, как я ожидал, а в так называемую нейтральную зону. Ее население, по-видимому, наполовину состоит из армянских деревень, наполовину – из татарских, но грузины требуют эту область на «исторических основаниях» и по той причине, что при прежнем российском режиме она входила в состав Тифлисской губернии. Обладание этой полосой земли стало поводом к армяно-грузинской войне 1918 года, некоторые следы которой в виде разрушенных мостов и разобранных рельсов можно увидеть вдоль нашего пути.
Речь о “Лорийской нейтральной зоне”, созданной в начале 1919 года по итогам армяно-грузинской войны декабря 1918 года в южной части бывшего Борчалинского уезда, за исключением небольшого Дсехского участка на самом юге, а также Джалалоглы (Степанавана), отошедших непосредственно к Армении. Представление Карла Робертса о ее смешанном армяно-татарском населении не соответствует действительности, и, видимо, автор здесь путает Борчалинский уезд в целом (с 37% арм. населения и 30% – татарского) с “нейтральной зоной”. В “нейтральной зоне”, на деле, из 43 сел только 8 являлись татарскими, а армяне составляли 80% общего населения. При этом собственно спорная часть Борчалинского уезда, ставшая предметом армяно-грузинской войны, также имела абсолютное армянское большинство и включала только территорию к югу от реки Храми, где перед войной армяне составляли 77% населения (92 тыс.), 11% – греки и русские (ок. 14 тыс.), местные татары – 12% (14 тыс.). (См. Шахатунян А. Административный передел Закавказского края, Тифлис, 1918 г.).
Но теперь мы в самой Армении. Мы провели долгую ночь в переполненном поезде, который отправляется только три раза в неделю и безнадежно задерживается на каждой остановке. В Армении так не хватает локомотивов, подвижных составов и топлива, и ее железнодорожный парк так сильно нуждается в ремонте, что иначе и быть не могло. Утренний свет обнажил высокогорные равнины, со всех сторон видны снежные вершины Кавказских гор. Перед нами проносятся холмы и высохшие русла водных потоков. Стада крупного рогатого стада – в наши дни это немалая ценность – пасутся на каменистой равнине, рядом со случайными селениями из примитивных глинобитных и каменных хижин. Еще одна особенность пейзажа – кладбища, которые мрачно выделяются на фоне пустошей возле деревень. Обработанной земли слишком мало, она едва заметна. Ни природные, ни политические условия не позволяют больше сеять или жать в этих краях. Все, что можно увидеть – крохотные полоски вспаханной земли и редкие рисовые поля».
По мере того, как к вечеру мы достигаем Эривани (путешествие из Тифлиса с расстоянием в 250 миль занимает по меньшей мере 30 часов на поезде), гигантские очертания Арарата затмевают все. Его огромные склоны, покрытые снегом, поднимаются к самим облакам. У его подножия в этот момент идет бой, татары и армяне сражаются всего в нескольких милях от Эривани, нынешней столицы Армении! Вдоль железной дороги мы тоже видим следы последней войны. В 1918 году турки приблизились к Эривани на расстояние 12 миль; на всех станциях, расположенных на линии, и в окружающих деревнях нет ни одного целого дома. В некоторых случаях исключение составляет одинокое строение, которое уцелело, поскольку там останавливался турецкий командир. Деревни – сплошные развалины, станции в запустении. Разорение повсюду, за исключением тех мест, где среди руин в нищете приютились новые обитатели.
«Что может быть более символичным свидетельством агонии Армении, нежели подобные окрестности ее столицы?»

У Эривани мало очарования
Вдоль длинной главной улицы тянутся по неровной поверхности рельсы трамвая, который больше не ходит; небольшой “бульвар” с оркестровым помостом возле русской церкви; беспорядочный рынок, ни одного значительного сооружения, многие в руинах; несколько армянских церквей и татарских мечетей, некоторые из них весьма красивы; тысяча маленьких домишек и бесконечная пыль или грязь, в зависимости от погоды – в этом и состоит общий вид Эривани изнутри. Он слишком огромен для села, но слишком хаотичен, чтобы сойти за город. Из-за тяжелых времен, которые он переживал последние годы, его ветшающие улицы и дома не ремонтировались. «Освободительная» операция русской армии в 1917 году причинила значительный ущерб и оставила многие кварталы Эривани в руинах. Дороги малопригодны для автомобильной езды, к тому же автомобилей практически не видно. Когда я там находился, правительство имело в своем распоряжении не более трех или четырех автомобилей; у работников американского комитета помощи их было чуть больше. Несколько “фаэтонов” стояли в ожидании на улице, но я не видел, чтобы их нанимали, возможно, все они были реквизированы правительством. Пара велосипедистов временами появлялась на главной улице. Чаще всего бросались в глаза повозки, запряженные волами и верблюдами. Иногда, когда на бульваре играл оркестр, несколько сот жителей прогуливались туда-сюда, слушая его игру. Когда он прекращал играть, они добавляли к своему маршруту главную улицу. Магазины и киоски были практически пусты, за исключением отдельных свертков с товаром, по той или иной странной причине выставленных здесь для продажи. В целом Эривань изнутри представлял собой далеко не вдохновляющую картину.
Однако с севера к городу непосредственно примыкает гряда холмов, и с дороги, которая забирается на них, открывается восхитительный вид. На переднем плане видны беспорядочные улицы и башни Эривани, по обе стороны обширная равнина, прерываемая небольшими холмами; и повсюду вдали снежные вершины с великолепным Араратом, вздымающимся к облакам. После дождя, когда воздух чист и горы свободны от облаков, в мире мало какой вид может сравниться с Араратом, Малым Араратом и «Чудесными глазами» (речь об Арагаце, тогда более известном как Алагёз), называемой “невестой Арарата”, на противоположной стороне равнины. При осмотре широкого простора равнины можно с легкостью опознать различные участки фронта. К примеру, гряда холмов вот там – Игдирский фронт, где генерал Сепух (известный фидаин Аршак Нерсисян, у автора всюду применяется форма имени Sebo) сдерживает курдов. Далее, слева, почти прямо по направлению к Арарату вдоль извилистого русла Аракса проходит фронт Камарлу. Тамошний враг – татарин, поддерживаемый, конечно, турецкими вспомогательными частями и возбуждаемый турецкими агентами. Далеко на востоке проходит дорога к Нахиджевану, который находится в руках врага. Еще дальше на востоке находятся горные области Карабаха и Зангезура, где армяне и татары тоже вцепились друг другу в горло. Если Ноев Ковчег вновь пристанет к Арарату, нельзя представить более неподходящего места для поисков оливковой ветви, как реальной, так и аллегорической, нежели эта опустошенная и раздираемая войной страна.
Не нужно заглядывать слишком далеко для наблюдения конфликта. В пяти милях от самой Эривани начинается зангибасарская зона татарских сел, которые отказываются признавать власть правительства Армении. Около двух десятков татарских деревень охраняются татарскими патрулями, и никаким армянским войскам или официальным лицам не разрешается туда входить. К счастью, армяне контролировали два моста через реку Аракс, которые связывали этот район с другим берегом и держали третий мост под огнем своей артиллерии. В противном случае турецкие пушки уже давно были бы доставлены для поддержки повстанцев. В деревнях находились турецкие солдаты и офицеры, но поскольку армяне не пытались атаковать, никаких боевых действий там не происходило. Армяне контролировали внешний периметр зоны, татары крепко держались внутри. Таким образом, враждебный кинжал был приставлен к самому сердцу молодой Армянской республики. Наличие враждебной зоны в пяти милях от столицы достаточно для того, чтобы выбить из колеи любую страну, особенно если там проходит единственная исправная железная дорога – линия Эривань — Тифлис.

Капитан Грейси, британский представитель
Бесполезно было надеяться найти гостиницу в Эривани, там скопилось в десять раз больше людей, чем когда-либо прежде, поэтому я воспользовался рекомендацией моего любезного друга, британского консула в Батуме, господина Стивенса (отмечу, очень известного человека в Батуме, лучше всех других англичанин знакомого с ситуацией в Закавказье) и обратился к капитану Грейси, кавалеру ордена “За выдающиеся заслуги”, британскому представителю в Армении. Капитан Грейси сразу пригласил меня остановиться в его доме, так я получил возможность наилучшим образом изучить ситуацию в Армении и близко познакомиться с этим замечательным человеком. Капитан Грейси (ирландец, как и господин Стивенс) имел, как я понял, шестнадцатилетний опыт пребывания на Ближнем Востоке – в Турции, Армении и на Кавказе. Он прекрасно говорил на турецком, достаточно хорошо – на армянском и неплохо – на некоторых иных местных языках. Я мог бы долго повествовать здесь о его подвигах во время войны, которые завершились девятью страшными месяцами большевистской тюрьмы в Москве, но я остановлюсь только на самых примечательных моментах.
В то время, когда один только город Эривань не попал в руки турок, капитан Грейси передвигался на автомашине через самые враждебные части татарских зон в Армении, переодетый в татарина, которые были главными смутьянами среди мусульман Закавказья. Его задача заключалась в том, чтобы удостовериться, как продвигается конкретная колонна армянских беженцев на своем пути к безопасности, именно благодаря его необыкновенному мужеству и смекалке были спасены тысячи этих несчастных. Грейси знает армян так, как ни один другой англичанин. Его вера в армян основывается на глубоком понимании и симпатии, но он в своих сообщениях всегда настолько беспристрастен в оценке состояния Армении, что никто не может пренебречь ими под предлогом проармянского уклона. Остается только добавить, что британское правительство отправило его в Армению даже без секретаря и средств передвижения, в то время как представитель Азербайджанской республики имеет автомобиль и большой штат. Несмотря на все недостатки официальной линии и самые худшие изъяны невежественной политики, которая выглядела по своим тенденциям явно антиармянской, Грейси удавалось поддерживать у армян дружеское и более чем дружеское отношение к союзным державам в то время, когда за предательство следовало бы отплатить. (Прибытие полковника Стоукса поздней осенью 1920 года обозначило следующий шаг антиармянской политики Британии. Грейси вернулся домой по болезни и сразу же был освобожден от исполнения своих обязанностей. – Прим. автора.)

В период с 1904 по 1914 годы уроженец Белфаста Джордж Грейси работал суперинтендантом при американской благотворительной миссии в Урфе. С началом мировой войны его знания обширного региона и языков оказались востребованными, он был введен в состав британской военной миссии в Тифлисе в качестве офицера разведки. В 1915 году, после сообщений посла Моргентау о начале массового уничтожения армян в Османской империи, в США был создан American Committee for Armenian and Syrian Relief (“Американский комитет помощи Армении и Сирии”), затем получивший название American Committee for Relief in Near East (“Американский комитет помощи на Ближнем Востоке”). Грейси стал одним из четырех администраторов, назначенных Комитетом для работы на местах. Он активно занимался распределением помощи среди армянских беженцев, оказавшихся в Закавказье, посещал при этом самые труднодоступные в смысле наличия коммуникаций районы.
По сведениям ряда англоязычных газет того времени, именно он организовал в 1916 году исход 25 тысяч армян из Вана в Игдир при повторном наступлении турок. Вот что, в частности, писали газеты: «…Он был единственным западноевропейцем в этом регионе, и смог в одиночку организовать этот исход, работая под началом российской администрации. …Военная администрация предупредила его, что армян, которые находятся под его попечительством, следует эвакуировать. Единственная доступная линия движения шла через горный проход Беркри-кала, где полным-полно было курдов и прочих мародеров. Русские солдаты не охраняли эти ворота к свободе, и Грейси спешно распределил ружья среди двухсот пятидесяти добровольцев. Они смогли захватить проход, уладить вопросы с курдами и обеспечить безопасность непрерывного отступления в сто раз большего числа людей, которое продолжалось пять дней. В среднем люди проходили 30 миль в день, и 25 тысячам людей с 6 тысячами голов скота требовалось два дня, чтобы пройти через любое место. Несчастий на дороге практически не случилось. Многих детей пришлось отделить от родителей, но в Игдыре родители разобрали всех. По дороге родилось пять детей и все пережили это испытание».
В конце 1917 года Грейси посетил район к западу от озера Урмия для переговоров с ассирийцами, чтобы привлечь их к военным действиям на стороне союзников – российских и британских войск. В начале 1918 года его направили с миссией к некоторым курдским племенам, чтобы нейтрализовать влияние турецкой пропаганды. В том же году после возвращения на Кавказ он был схвачен большевиками, просидел девять месяцев в тюрьме в Москве и Владикавказе, но затем его передали британцам в результате обмена пленными.
Грейси стал первым британским представителем в Ереване при правительстве Первой республики. Особенно важным был его вклад в дело спасения армянских и ассирийских детей-сирот – со временем он стал генеральным секретарем совета международного фонда «Спасти детей» (Save the Children).
Грейси был награжден орденом Св.Анны второй степени Российской империи и армянским орденом Св.Григора Лусаворича первой степени.

…И конца этой агонии еще не видно
На момент моего прибытия в Эривани было только три англичанина: дипломатический представитель капитан Грейси, офицер связи капитан Корт, и третий, нанятый Американским комитетом помощи Ближнему Востоку (Near East Relief Committee). Корту только недавно было приказано покинуть свой пост, поскольку, как я слышал в некоторых кругах, он недостаточно ругал армян в своих сообщениях, а это – единственная политика, которая рекомендована нашими властями в Константинополе и Тифлисе. По-видимому, там предпочитали полагаться на предубеждение в большей степени, нежели на знание из первых рук. И все же каждый британский офицер, который побывал в Армении – правда, их было немного, поскольку союзные войска никогда не были размещены в Армении – уезжал полный симпатий и добрых чувств по отношению к армянам. Не то, чтобы армяне, подобно грузинам или татарам, пытались заручиться их поддержкой чрезмерными изъявлениями почтения и притворным дружелюбием, напротив, угрюмо поглощенные своими собственными хлопотами, они всегда предоставляли британскому гостю, официальному представителю или гражданскому лицу сделать свои собственные выводы. Тем не менее, повторюсь, во всех случаях представления об армянах были весьма положительными; но кажется, все в Англии игнорировали то обстоятельство, что армяне были нашими союзниками, воевали на нашей стороне и в итоге потеряли почти все. Британское правительство дало обещания армянам, и теперь оно их нарушает. 27 июля 1920 года м-р Бонард Лоу заявил перед Палатой общин: он не думает, что Англия дала армянам больше обещаний, нежели это сделали наши союзники, такие как Америка; очевидно, это равнозначно утверждению, что мы, следовательно, не должны заботиться о том, чтобы сдержать свои обещания! И мы не делаем этого. Но мы должны помнить, что наша многократно декларированная дружба толкала тысячи армян со всего мира в армии союзников в начале войны, что в огромной мере озлобило их врагов против них. Как я уже сказал, истинная оценка армянских потерь во время войны, как в ходе непосредственных боевых действий, так и в результате турецкой, татарской и курдской резни составляет миллион убитых мужчин, женщин и детей из четырех миллионов армян, живших в 1914 году. Четверть целого народа погибла за эти 6 лет и конца этой агонии еще не видно.

Александр Хатисов: «Ни одно из обещаний союзников не выполнено»

Находясь в Эривани, я намеревался попытаться увидеть как можно больше различных фронтов военных действий, а также ознакомиться с политической ситуацией и нуждами людей. Сначала я посетил доктора Хатисова (Александр), армянская форма его фамилии – Хатисян, тогда президента (премьер-министр) и министра иностранных дел Армянской республики. Его внешность довольно типична: достаточно низкий ростом, темноволосый, с характерной квадратной формой головы. В течение 10 лет при старом режиме он был мэром Тифлиса; и теперь, как и многие его коллеги, приехал в Эривань, чтобы принять участие в управлении своей страной.
«Сегодня Армения, – сказал он, – сталкивается с теми же проблемами, которые до сих пор осложняли ее жизнь; но они усугубились. Мы подвергаемся нападениям со всех сторон. Как вы знаете, мы сражаемся с татарами, турками и курдами на некоторых участках нашей границы и внутри нашей территории. Сражения происходят в эту самую минуту на нескольких фронтах. Достижению мира главным образом мешает то, что ни одно из обещаний, данных нам союзниками, не выполнено. Верховный Совет (имеется в виду Верховный Совет Антанты) обещал вооружить нас. Английский полковник появился месяц назад и составил подробный отчет о наших требованиях, но с тех пор ничего не поступило. И даже когда мы все же получаем некоторые необходимые нам вещи, Батум не отдает их нам. Когда прекратилась британская оккупация Закавказья, англичане продали аэропланы грузинам. Когда мы спросили об этом, ваш генерал выразил сочувствие и сожаление, что в его распоряжении больше не осталось средств, но посоветовал нам закупить их в Европе и взялся помочь нам в их приобретении. Хорошо, мы закупили два в Париже и они вовремя прибыли в Батум, но британские власти в Константинополе не разрешили их доставку нам. Почему? Мы не знаем и не понимаем.
Мы сражаемся с татарами, турками и курдами, и теперь на сцене появляются еще и большевики. У нас в Армении в действительности нет большевиков, но угроза извне возрастает. Вчера, например, мы потеряли 4-5 офицеров и около 60 бойцов в боях с татарами и турками. Это серьезная потеря. Мы хотим заняться налаживанием нашей внутренней экономики, а не борьбой с турками. Но наша армия недостаточно экипирована, чтобы остановить нападения. Люди сильны и стойки, но они плохо одеты и вооружены. Американцы помогают нам едой и одеждой. Так же поступали и англичане, когда они были на Кавказе в прошлом году, после их отбытия в августе итальянцы должны были оккупировать Закавказье, но они этого не сделали, поэтому мы оказались предоставлены своей судьбе. Мы не имеем выхода к морю и отрезаны от мира, за исключением железной дороги, контролируемой Грузией».
Доктор Хатисян спросил, когда будут установлены границы Армении: «Каждый день мы ожидаем услышать, что Верховный Совет установил наши границы и мы можем приступить к работе. Если бы здесь находилось всего-навсего 200 британских солдат, войны бы не было! Но при такой ситуации влияние и престиж Европы в этих краях падают день ото дня. Тот факт, что Константинополь теперь оккупирован союзниками, никак не ощущается здесь турками и их союзниками. Никого также не затронет присутствие трех союзных батальонов, которые, как утверждают, будут дислоцированы в Батуме. Нет, небольшими европейскими силами следует занять Эрзрум, Трапизон, Баязет и Ван. Именно тогда будут открыты дороги из Эрзрума в Трапизон, из Карса в Батум и во внутренние районы Армении».

Батум как ключ коммуникации между Арменией и Европой

Я спросил президента (имеется в виду премьер-министр Хатисян) о Батуме, и, прежде чем ответить, он обратил мое внимание на топографическую карту Закавказья. «Тут вы можете увидеть, – сказал он, – что местность непосредственно за Трапизоном настолько гориста, что любое железнодорожное сообщение с внутренней частью страны может быть осуществлено только с помощью туннелей. Сейчас это большое предприятие, о котором мы не можем думать в течение двадцати или тридцати лет. Между тем, как вы знаете, проектируемое железнодорожное сообщение из Трапизона во внутренние части Армении пролегает по побережью от Трапизона до Батума и только затем ответвляется к Карсу. Потому очевидно, что ближайшие тридцать лет, пока железная дорога из Трапизона не будет проведена через туннели, если это вообще произойдет, именно Батум является ключом коммуникации между Арменией и Европой. Не думайте, что подобно нашим соседям мы претендуем получить Батум только для себя. Мы знаем, что Батум служит слишком многим странам, чтобы можно было спокойно доверить владение им только одной. Но нам нужен там беспрепятственный выход к морю. Мы были бы удовлетворены, получив южную часть порта. Остальное пусть достается другим народам, которые в этом нуждаются. Дорога из Батума в Армению затем может продолжаться в сторону Карса через долину Артвина, где почти во всех деревнях преобладает армянское население. Если же разделение порта на две зоны непрактично, тогда пусть он останется, как и сейчас, международным porto franco. Подобное решение также вполне удовлетворяет потребностям Армении».

“Мы забираем в армию практически каждого, кого можем схватить”

Я попросил встречи с военным министром генералом Христофором Араратовым. Старый специалист по артиллерии в российской армии, он был прикомандирован к румынам, когда вспыхнула русская революция. Когда большевики пришли к власти, он, как и многие российские армяне, вспомнил о своей стране и вернулся на Кавказ, чтобы служить ей. Антиармянские пропагандисты на Кавказе постоянно уверяли меня, что у армян есть тайный договор с генералом Деникиным, и, более того, многие его штабные офицеры находятся при армянских войсках, манипулируя ими в его интересах. Предполагаю, что одной из причин этих слухов было наличие среди армянских офицеров бывших офицеров российской армии, таких как Араратов, который не говорил по-армянски. Было также небольшое число русских по происхождению офицеров, которые не хотели служить под началом Деникина, но хотели оставаться при деле и были рады служить Армянской Республике, единственной из закавказских республик, которая вела себя разумно и порядочно по отношению к русским. Соглашения между Арменией и генералом Деникиным были, как я узнал из достоверного источника, не более чем договоренностями о взаимообмене винтовками и патронами. У армян был запас патронов, непригодных для их винтовок, но необходимых для Деникина, та же самая ситуация сложилась у добровольцев его армии. Не имея поводов для вражды, они обменивались боеприпасами в соответствии со своими нуждами. Пусть в Тифлисе и Константинополе объяснят (видимо, автор имеет в виду британскую военную миссию в Тифлисе и британские оккупационные власти в Константинополе), в чем состоит криминал, если армяне остаются в дружественных отношениях с русскими, которым они (как и весь Кавказ) стольким обязаны.
Трудно было бы ошибиться и не заметить с первого взгляда в генерале веселого и честного солдата, и, я уверен, самого умелого. В Эривани было известно, что политическая атмосфера ему неприятна и он хотел бы покинуть ее, если бы смог сделать это, не нарушив свой долг перед Арменией.
Я спросил его, как обстоят дела с Арменией. «Очень тяжело, – сказал он, – попытаться дать вам ясное представление о нынешнем состоянии дел в Армении. О нашем народе могу сказать, что на него можно положиться. Чего нельзя сказать о некоторых из наших соседей. Но сейчас мы очень устали. Уже третье лето мы удерживаем турецкую границу, которую до войны русские охраняли при помощи специальных казачьих и других частей. Курды уже начали нападать на наши деревни, и, как только снег растает, мы снова столкнемся с ними».
Он не стремился приукрасить ситуацию.
«Мы призвали каждого от 20 до 25 лет и более, на деле же забираем в армию практически каждого, кого можем схватить, от 20 до 30 и даже до 32 лет, если только он не находится на другой государственной службе. Дезертирство – обычное дело. Конечно, это так, чего же ожидать? Тем не менее могу сказать, что наша армия имеет как минимум численность в 20 тыс. человек. Некоторые из солдат очень хороши, другие – не настолько, недавняя эпидемия гриппа унесла тысячи солдатских жизней».
Генерал Араратов особенно хвалил британских офицеров, находившихся с армянскими войсками во время британской оккупации Закавказья, хотя и жаловался на противоречивость нашей политики по отношению к Армении.
Я спросил генерала о том, что он думает о превращении Батума в нейтральный порт. Он ответил, что это решение удовлетворило бы нужды Армении. Если Батум передадут какой-либо другой закавказской стране, это станет последней каплей для Армянской Республики, которая едва ли сможет выжить. На другой мой вопрос Араратов ответил, что в будущем Армения относилась бы к России с осторожностью, но не враждебно. Он напомнил мне, что из кавказских республик только армяне вели себя порядочно по отношению к лояльным русским. Русские офицеры служили в армянском штабе, русские профессора были приглашены читать лекции в Армянском университете; злоба и мелкая тирания, которую другие республики демонстрировали при каждой возможности, практически полностью отсутствовали в Армении. Могу подтвердить, что это было правдой.

Генерал Назарбеков как лучший тип российских армян

От военного министра я спустился вниз к генералу Товмасу Назарбекову, главнокомандующему Армянской армией. Как и Араратов, он был из старой российской армии и, подобно ему, своим видом внушал доверие и симпатию. Я редко встречал столь обаятельного человека. Несмотря на свой возраст и старые раны, он все еще пытался служить делу, которое ему казалось правым. Жаждущий мира, он сожалел о кровопролитии, которое продолжалось в Закавказье и будет продолжаться до тех пор, пока проблемы не удастся урегулировать. Он сказал мне, что тяжело переносит потери молодых жизней. В целом он представлял собой лучший тип российских армян.
«Зачем скрывать правду? – сказал он. – Наши люди измотаны, они сражаются вот уже шесть лет без передышки. Ныне они почти что раздеты. У них нет винтовок, годных для имеющихся патронов, и нет патронов для наличных винтовок. Следовательно, сильно распространено дезертирство. В конечном счете, как мы вообще можем узнать, кто является солдатом, а кто нет, если большая часть нашей армии не имеет даже формы? Единственное, что у них есть – сапоги. Когда я здесь гуляю по улицам, я не знаю, кто из прохожих мои солдаты, пока они не отдают мне честь. Что касается тех, кто не отдает честь, не могу же я постоянно смотреть на их обувь, чтобы определить, солдаты они или нет. …Все знают, что происходит в этой части света. Большевики и турки пытаются объединиться против британцев в Персии и Индии. Да, они уже начинают раскрывать свои карты. Я полагаю, турки в Эрзуруме скоро начнут наступление на Карс. И большевики также начинают продвижение на юг».
Он пожал плечами. «Когда же все это закончится? Когда мы снова обретем мир? Я старик, но ради молодых я хотел бы снова увидеть мир при своей жизни!»

Игдир. Встреча с Сепухом

На следующий день всего за два часа удалось добраться на автомобиле до игдирского фронта. Наша компания состояла из американского офицера Красного Креста, которому и принадлежала машина, капитана Грейси и меня. По пути мы проехали через духовный центр Армении, село Эчмиадзин, где находится резиденция Католикоса, Папы всех армян. Я спросил капитана Грейси, может ли он попытаться устроить мне интервью с Католикосом (Геворг V Тпхисеци Суренянц), и он обещал сделать все возможное. Вся дорога от Эчмиадзина до Игдира представляла собой однообразную вереницу опустошенных деревень. Глинобитные дома в развалинах, поля не обработаны, повсюду запустение и разруха. Это были как армянские деревни, так и татарские, но, разумеется, армянские пострадали сильнее. Во время татарских и турецких вторжений нападению подвергались только армянские деревни. Когда армяне изгоняли захватчиков, они, естественно, предпочитали изгонять людей, а не разорять свою собственную страну, разрушая деревни. Однако часто случалось, что армянские крестьяне, возвращаясь в свои разрушенные дома, страшно мстили ближайшим татарским поселениям. Но было бы абсолютно несправедливо винить в равной степени тех и других. Равенства не было ни в намерениях, ни в действиях. Любой, кто был на оспариваемых территориях, мог своими глазами увидеть, что за каждую татарскую деревню, разрушенную армянами, часто как минимум полдюжины армянских деревень были уничтожены захватчиками. Соотношение сил турок и борющегося армянского государства слишком хорошо показывает, кто, скорее всего, является агрессором.
Наконец мы прибыли в Игдир, достаточно большую деревню, которая все еще сохраняла признаки жизни. Перед скромным домом мы были встречены группой солдат с военным оркестром. Нас вышел поприветствовать человек, который привлек бы внимание при любых обстоятельствах. Он был одет в полувоенную форму с казачьей папахой. Ярко-голубые глаза, обвисшие усы, большая копна волос и приветливая улыбка – это был Сепух, известный партизанский командир, друг и коллега Андраника.
25 лет назад Сепух был сапожником в деревне недалеко от Эрзинджана в Восточной Анатолии. Однажды группа турецких солдат ворвалась в село, вырезая и грабя армян. По той или иной причине сам Сепух спасся, но его братьев и сестер замучили до смерти у него перед глазами. Следует отметить, что они не совершали никакого преступления, чтобы навлечь на себя подобное отношение турецких правителей. Когда турки ушли из села, Сепух, тогда двадцатилетний юноша, поклялся убивать каждого турка, который ему встретится, как врага армянского народа. Поднявшись в горы и собрав вокруг себя обездоленных соотечественников, он вскоре доказал, что является прирожденным гением партизанской войны. Он стал известным своими действиями против турок в окрестностях Муша и Эрзинджана. Теперь, когда Армения вновь стала государством (had become a nation again), он служил в ее армии, воюя против своих старых врагов турок и их приспешников – курдов и местных татар. Он сказал мне, что 19 августа 1920 года исполнится 25 лет с того момента, как он начал свою борьбу с турками.

«Вы помогли нам только уменьшиться на миллион человек»

Сепух сердечно приветствовал Грейси, который был его старым другом, и пригласил нас в дом, где остановился на постой. Мы пили местный коньяк и ели яйца, сыр и хлеб. Сепух извинился за вполне естественную в таких условиях скудость трапезы. Он плохо владел русским, и большая часть беседы шла на турецком языке – Грейси выступал переводчиком.
Сепух показал нам свои позиции на карте.
«На этом фронте могут служить только местные, – сказал он. – Если мы призовем людей из Эривани, они сразу заболеют гриппом и малярией». Он добавил, что никогда в жизни не был столь горд своими бойцами, как сейчас. «Если бы английским или американским войскам пришлось сражаться в тех же условиях, что и этим людям, они бы давно стали большевиками».
Генерал рассказал о том, что послужило причиной открытия боевых действий на этом участке фронта. Он отправил курдам окружающих деревень послание,: там он писал, что у них было достаточно кровопролития и просил прислать делегатов для переговоров. Сепух обещал принять их со всей учтивостью; их должны были встретить оркестр и банкет, переговоры должны были пройти спокойно, за линией огня. Он дал им пять дней, чтобы принять его предложение. Но прошло много дней без ответа, затем курды атаковали его позиции. Он контратаковал и изгнал их из своих деревень. Это был рассказ Сепуха, вполне возможно, что от курдов можно было услышать иную историю. Весь этот инцидент – мелочь в долгой истории агонии Армении; взял ли Сепух в данном случае инициативу на себя или, как он утверждал, подвергся атаке, не имеет значения. Когда вы удерживаете столицу своего государства, имея 250 человек на фронте в несколько миль, вы склонны игнорировать строгие правила войны, особенно когда ваши противники их не соблюдают.
Вместе с Сепухом мы выехали верхом на позиции. Небольшие лошади, на которых мы ехали, с трудом переносили наш вес; они тоже страдали от голода по всей стране. Мы прибыли в деревню, где стояла вся артиллерия Сепуха – две небольшие пушки. Он познакомил нас с некоторыми молодыми армянскими офицерами, которые несли службу во время Мировой войны в русской армии; были здесь и те, кто раньше служил по призыву в турецкой армии. Группа гражданских лиц собралась возле угла глиняной стены. Сепух призвал их встать на помощь и до последнего защищать свою деревню от врага. Мужчины слушали, держа шапки в руках, и обещали стоять твердо.
Мы прошли через пост, тщательно вычищенный, как и все, что находилось под контролем Сепуха. Я заметил, что команды отдавались на русском языке, который, между прочим, является официальным в армянском военном министерстве; большая часть солдат служила в русских армиях, часто на германском фронте. Эти армяне были красивыми, высокими солдатами с прямой осанкой, я никогда не видел солдат с лучшим телосложением. Многие из них были добровольцами.
На обратном пути к своей машине мы постарались воодушевить Сепуха надеждой на помощь союзников. Он грустно улыбнулся и сказал: «В течение 20 лет я слышу о том, что союзники собираются помочь армянскому народу. Но вы помогли нам только уменьшиться на миллион человек».
Он сказал это без всякого следа злости, но как человек, который, исходя из горького опыта, потерял всякую надежду на наши обещания. Я слышал разговоры о том, что армяне – неблагодарные люди, но трудно понять, за что же они должны быть благодарны.

Еще один фронт в Камарлу
На следующий день я убедил своего друга англичанина, с которым познакомился в Ростове и Новороссийске и который теперь служил в американском Красном Кресте в Эривани, отвезти меня на своей машине на другой местный фронт в Камарлу, примерно в 18 милях к югу от столицы. Здесь мы нашли армян гораздо менее довольными, нежели под начальством Сепуха. Они были явно истощены и встретили нас без малейшего дружелюбия, «сытые по горло» английскими друзьями. На них были практически лохмотья, надлежащие медикаменты отсутствовали. Выходя из последней деревни по направлению к фронту, мы наткнулись на солдата, раненого в живот, корчащегося на пути к врачу. Армянский офицер, менее угрюмый, нежели остальные, немного поговорил со мной в деревне. Он сказал, что он не может понять, почему грузинам и местным татарам, двум «уродливым сестрам» (из сказки о Золушке) по Закавказью, разрешается брать себе все вооружение и амуницию, которая попала на Кавказ от спасающихся бегством войск Деникина. Все это вооружение было британской собственностью, говорил он, за которую Деникин так никогда и не заплатил. Следовательно, вместо того чтобы разрешать татарам и грузинам забирать все себе, нужно по крайней мере должным образом поделить вооружение между всеми тремя республиками. С учетом того, что татары используют свое новое оружие в войне с Арменией, он еще больше удивлялся нашему отношению. «Помимо этого, каждому известно, – добавил он, – что большевики вскоре будут в Баку».

“Дашнаки вновь вернули надежду снова получить свое государство”

В течение следующих нескольких дней я попытался окунуться в политическую ситуацию Армении. Излишне говорить, что она представляла не очень приятное зрелище. Практически вся администрация находилась в руках «дашнаков», как их называли в народе. Партия Дашнакцутюн, как я уже говорил, известное армянское патриотическое тайное общество, основанное сорок лет назад (в действительности тридцать) для борьбы с турецким и российским угнетением любыми средствами, в том числе терроризмом. В 1905 году Дашнакцутюн пришел к согласию с социалистическими программами российских революционных партий. Партийная дисциплина сильна, и, следовательно, каждый дашнак, казалось бы, должен быть социалистом. Излишне говорить, что это не так. Внутри партии дашнаков сегодня столько делений, сколько можно вообразить. Но в одном вопросе все они едины: в то время как армянский народ беспомощно рассеян по всему миру, дашнаки вновь вернули ему надежду снова получить свое государство (the hope of becoming a nation again). В этом смысле партия может утверждать, что сделала возможным достижение независимости Армении. Но теперь, когда, по крайней мере в теории и в какой-то мере фактически, эта независимость достигнута, кажется, что реальная задача партии изжита. Действительно, такие люди, как Андраник, разорвали свою связь с ней, едва только Армения стала независимой. Если бы дела у молодой Армянской Республики шли хорошо и дальше продолжали бы так идти, можно было бы ожидать, что партия распадется на социалистов и несоциалистов и тем самым прекратит существовать как единая и преобладающая сила в армянской политике. К сожалению, ситуация оставалась далекой от урегулирования, и дашнаки могли оправдать свою дальнейшую деятельность. Не существует другой армянской партии, сопоставимой по своей организации с дашнаками. Есть несколько партий, но в нынешних условиях они не способны выдвинуть какую-либо программу, которая могла бы соперничать в глазах народа с программой дашнаков.
На первый взгляд, ситуация была серией порочных кругов. Татары и армяне нападали и мстили за нападения. Страх вел каждую из сторон к новым эксцессам. Турки с легкостью возбуждали татар и курдов к новым вторжениям в Армению, дашнаки таким же образом призывали своих соотечественников к мести. Дашнаки оставались у власти, поскольку условия были именно такими, а условия оставались такими в неменьшей степени потому, что дашнаки были у власти. Существовал только один способ разорвать этот узел. Определение границ Армении и их признание соседями (выделено К.Робертcом).
Как только Армянская Республика получила бы свои постоянные границы, крестьяне-мусульмане внутри этих границ и армянские крестьяне за их пределами могли бы поменяться местами – единственное известное лекарство от раздоров в этих краях; или же те и другие должны были мирно признать своих новых правителей. Затем, после прекращения гражданских войн, партия дашнаков потеряла бы смысл существования, и ей на смену пришло бы более умеренное и умиротворяющее правительство. Другого пути нет. Пока великие державы откладывают определение границ Армении и не гарантируют их уважение после определения, они лишь тянут Армению и Ближний Восток все дальше и дальше в нищету, кровопролитие и экстремизм.

Католикос Суренянц: «Дайте нам мир и границыи через десять лет выне узнаете наш народ!»

Через несколько дней мне представилась возможность провести интервью с Католикосом, если снова удастся выехать в Эчмиадзин. После полудня мы отправились из Эривани. Мы проехали по городу и пересекли пенящуюся реку, затем проследовали по живописной дороге с небольшими подъемами, пока внезапно на нас не обрушился ужасный шторм из дождя и града. Человеческая одежда и плоть не могли ему противостоять, через несколько минут мы оставили машину и бросились в соседний виноградник. В довольно ветхом сарае мы нашли его владельца и группу его друзей, веселившихся с единственным стаканом у чайника, полного вина. Чайник был громадным эмалированным сосудом и вмещал такое количество вина, что всем нам, включая нашего водителя и слугу владельца виноградника, досталось несколько бокалов вкуснейшего напитка. Это стало для меня новым открытием Армении: чувство товарищества, характерное для остальной части Кавказа, есть и в Армении, оно проявляется, когда только возникает такая возможность.
Буря утихла, и мы снова направились к Эчмиадзину. Удивительная громада седого Арарата очень ясно проявилась после дождя, и в первый раз за последние несколько дней мы могли видеть его вершину. Это настолько обширный массив, что я не способен описать его, можно только сказать, что независимо от того, из какой части Араратской долины вы смотрите на него, он всегда занимает три четверти расстояния до небосвода.
Резиденция Католикоса кажется еще более прекрасной оттого, что находится посреди ныне опустошенной Армянской равнины. Прежде чем эриванская дорога достигает ее, вы проезжаете через одну или две древние церкви, очень маленькие и характерно армянские по архитектурному решению.
Мы пересекли широкий двор, окружавший главный собор, и ждали возле дома Католикоса, пока уточняли, примет ли он. Нас пригласили войти и отвели в длинную комнату, полную солнечного света и ковров. За столом сидел величественный старик; странная квадратная шляпа на его голове указывала, что он является Католикосом. Мы поцеловали его руку, и он попросил армянина, который был с нами, переводить. Но последний сказал, что я владею русским, и он говорил с нами на этом языке. Он спросил нас, каковы наши впечатления от Армении и после нашего ответа сказал, что по крайней мере американские и британские работники миссий по спасению сделали многое для улучшения дел. «Они проделали большую работу по обеспечению пищей наших сирот и голодающих, и мы глубоко благодарны им».
Я задал несколько вопросов.
«Дайте нам мир и границы, – сказал он, – и через десять лет вы не узнаете наш народ! Что еще можно ожидать сейчас, кроме беспорядка? Наш народ подвергся грабежу, насилию и убийству. Наше правительство миролюбиво, оно хочет только защитить нас, но даже в этом случае оно не может избежать войны. Вы, на Западе, теперь только начинаете понимать, с каким циничным, злобным врагом столкнулись в лице турка. Многие защищают турка, но они не знают его так, как знаем мы. Дайте нам мир и наши границы, и наше правительство будет мирным. В своих молебнах я всегда проповедовал, что армяне должны жить дружелюбно, как братья, с другими народами внутри наших границ. Мы не желаем войны. Мы хотим мира, деятельности и безопасности».
«Мы очень благодарны нашим друзьям на Западе, очень благодарны. Мы ждем только еще одного доброго слова. Только дайте нам справедливость, дайте нам то, что является нашим, и ничего более. Мы очень вам благодарны».
Аудиенция продолжалась, вероятно, полчаса, и характерные высказывания были такими. Нас взволновали энергия и мужество этого человека, на чьем лице отражались страдания за свой народ. Он – наиболее вдохновляющая фигура современной армянской действительности, и если Армении удастся пережить бурю ближайших нескольких лет, то это станет в значительной степени его заслугой.

Турок, пастух и медведь

В течение следующих нескольких дней я обошел некоторые лагеря беженцев в Эривани. Здесь сотни тысяч беженцев из Вана и окрестных гор, многие из них находятся в самом городе. Многие мужчины, женщины и дети доставлены туда на последних стадиях истощения. Их лица настолько худые, что, глядя в анфас, вы с трудом различаете черты, только в профиль их можно разглядеть должным образом. Особенно ужасно выглядели дети: вы видели сморщенное лицо старухи на ребенке четырех-пяти лет. Тем не менее в других частях лагеря можно было увидеть беженцев, которые находились в таком же тяжелом положении несколько недель назад, но теперь поразительно продвинулись в достижении здоровья. Это казалось удачей всех, кто оставался достаточно долго на попечении миссии. Было трогательно видеть доктора Ашера, американского миссионера-врача, совершающего обход пациентов в больницах. Его звали со всех сторон, женщины хватали его руки и прижимали к своим губам, дети кричали от волнения, пока он не узнавал их. …В эти ужасные дни доктор Ашер и его жена переболели тифом. Доктор выздоровел, как выздоравливают многие после тяжелого приступа, однако миссис Ашер умерла. Но он все еще исполняет свою работу среди голодных и страждущих, он – один из лучших людей на земле.
Однажды за обедом он рассказал мне историю, которая, по его мнению, характеризовала армянина, какой он есть и каким развивался под турецким гнетом. Вскоре после того, как он впервые приехал в Армению из Америки, он увидел маленького турецкого жандарма, который избивал громадного армянского пастуха. Хотя тот был достаточно крупным, чтобы раздавить наказывавшего едва ли не между указательным и большим пальцами, он не сделал и движения, чтобы защититься. (К слову, большинство армян, особенно крестьяне, вопреки распространенному мнению, люди крупного телосложения – прим. К.Робертса). На следующий день этот трусливый пастух пас свое стадо, когда на животных напал медведь. У армянина была только деревянная дубинка в качестве оружия, но он бесстрашно набросился на зверя, так ошарашив его и избив, что медведь в конце концов попытался убежать. Но пастух запрыгнул на его спину, бил дубинкой по голове и фактически пересек реку верхом на медведе, пока последний наконец не упал замертво на другом берегу. Позднее доктор Ашер понял, почему пастух переносил битье турецкого жандарма так терпеливо. Если бы он протестовал словом или действием, ему, его семье и всем другими армянам по соседству грозил бы арест или нечто похуже. Видя, что никто больше не пострадает от избиения, кроме него самого, он помалкивал. Но он не мог позволить каким-то медведям нападать на его стадо!
Доктор Ашер не приписывает армянам тех достоинств, которых у них, как правило, не было и быть не могло после веков притеснения под властью турок. Он не слеп к их многочисленным недостаткам. Но и он также уверен в том, что это народ (race), на который «вы можете положиться». Он решительный сторонник того, чтобы Англия взяла мандат над Арменией, а если не сможет Англия, тогда Америка.
По моему мнению, не последнее доказательство истинных достоинств армян состоит в том, что они смогли завоевать горячую симпатию двух таких людей, как доктор Ашер и капитан Грейси. Ни один народ не имел когда-либо лучших друзей.
Я собирался сказать больше об американских и британских комитетах помощи. Но о них так часто писали, что нет необходимости делать это снова. Когда я был там, американцы имели огромную организацию, но на деле они не завоевали уважения народа. Неприязнь в большинстве случаев была взаимной; и я не сомневаюсь, что здесь есть вина обеих сторон. Возможно, армяне сравнивали остальных американцев с доктором Ашером; а работники Красного Креста были склонны относиться к армянам как к плохой копии среднестатистического американского гражданина. Обе стороны были не вполне справедливы в своих оценках.

На снимках: эриванский трамвай; Александра Хатисяна и Товмаса Назарбекова в Карсе встречает армянский отряд, 1919г.; Ованес Качазнуни, первый премьер-министр Первой Республики.