Армен Закарян: Не обязательно, чтоб у барабанщика болела голова…
Свой 55-летний юбилей «громкой» музыкальной карьеры тихо и мирно отметил на днях в узком семейном кругу Лондона ударник одной из первых ереванских битовых групп Армен Закарян. С конца 60-х прошлого столетия он лихо отрывался на малых и больших барабанах в ВИА «Мечтатели» и «Серпантин», в эстрадном оркестре госкомитета по телевидению и радиовещанию Армении и ряде аргентинских групп. Выступал и стучал как на «родных» концертных подмостках, так, к примеру, на 10-м Всемирном фестивале молодежи и студентов в Берлине и на юбилейной советской выставке в Лос-Анджелесе, а короче – в России и Украине, Франции и США, да вплоть до … БАМа и сорокоградусных морозов. Достучался до того, что его ударная болезнь передалась сыну Грикору, который теперь выступает в английской рок-группе «Trident Waters».
Вкупе с музыкальным талантом Закаряна, его бильярдную одаренность в свое время оценил маэстро Арно Бабаджанян, а за водительские лихачества пришлось вмешиваться композитору и генералу Алексею Экимяну. В голодные и холодные годы, не забывая о своих барабанных палочках, пребывал в должности замдиректора Музея народного творчества Ереван, в том числе помогая организовывать творческую выставку Сергея Параджанова. Потом, уже в Аргентине, вкусил все «прелести» труда водителя посольства Армении, продавца и менеджера, параллельно выступая в любимом амплуа на разных диаспоральных мероприятиях и в ночных клубах. Последнее десятилетие живет в Лондоне, но к инструменту подходит с некоторым напрягом – годы и здоровье дают о себе знать…
Однако ж, куда бы не занесла его судьба, временами — далеко не музыкальная фортуна, Армен Закарян не теряет чувства юмора и не отказывается от дара рассказчика. Об этом и многом другом он и поведал в эксклюзивном интервью корр. «НВ». Причем, начал свой «амаркорд» с юных младенческих лет…
— С музыкой у меня с раннего детства были весьма напряженные отношения, которые часто разрешались драматически, но, по большей мере, не для меня. Помню, с каким вниманием и рвением пыталась меня приобщить к классике моя тетя – Офелия Тер-Акопян. У нее было колоратурное сопрано, но на карьере профессиональной оперной солистки ее отец и мой дед по матери наложил строгое табу. Вот она и старалась передать мне свою безграничную любовь к музыке. Мне тогда было 6-7 лет, по просьбе и настоянию все того же деда, я жил у них в Тбилиси. Там же и пошел в первый класс манташевской школы № 43, в которой учились такие известные люди, как режиссер Марлен Хуциев, бард Булат Окуджава, кинооператор Степан Мартиросян, композиторы Микаэл Таривердиев и Гарри Айвазян. Да мало ли… Возможно и мне суждено было пополнить этот список талантливых имен, однако ж…
Из-за моего своенравного и дерзкого характера зачастую срывались тетины музыкальные уроки, а у нее резко повышалось давление. После третьего вызова «Скорой помощи», дед позвонил родителям в Ереван: «Заберите этого сорванца обратно! Не желаю, чтобы моя дочь постоянно находилась в таком напряжении»! Так что «осчастливить» своим присутствие как семью деда, так и славный манташевский очаг просвещения удалось всего лишь год…
— Но все же музыка вас настигла. С чего это вдруг?
— Откровенно, не знаю. Меня, к великому счастью, в отличие от старшего брата Алика, к урокам в музыкальной школе и музицированию на пианино не склоняли. Видимо, учитывался прошлый тбилисский опыт. Да, кстати, и мой брат – Александр Закарян весьма неохотно реагировал на «тихое форте и громкое пиано», благо, в юности увлекся далеко не классическим инструментом и стал известным саксофонистом…
Как бы то ни было, но вся наша семья была очень музыкальной: отец, лектор гражданского права Ереванского госуниверситета, хорошо играл на таре, мать, юрисконсультант, аккомпанировала на пианино, Алик пел, а мне по сердцу пришелся доол. Нередкими гостями наших семейных посиделок и особенно папиных застолий становились известные личности той поры – Фрунзик Мкртчян и Хорен Абрамян, Татул Диланян и Шаум Казарян… Был у нас и Тигран Петросян.
А композитор и руководитель Ансамбля народных инструментов Арам Мерангулян, прослушав пение мамы во время очередного семейного концерта, чуть ли не в приказном порядке посоветовал ей явиться на репетицию ансамбля и быть зачисленной в штат оной. Лестное предложение, конечно же, было отклонено, поскольку семейные хлопоты и уход за моим отцом – участником и инвалидом ВОВ к профессиональной концертной деятельности не располагал…
— Слава известной ливерпульской четверки вдохновила на создание по всему миру аналогов «Битлз». Не избежал этой участи и Ереван – в политехе создали бит-группу «Мечтатели». Трудно ли дался десятикласснику пушкинской школы вступительный экзамен в состав группы?
— «Мечтатели» начали выступать в Ереване с 1966 года. Я тогда учился в девятом классе школы им. Пушкина и лихорадочно выстукивал различные ритмы Ринго Стара на обтянутых дерматином тугих подушках. Так советовал мой первый педагог Марат Азарян, которого все звали Точка Марат. Доступ к реальным барабанным установкам да еще с многочасовой и громкой эксплуатацией оных был крайне ограничен. С большим воодушевлением и нескрываемой завистью следил за выступлениями «Мечтателей» — в Политехническом институте, в Доме композиторов. Через общих друзей был шапочно знаком и с солистом группы Завеном Саркисяном, и с бас-гитаристом Ервандом Ерзнкяном, и с соло-гитаристом Акопом Петросяном, и с гитаристом и вокалистом – Грайром Котояном. Так что для меня было радостным шоком, когда они через год пригласили меня на прослушивание, а после исполнения нескольких ударных партий из Ринго Стара – и в саму группу. Кстати, возникшие тогда между нами бескорыстные и дружеские отношения продолжались на протяжении долгих десятилетий. Жаль лишь, что ряды нашей «мечтательной» пятерки с каждым годом скуднеют…
— А не парадоксально, что буквально через год уже «штатный» ударник «Мечтателей» вдруг не сдает вступительный экзамен в Ереванский художественно-театральный институт – причем, по ритмике?
— Да, было и такое. Один из членов приемной комиссии прохлопал какой-то простейший ритм, повторить который не представляло особого труда. Но я несколько высокомерно усложнил ответ, за что удостоился постыдного вердикта: «Да у вас, молодой человек, напрочь отсутствуют слух и чувство ритма»! Этого не могли понять в нашей группе, но особо возмущался мой дядя – кинорежиссер Вилен Захарян. Он даже пошел разбираться, но… в итоге я через месяц благополучно сдал экзамены и поступил на экономический факультет университета. Понятно, что постигать азы экономики совсем не намеревался, поскольку в музыке и ритме нашел свое призвание…
— По тем временам, участие и выступление на Всемирном фестивале молодежи и студентов в Берлине, столице тогдашней ГДР, также являлось одной из форм общественного признания и профессионального роста?
— Да, музыкантам в СССР выехать заграницу, даже в так называемый «соцлагерь» было реально трудно. Таким образом поощрялись наиболее «доверенные» и популярные группы. С 1972 года я уже играл в ВИА «Серпантин», куда меня пригласил руководитель ансамбля, профессиональный музыкант и композитор Аксель Бакунц. Наш коллектив принял участие в конкурсе «Молодые голоса», один из туров которого проходил в Ереване. Тогда к нам приехали известные ведущие этой программы Александр Масляков и Ангелина Вовк. Мы заняли первое место, нас вызвали в Москву и пригласили на фестиваль. Лично для меня это стало крупным событием, которое аукнулось интересными встречами и событиями, расширением музыкального и чисто человеческого горизонта. Там я познакомился, к примеру, с прекрасным певцом и композитором Евгением Мартыновым, с известным дирижером и скрипачом Юрием Силантьевым, с руководителем «Песняров» Владимиром Мулявиным… Да мало ли! Моя записная книжка буквально распухла от телефонов и адресов новых знакомых и друзей. Немаловажным стало и то, что фестиваль послужил своеобразным трамплином для моей следующей событийной и памятной поездки – уже в США…
— Чем же особенным запомнилась эта поездка – новыми знакомствами, встречей с заокеанскими соотечественниками, приобщением к ценностям «загнивающего буржуазного общества», как тогда вещала советская пропаганда?
— Прежде всего, обилием событий и встреч. Выезжали мы по линии АОКСа, а формальным поводом послужило открытие в Лос-Анджелесе советской выставки, посвященной 60-летию Октябрьской революции, на которой мы и должны были выступить. Ну, а главное, были запланированы десятки концертов в нашей диаспоре. В составе музыкальной «сборной», которую отбирал Роберт Амирханян, были Дживан Гаспарян и Рубен Матевосян, Раиса Мкртчян и Белла Дарбинян, Арташес Аветян и Аксель Бакунц. Сложность моего «барабанного» присутствия состояла в том, что я должен был успевать к выступлениям как «народников», так и «эстрадников». Но, конечно же, меня обуревала гордость — в свои-то 27 лет выступать с такими корифеями! Все концерты прошли на ура и под дружные аплодисменты благодарной публики. Приключались и казусы.
Так, мой дебют по смене барабанных палочек на доол завершился «малой кровью». Во время выступления Дживана Гаспаряна я должен был аккомпанировать прославленному исполнителю на нашем национальном ударном инструменте. После первого же удара по доолу, я чуть не взвыл от пронзившей руку острой боли. Оказывается, я забыл снять обручальное кольцо, и теперь каждое ударное соприкосновение правой руки с металлическим ободом доола причиняло немало страданий. Из раненного пальца стала стекать кровь, а я продолжал картинно улыбаться. Самое примечательное, что к концу выступления окрасившаяся кровью мембрана инструмента воспринялась зрителями как интересная авторская задумка маэстро, а никак не профессиональный промах нерадивого доолчи…
— Какими новинками обогатилась и пополнилась ваша копилка интересных случаев и казусов в последующее десятилетие, когда вы стали уже выступать в Эстрадно-симфоническом оркестре Гостелерадио Армении?
— Тогда оркестром руководил наш известный композитор и дирижер Мелик Мависакалян, который меня и пригласил к себе. Помню, тогда мы для фирмы «Мелодия» записывали в Большом зале Армфилармонии, который ныне назван именем Арама Хачатуряна, произведения композитора Алексея Экимяна. Того самого генерала милиции, который, по меткому замечанию прессы, «заставил петь всю страну».
Записи проходили ночью, а сам автор, накинув на плечи генеральский китель, обычно поджидал и встречал музыкантов у входа. Раз я запаздывал и в нарушение правил не объехал большую клумбу, на месте которой сегодня установлена скульптура Родена, а напрямую подъехал к входу. Тут же подъехала машина ГАИ, вышел инспектор и грозно направился ко мне. Алексей Гургенович, который видел все это, вежливо попросил гаишника, чтобы тот простил, дескать, сделанный по его вине этот водительский огрех. И вдруг инспектор грубо одернул Экимяна на армянском: «А ты чего возникаешь, актеришка несчастный? Думаешь, генеральскую форму напялил, так и провести можешь?» «Что он сказал?»,-спросил меня генерал. Я попытался смягчить обстановку, но тут уж он вышел из себя: «Как ты разговариваешь с генералом, кретин? Хочешь погон лишиться?». Гаишник наконец-то понял, во что он угодил, а мне с большим трудом удалось успокоить Алексея Гургеновича…
В другой раз записывали его посвящение Варпету – Аветику Исаакяну – «Мой учитель». Он подошел ко мне и проникновенно стал мне объяснять, как я должен исполнять свою партию на ударных инструментах. «Слушай, Арменчик,- сказал он мне,- ты вот представляешь, что я воспеваю Варпета, а Варпет в могиле. Так что ты должен очень грустно играть. Постарайся эту грусть передать…» Но одно дело сказать, а другое понять, как барабанщику грустно играть? Очень пьяного могу отстучать, а вот грустно – ну никак!…
Мы выступали на концертах, посвященных 60-летию несравненного Арно Бабаджаняна. Это были практически последние месяцы его активной и насыщенной жизни. После одного из концертов сфотографировались вместе с маэстро, потом я попросил его подписать снимок, а он и говорит: «Ай, пострел (а точнее, более хлесткое слово на турецком!), я вот скоро умру и знаешь, сколько будет стоить это фото?!»…
Помню, как на его юбилейном концерте выступил его сын – Ара. Песня удостоилась громких аплодисментов, настойчивых выкриков «бис». И тогда он решил исполнить песню не отца, а из репертура своего ансамбля. Арно Арутюнович очень рассердился: «Пусть только осмелится – повешу тут же! Чтоб на моем творческом вечере и чужие песни петь?!…»
К своему стыду, могу сказать, что при случае не постеснялся и выиграл у маэстро несколько партий в бильярд. Тогда он в присущей ему грубо-шутливой манере наказал: «Смотрите, не воняйте об этом позоре здесь и там!» Присутствовавший при игре Мелик Мависакаляен клятвенно заверил, что «нигде и ни при ком вонять не будем…»
Бабаджанян любил приезжать в Доме творчества в Дилижане, где много работал. Мы нередко наведывались к нему, чтобы как-то развеселить и развеять Арно Арутюновияа, а в итоги он нам поднимал настроение своими искрометными хохмами. Там, на четвертом этаже располагалась студия звукозаписи – закрытая зона, которую неизменно охранял милиционер. Мы беспрепятственно туда поднимались, нас всех знали, все мы были при пропусках, за исключением разве что Арно Арутюновича. Раз он поднимается, а милиционер его останавливает: «Ваш пропуск?» Подозреваю, что он преотлично знал Бабаджаняна и решил таким образом его разыграть. Маэстро ничуть не растерялся и не рассердился, а только сказал: «Пропуск, сынок? Тогда внимательно следи за моей рукой!» Он жестом фокусника вскинул руку, а затем по телу стал медленно спускать ее. Когда рука достигла пояса, Бабаджанян спросил: «Сынок, ты точно хочешь увидеть мой пропуск?»…
Конечно же, Бабаджанян был пропущен и без завершающего аккорда разыгранной пантомимы…
— Помогала ли музыка в достижении реальных жизненных благ и льгот? Были ли такие случаи?
— Да сколько угодно и постоянно! Вот, к слову, когда переехал в Лондон, то меня принял на работу шеф-поваром по части гриля киприот, который раньше был музыкантом. А до этого, в Аргентине, меня серьезно поддерживал наш тамошний соотечественник — Аветис Токатлян, который очень любил музыку и всегда приходил на помощь музыкантам. Далеко не без его участия я стал поначалу водителем в посольстве Армении, а потом работал в его сети магазинов продавцом, менеджером. А еще до этого, в самые холодные и неустроенные годы Армении, в недалеком прошлом – солист «Мечтателей», а в дальнейшем известный фотограф и директор Музея Параджанова Завен Саркисян «устроил» меня заместителем директора Дома народного творчеств. А еще раньше, опять же друг и знакомый по общему «мечтательному» прошлому, бас-гитарист армянских «битлзов», а в 1987-ом — композитор и художественный руководитель Эстрадно-симфоническом оркестре Гостелерадио Армении Ерванд Ерзнкян взял меня на гастроли в США.
Как бы кощунственно это не прозвучало, но благодаря этим гастролям, я всегда буду помнить своего отца живым – я не видел его смерти. Когда он скончался в Ереване, нам предстояло отыграть в Америке сорок концертов, а посему руководство гостелерадио настоятельно попросило всех и вся — не сообщать мне эту грустную весть. Тяжелее всего приходилось Ерзнкяну, который жил со мной в одном номере. Когда я покупал для отца что-то и показывал ему, то он стремительно выходил из комнаты. Да и родные скрывали от меня кончину отца…
Вот и вся музыка!
Литературная обработка беседы – ВАЛЕРИЙ ГАСПАРЯН
