“Голодовка” Хачатуряна и смета импресарио Стенли Лаудена

Архив 201716/02/2017

Одному из самых известных и деятельных представителей диаспоры, поэту, педагогу и издателю Асатуру КЮЗЕЛЯНУ исполнилось 85 лет. На протяжении всей сознательной жизни он поддерживал и поддерживает дружеские отношения со многими выдающимися деятелями армянской культуры.

Среди них Сароян, Шираз, Лисициан, Севак… Особенно близко сдружился Кюзелян с Арамом Хачатуряном во время его гастролей в Лондоне в 1976-1977 гг., а также с четой знаменитых разведчиков Геворком и Гоар Вартанянами. В дальнейшем Асатур Кюзелян – обладатель прекрасной памяти и дара рассказчика – предал бумаге свои воспоминания, порой забавные и даже комические. Часть воспоминаний вошла в недавно вышедшую в Ереване книгу «Продолжающееся родство». Она посвящена творческой и общественной жизни Асатура Кюзеляна.

 

 

Асатур Кюзелян, уроженец деревни Совук Олюк в Киликии, недалеко от порта Александрета. Родители Асатура хлебнули лиха в годы геноцида, смогли избежать депортации в Дер Зор и вновь много лет спустя вернулись на родину. В 1939 году, когда французы в одночасье ретировались из подмандатной Киликии, Кюзеляны перебрались в Ливан, а потом в Сирию, в Алеппо. Асатур учился в гимназии, в Церковной семинарии Антилиаса. В 1944 году молодого выпускника Антилиаса пригласили в Армянскую гимназию Калькутты, где он преподавал язык и литературу, историю, а также грабар. Кроме того, основал в гимназии хор и театральную труппу. Патриотическая деятельность Асатура была замечена и его назначили секретарем союза правления «Айказян Мшакутюн». Он развернул масштабную культурную деятельность, завязал дружеские связи с председателем сената Бенгалии Сунити Атерджи, ставшим не только большим другом армян, но и автором книги «Армянские героические легенды и «Давид Сасунский»». Во время памятного визита в Индию Католикоса Вазгена Первого Асатур был переводчиком пастыря.

В 1964 году Кюзелян с семьей переехал в Лондон, где и проживает в наши дни. Много лет он был редактором армянского журнала «Арегак», основал и издавал еженедельную газету «Лондон», занимал высокие посты в армянской общине. Он смог наладить контакты с английскими деятелями культуры, не раз выступал по ВВС, был участником литературных дискуссий, проводимых Сарой Черчилль.

Начиная с середины 60-х Асатур Кюзелян регулярно бывает в Армении, где нашел истинных друзей среди литературной и научной интеллигенции. За патриотическую деятельность Вазген Первый наградил Кюзеляна орденом Нерсеса Шнорали. Его именем назван класс ереванской школы ¹106. Широко известны благотворительные акции, проводимые Асатуром Кюзеляном в диаспоре и в Армении.

Предлагаем отрывки из воспоминаний Кюзеляна об Араме Хачатуряне, а также о Геворке и Гоар Вартанянах. Это эксклюзив: в русском переводе они публикуются впервые.

 

«Вредный табачный дым»

В те годы я курил трубку. Как-то в конце брифинга Хачатурян вдруг заметил, что я курю, и буквально закричал, обращаясь ко мне: «Потушите немедленно, при мне нельзя!»

Обескураженный таким оскорбительным обращением, я собрался уйти с брифинга. Хачатурян, которому, по всей видимости, находящийся рядом епископ Позапалян представил меня как своего племянника, неожиданно сменил гнев на милость и обратился ко мне: «Молодой человек, прошу подойти ко мне. Извините, что накричал на вас. Меня недавно прооперировали, и поэтому табачный дым мне очень вреден».

Затем продолжил совершенно иным тоном:

— Чем будешь занят завтра?

А поскольку в то время у меня не было работы, я ответил, что ничем.

— Придешь утром ко мне? — спросил Хачатурян.

На следующее утро я вновь был в гостинице «Дорчестр» и постучал в дверь его номера. Вот так и началось наше знакомство, переросшее вскоре в дружбу, а затем и в сердечную близость, которая продлилась до смерти Маэстро в 1978 году. Любопытно, что через несколько дней Хачатурян разрешил мне курить в своих апартаментах, дабы даже на десять минут не оставаться в одиночестве. Я, разумеется, этим разрешением не воспользовался…

 

Издержки достоинства

Когда Хачатурян вернулся в Москву, то ежедневно, а порой по несколько раз в день звонил мне.

— Соскучился по тебе, — говорил он. – Просто хочу услышать твой голос. Не думай об оплате этих телефонных звонков — здесь я человек довольно богатый.

Сожалею лишь об одном. В мае 1978 года Арам Хачатурян должен был дать авторский концерт в Бельгии. По этому поводу он позвонил несколько раз, просил присутствовать на концерте.

— Знаю, что ты безработный и у тебя нет денег. Я пошлю билет, оплачу гостиницу – только приезжай, — говорил он.

Действительно, у меня не было ни работы, ни денег, но достоинство прежде всего. А поэтому я лишил себя удовольствия быть на концерте Варпета и еще раз почувствовать его сердечность и душевность…

 

«Карен, запомни: Асатур твой брат»

В отведенных Хачатуряну гостиничных апартаментах мы вспоминали наше детство, беседовали, как говорится, о том о сем. В какой-то момент вошел сын композитора – Карен. Отец подозвал его и сказал:

— Карен, запомни на всю последующую жизнь: Асатур твой брат. Сегодня я есть, а завтра меня не станет. Знай лишь, что я Асатура люблю как собственного сына. И ты его люби как брата…

В 1980 году Комитет по культурным связям с диаспорой пригласил меня в Ереван принять участие в мероприятиях, посвященных 60-летию советизации Армении. На площади Оперы я беседовал со своим давним другом Павлом Лисицианом. Неожиданно к нам подошел Карен Хачатурян, обнял меня, поцеловал и залился слезами. На мой вопрос, почему же он плачет, Лисициан перевел ответ Карена:

— Мне вспомнился тот день в номере лондонского «Дорчестера», когда отец назвал нас братьями…

 

«Асатур, я очень смерти боюсь»

Однажды Хачатурян попросил меня и мою жену Вивьен найти для него специальный медицинский пояс, для того чтобы обмотать прооперированную часть тела. Он показал зарубцевавшуюся рану и стал рассказывать:

— Как видите, я подвергся серьезной операции. Асатур, я очень смерти боюсь, наверное, все те, кто любит жизнь, боятся смерти. И вот лежу я в больнице и думаю о будущей операции, которой обязательно должен подвергнуться… Вдруг в палату входит Косыгин. (Алексей Косыгин, председатель Совмина СССР в 1964-1980 гг. — «НВ».)

— Арам Ильич, — обратился он ко мне, — правительство готово направить вас для проведения операции в любую страну, в которую только пожелаете – Англию, Францию, Америку. Вы только скажите.

Я же подумал, что и в Москве есть хорошие хирурги. Поэтому решил оперироваться в городе, где я живу и где мои родные. Лежу в постели, настраиваюсь на операцию. Медсестра готовится ввести обезболивающий препарат. В этот момент мне приносят телеграмму. Я прочитал ее и прослезился. Вот что было в телеграмме:

«Из Первопрестольного Святого Эчмиадзина посылаем вам патриаршее благословение и пожелания скорейшего выздоровления. Перед алтарем коленопреклонно молимся за ваше здоровье. Милостью Божьей ваши действия пройдут удачно. Скоро выздоровеете и совершите паломничество в Эчмиадзин. Вы не можете умереть, Вы бессмертны. С благословением, Католикос Всех Армян Вазген Первый…»

Это послание придало такую силу духа и смелость, что во мне больше не осталось никаких «ахов» и «охов»…

Через два месяца, когда я полностью оправился, то поехал в Эчмиадзин и поблагодарил нашего верховного духовного пастыря за благословение. Четырех овец также привез для «матаха»…»

После рассказа композитор показал мне свои наручные часы. «Кстати, Асатур, эти часы мне подарил Католикос. Без них я ни на одном концерте не дирижирую», — сказал Арам Ильич.

Потом он долго рассказывал о своих встречах с Вазгеном Первым в Карловых Варах и теплых дружеских связях с ним…

«Не было такого, чтобы я перед важными концертами не побывал в Эчмиадзине и не получил благословения Католикоса», — заключил Хачатурян.

«Прошу к столу!»

 

Вставка от «НВ».

Рассказывает заслуженный врач России Виктор Ан

В 1973 году мне посчастливилось быть лечащим врачом Арама Ильича Хачатуряна — личности незаурядной, не только в музыке. В то время в нашей клинике не хватало оборудования и медикаментов. Я как-то поделился своей озабоченностью с Арамом Ильичом…

Однажды под вечер, уставший после трех операций, присел у медицинского поста, мысленно перебирая все моменты прошедших операций. Проголодался — восемь часов в операционной…

Вдруг в коридоре появились люди военной выправки. Началась суматоха. Композитора собрался навестить Председатель Совмина Алексей Косыгин. Хачатурян пригласил заведующего отделением и меня в палату. И когда Косыгин стал прощаться, Арам Ильич обернулся к нам и спросил:

—  А почему не поделитесь с Алексеем Николаевичем вашими проблемами?

На этом вечер не закончился. Мы оста

лись вдвоем. Хачатурян посмотрел на мой тусклый и усталый вид и сказал.

— Ох! Я чего-то проголодался. Есть хочу! Но в одиночку не привык. Прошу к столу!

После ухода высокого гостя стол был заставлен всякими вкусными изысками. Заморив червячка, я вдруг увидел, что Арам Ильич ничего не ест…

 

«Пусть снимет жакет и что-нибудь сыграет»

Среди почитателей Арама Хачатуряна был и знаменитый мастер игры на хроматической губной гармонике Ларри Адлер. Джазмен-виртоуз настоял на специальной встрече с композитором, во время которой попросил Хачатуряна написать для него музыкальное произведение:

— Готов за сочинение заплатить 5 тысяч фунтов стерлингов. Половину дам как аванс, а остальное — после завершения.

— Почему он обязательно хочет, чтобы я сочинил музыку для него?- спросил Хачатурян.

— Потому что ваша музыка мелодична. Могу без колебаний заявить, что вы величайший композитор 20 века, наделенный талантом сочинять мелодичные произведения. А мой инструмент питается исключительно мелодией, — заявил Ларри.

Хачатурян с сомнением глянул на губную гармонику, потом на музыканта и обратился ко мне:

— И он хочет на этом маленьком инструменте исполнять мои сочинения? Попроси, пусть что-нибудь сыграет…

Ларри исполнил трудный фрагмент. Арам Ильич посмотрел на исполнителя таким взглядом, который, казалось, можно было объяснить совершенно однозначно: нас обманывают.

— Асатур, — сказал он мне, — в его карманах несомненно спрятано какое-то записывающее устройство. На этом маленьком инструменте невозможно исполнить такое сложное произведение! Скажи ему, пусть снимет жакет и еще что-нибудь сыграет.

Ларри снял жакет и исполнил более трудный музыкальный пассаж.

— Это невозможно, Асатур! Я прекрасно знаю возможности всех музыкальных инструментов. На этом невозможно исполнять произведения такого уровня сложности, — заявил Арам Ильич.

Ларри, словно угадав, о чем мы говорим, спросил:

– Рубашку тоже снять?

— Пусть снимет, — распорядился композитор.

С каждым разом Ларри исполнял еще более сложные опусы, Хачатурян внимательно слушал и отрицательно качал головой.

Повисла пауза.

— Варпет, – обратился я к Хачатуряну, — неудобно, не заставляйте его снять и брюки…

Следует особо отметить, что виртоуз оказался человеком с большим чувством юмора, поэтому все требования композитора выполнял без обид и более того, получая удовольствие в создавшейся ситуации.

Мы с Хачатуряном еще препирались, когда Ларри, не ожидая нового приказа, снял брюки.

Арам Ильич громко рассмеялся, с чувством пожал руку виртуоза губной гармоники и воскликнул:

— Вы — чудесный исполнитель! Я для вас напишу ту музыку, которую вы хотите…

Ларри достал из кармана 2500 фунтов и передал Хачатуряну в качестве аванса. Вопрос, конечно, тем самым не завершился, но стал краеугольным в моих взаимоотношениях с Адлером. Когда пришло печальное известие о кончине Хачатуряна, Ларри стал требовать обратно аванс от меня.

— Я был всего лишь переводчиком, — возмутился я и добавил: — Поскольку ты с таким восхищением и столько лет слушал произведения Хачатуряна, то считай, что это было платно, и общая сумма составила 2500 фунтов стерлингов.

И хотя вопрос был исчерпан, каждый раз при встрече со мной в том или ином концертном зале Адлер всегда громко и возмущенно говорил на публику, что армяне должны ему 2500 фунтов…


Смета импресарио Стенли Лаудена и «голодовка» Хачатуряна

Если Арам Хачатурян кого-то любил, то – безгранично, однако в отношении тех, кто вел себя недостойно, отношение Варпета было жестким и беспощадным. Именно так он поступил со своим импресарио в Англии — Стенли Лауденом, который по происхождению был польским евреем. Он владел русским, но однажды почему-то через меня заявил Хачатуряну о том, что его гостиничные расходы превышают предварительную смету.

— Не хочу отвечать ему на русском, — обиженно сказал Арам Ильич. — Ты буквально переводи все, что я сейчас скажу. Он разбогател на моей музыке, а теперь, выражая свою признательность, хочет меня лишить удовольствия хорошо питаться. Скажи также, что я собираюсь провести пресс-конференцию и публично его опозорить.

Последующие три дня мы обедали в Армянском ресторане, владельцем которого был молодой искусствовед Арто Тер-Арутюнян. Это было местом встречи в Лондоне нашей интеллигенции и людей искусства. Там не раз бывали Уильям Сароян, Шарль Азнавур, Ричард Ярдумян, Перч Жамкочян и многие другие…

Стенли Лауден пребывал в ужасном состоянии. Если бы вдруг композитор выполнил обещание, то с его карьерой было бы кончено. Стенли лихорадочно прибегал к разным средствам, дабы вновь завоевать сердце Хачатуряна, но тот наотрез отказывался с ним разговаривать.

На четвертый день «голодовки» мы беседовали с Маэстро в его апартаментах, когда вошел Стенли и жалобным голосом, заискивая,  попросил моего вмешательства.

— Я совершил большую ошибку, – сказал он. – Тысячекратно извиняюсь. Пусть тратит в гостинице, сколько захочет…

— Видишь, на какие унижения готов пойти этот человек из-за денег, — заметил маэстро.

Когда Стенли вышел, Хачатурян распорядился, чтобы в номер принесли самого дорогого шампанского, бутылку водки, черной икры и рыбные деликатесы. В последующие дни во время обедов в гостинице ему подавали самые изысканные и дорогие блюда, которые мы с большим удовольствием ели…


Принципиальный Эдман

Талантливый художник Эдман, он же Эдик Айвазян, переехавший из Тегерана в Лондон, очень хотел запечатлеть на полотне Хачатуряна.

— Предоставьте мне всего лишь час, Варпет, — обратился он к композитору. Однако, вопреки также и моей просьбе, Арам Ильич не согласился.

Мы с Эдиком решили проблемную ситуацию хитроумным способом. Поскольку я, по настоянию Хачатуряна, был вынужден присутствовать на всех его репетициях и выполнять там роль переводчика, то стал брать с собой и Эдика, якобы помощника. Он удобно устраивался в зале и делал наброски углем. А в результате появился прекрасный живописный портрет великого музыканта.

Когда мы показали полотно Хачатуряну, он пришел в восхищение и потребовал, чтобы картину передали ему. Айвазян отказался.

— Варпет, вы не согласились мне позировать, не предоставили мне хотя бы час. Я отказываюсь подарить картину вам, — сказал художник. – Вы вправе отказать мне, но и у меня, как человека искусства, есть свои принципы: портрет я не отдам.

Впрочем, противостояние двух принципиальных творческих людей разрешил сам Эдик. Он обещал создать на основе большого портрета два маленьких, один из которых затем подарил Хачатуряну, а другой – мне.

— Варпет, оригинал я намерен подарить Католикосу Вазгену Первому. Если патриарх захочет полотно передать вам, то это его право, – сказал Айвазян.

Подаренная Эдиком картина висит в моей лондонской квартире. Насколько мне известно, после смерти композитора Католикос подарил большой портрет Дому-музею Хачатуряна.


Лисициан — сквернослов

Геворка и Гоар Вартанянов я впервые встретил в ноябре 1958 года в Калькутте. Я тогда преподавал в Армянской благотворительной гимназии. Солист Большого театра и король всех баритонов Павел Лисициан после многочисленных концертов в Японии приехал на гастроли и в Калькутту. А одно из выступлений, по его желанию, проходило в актовом зале нашей гимназии.

После концерта ко мне подошли знакомые и сообщили, что из Тегерана приехали новые армяне. Так я познакомился с Вартанянами. Они всем представлялись иранскими бизнесменами. У Геворка была шоколадная фабрика, а семья Гоарик владела винно-водочным заводом в Тавризе. Мы как-то сразу же сблизились. У меня хранится фотография, когда мой тесть Петрос Алекси (Алексян) после концерта всех пригласил на обед — в честь Павла Лисициана. Меня же он обязал, чтобы там присутствовали также Геворк и Гоарик.

Мой тесть-портной очень горячо относился к соотечественникам, так что потом Вазген Первый наградил его орденом Григория Просветителя 1-й степени. А поскольку Геворк и Гоар были душевными и общительными людьми, то он уже буквально не отпускал их от себя.

На том вечере присутствовала также дама из советского посольства, которая все время обращалась к Лисициану с настойчивой просьбой спеть что-нибудь. Но певец отмахивался, так как был занят соотечественниками. После очередной просьбы оскорбленная дама удалилась с вечера. «Когда Лисициану сообщили об этом, — рассказала потом Гоар, — дескать, возможны неприятные последствия, он не сдержался и крепко выругался на русском в адрес высокопоставленной чиновницы, совершенно не подозревая, что я, по легенде — армянка из Тавриза, прекрасно знаю этот язык. Мне хватило выдержки не расхохотаться и не выдать себя…

Был еще эпизод, связанный с прославленным баритоном. Ему очень понравилось ожерелье, которое было на мне. Он попросил одного из спутников перевести на армянский свой вопрос: «Не в Калькутте ли я приобрела это украшение? В каком магазине?»

Я ответила на армянском, что – нет, ожерелье куплено в Женеве.

Павел Лисициан с искренним сожалением посмотрел на украшение. Если бы он только знал, с каким удовольствием я бы подарила ему это ожерелье… Если бы только он знал!

 

«Епископ» из Эчмиадзина

Они прожили в Калькутте около 2 лет, и естественно, мы их знали как бизнесменов. Они зарекомендовали себя прекрасными личностями, настоящими патриотами Армении. У меня тогда был хор, и Гоар стала петь в нем. За установку декораций и сценографию отвечал ее муж Геворк. У меня сохранилась афиша выступления хора, на которой значатся их фамилии. Мы вместе с ними не раз выезжали на побережье, выступали в небольших армянских селах.

А однажды мы отправились в Чалда километров за 200 от Калькутты – в одну из деревень, где жили армяне. Так как там давно не было армянских священников, я уговорил Геворка Вартаняна надеть сутану епископа, которую предварительно взял из церкви. Бороду ему приклеили. Помню, тогда сказал ему: «Геворк, ты сейчас епископ из Эчмиадзина». Позвонил и в деревню, сообщил жителям, что везу им священнослужителя, выходца из Тегерана. Сельчане лет 25 не видели священников. Приехали, а там женщины, старики собрались, руки ему целуют, на колени опускаются, просят отпущения грехов. Детей приносят для благословения. А он же не знает, что и как говорить. Я же по семинарии знал все эти обряды, так что читал за него молитвы, а он благословлял, давал отпущение грехов, возложив руку на голову. Гоарик мы представили как сестру епископа. А один из сельчан влюбился в нее с первого взгляда, все ходил за ней, ухаживал. К Геворку и ко мне подходит, все настаивает, чтобы благословили его на брак с Гоарик. Я чувствую, что проблемы создаются и тестю, который с нами был, говорю: «Выручай нас…»

Всей деревней сели за прекрасный стол. Но если за столом священник, значит, должен благословить трапезу. А Геворк же не знает, как молитву-благословение прочесть, но быстро сориентировался и во всеуслышание заявил: «Эту честь я предоставляю Асатуру»…

Лишь полвека спустя я узнал, из каких сложных ситуаций приходилось выходить Геворку Вартаняну. Но и сейчас уверен, что не будь меня, той ситуации он явно бы не осилил…

 

«Как же он похож на Геворка!»

В 1960 году мы с Вивьен поехали в Лондон. А Вартаняны 4 месяца жили в нашей квартире в Калькутте. Потом мы вдруг получаем письмо от родственников с сообщением, что они внезапно уехали, поскольку отец Геворка тяжело заболел. И все их следы разом исчезли. Но адрес они нам оставляли. Мы посылали им письмо за письмом, все возвращались обратно. В конце концов мы решили, что с ними что-то произошло…

Лишь через пятьдесят лет я снова нашел Геворка. А произошло так. Несколько лет назад один мой знакомый попросил помочь студентке из Армении – через мою фирму оплатить ее учебу. При этом он, по великому секрету, сказал, что эта девушка приходится внучатой родственницей знаменитому разведчику Геворку Вартаняну, который во время войны спас жизни Сталина, Рузвельта и Черчилля. «Ты знаешь его?» — спрашивает вдруг меня знакомый. Я возмутился. Откуда же я мог знать советских разведчиков?! Так ему и ответил. А знакомый неожиданно заявляет, что, дескать, Геворк Вартанян со мной знаком. Это окончательно вывело меня из себя. «Послушай, — говорю, — я очень часто бываю в Ереване, со мной, возможно, и знакомы человек сорок Геворков Вартанянов, возможно, и пару стопок водки пропустил с кем-то из них. Откуда мне помнить, о каком именно Геворке Вартаняне речь идет?» Тем все вроде и завершилось.

И вдруг в один прекрасный день жена моего шурина приносит мне газету «Дейли Телеграф». И многозначительно так спрашивает: «Посмотри, кто это на фото? Никого не узнаешь?» Посмотрел и говорю: «Как же он похож на Геворка Вартаняна! Но что делает мой знакомый Геворк на страницах «Дейли Телеграф»?» Лишь когда прочитал статью, все и прояснилось.

Оказывается, внучка Черчилля задумала снять фильм о том, как советские разведчики Геворк и Гоар Вартаняны спасли жизнь его деду в Тегеране. Поэтому она поехала в Москву и встретилась с ними. Тогда уже их имена были рассекречены…

Я сразу же отправился к моему знакомому и потребовал номер телефона Геворка Вартаняна. Он попытался меня образумить, дескать, разве это возможно – взять и так запросто позвонить легендарному разведчику. Словом, не дал он мне номера.

Проходит какое-то время, и армянская студентка, которая училась в Лондоне, едет на каникулы в Москву. Там в случайном разговоре с Геворком сообщает, что ее спонсором являюсь я — Асатур Кюзелян. Как потом мне передали, Геворк и Гоар были ошеломлены. Тогда же Геворк дал свой номер телефона девушке с тем, чтобы она мне его передала.

Словом, как только номер попал ко мне, я сразу же позвонил. К тому времени я выучил несколько слов на русском, мог уже немного говорить и на персидском. Сначала спросил на русском: «Господин Вартанян? Это кто?». Потом перешел на персидский. Он сразу громко засмеялся: «Асатур, дорогой! Это ты?»…

Через две недели взяли билеты в Москву. Он приехал в аэропорт нас встречать. И всю неделю, которую мы провели там, он от нас не отходил. Мы с ним везде побывали, многое увидели. И убедились, с каким огромным уважением к нему относятся, каким авторитетом он пользуется. Несомненно, он все это заслужил, поскольку всю свою жизнь посвятил служению этому народу…

Что и говорить! О Геворке Вартаняне можно долго рассказывать. Да о нем можно целый том написать…

 

(Воспоминания А.Кюзеляна о легендарных разведчиках любезно предоставлены режиссером фильма «Верность» Гр.Арутюняном.)

На снимках: Арам Ильич в лондонском аэропорту; чета разведчиков Вартанян; Арам Хачатурян в Лас-Вегасе; Асатур Кюзелян.

Перевел и подготовил