“Живя в Армении, я не занимался искусством, я чуть не стал футболистом!”

С 2005 года в Минске издается русскоязычный армянский журнал “Анив” (гл.редактор — Карен Агекян). Рассчитан он прежде всего на диаспору, однако в силу высокого качества публикуемых статей интересен и в Армении. В “Аниве” нет и никогда не было проходных материалов. Каждая публикация, кроме того что хорошо написана, еще и имеет серьезный научный компонент, чаще всего исторический, этнологический, культурный. Едва ли не в каждом номере “Анива” есть глубокие аналитические статьи, посвященные региону и современным геополитическим реалиям. Добавим, что журнал со вкусом оформлен и имеет отличный визуальный ряд, включающий архивные и современные иллюстрации. Без сомнения, “Анив” — журнал крайне нужный русскоязычным соотечественникам, особенно тем, кто родился и рос вдали от исторической родины и в силу этого малосведущ в армянских делах.
Предлагаем читателям отрывки из монолога франкоармянского актера театра и кино, режиссера Сержа АВЕДИКЯНА, опубликованного в одном из последних номеров “Анива”. Редакция “НВ” благодарит коллег за любезно предоставленный материал.

АРМЯНСКОЕ ДЕТСТВО

История моей жизни уже достаточно длинна. Я родился в Армении в 1955 году в семье армян, переехавших из Франции в 1947-м. Отец был родом из Марселя, мать — из Парижа. Репатрианты из Франции в основном общались между собой, женились и выходили замуж в своей среде. Здесь часто говорили между собой по-французски — например, так делали мои родители, когда хотели что-то от меня утаить.
Рос я в относительно творческой среде. Отец пел, хоть и был рабочим. Наша семья дружила со многими творческими людьми, например, Тиграном Мансуряном. Нас окружали художники, и я очень рано соприкоснулся с искусством, в частности с живописью и музыкой. Рано понял, что мне особенно нравятся спектакли, театр. В Ереване я ходил во французскую школу номер 119, возле железнодорожного вокзала, хотя мы жили в Черемушках (Ачапняке), и туда приходилось ехать 40 минут на автобусе. Но меня отдали в эту школу, чтобы я учил французский.
Мои родители наверняка надеялись вернуться во Францию, хотя это было тогда еще невозможно. Обратная волна началась в 1961 году, в эпоху Хрущева, когда разрешили официально выезжать из страны. Нам это удалось только в 1970-м.
У меня сохранились очень яркие воспоминания об Армении советской эпохи. Возможно, это был один из самых благополучных периодов, и моему поколению повезло. Мы жили в ту пору, когда для страны приоткрылся внешний мир. Мы слушали “Beatles” и “Rolling Stones”, даже если их записи и пластинки было нелегко достать. Но достать все-таки удавалось, и мы уже имели свои представления о Западе, хоть и понимали, что живем в стране относительно закрытой.
В конце 1970 года, когда наша семья уехала обратно во Францию, мне как раз исполнилось 15 лет. В день моего рождения, первого декабря, мы сели в Москве на поезд, следующий в Париж. Я чувствовал себя очень несчастным — в Армении оставались первая любовь, друзья, близкие. Дружба имеет для армян большую ценность. Здесь, во Франции, это не так очевидно. Конечно, дружба здесь тоже существует, но у армян она другая, как братство, в частности среди мужчин.
Расставание было для меня тяжелым. Кстати, позже, через 12 лет, я сделал фильм “Что стало с моими друзьями?” Впервые после отъезда я вернулся в Армению, нашел нескольких одноклассников, с которыми близко дружил.

ПЕРВЫЕ ШАГИ В ИСКУССТВЕ

Я поступил на театральные курсы. Наш преподаватель, очень интересный человек, был из театра “Комеди Франсез”. И я быстро понял, что голос — мой главный талант. Если ты проходишь конкурс по драматическому искусству в консерватории и получаешь первую премию, значит, в твоем голосе что-то есть. И я начал играть в основном романтические роли из Альфреда де Мюссе, Шекспира (Гамлет) и др.
Три года я учился в консерватории в Модоне (Национальная школа музыки, танца и драматического искусства) и одновременно ездил работать в парижскую Национальную Консерваторию. Очень быстро начал играть в театре, в cafe-theatres (зал в кафе или в кабаре, часто само помещение кафе, в котором даются небольшие спектакли и театральные представления). Последний школьный год я играл уже в четырех пьесах, и на уроках меня не видели.
Мне очень быстро захотелось не просто играть, а ставить что-нибудь самому, иметь труппу. В 1978 году я сам поставил пьесу на фестивале в Авиньоне, которая, в общем-то, имела успех, у меня уже была театральная труппа.
Вскоре я вернулся в театр, работал с великими театральными режиссерами-постановщиками Франции того периода: Патрисом Шеро, Клодом Режи, Жаком Лассалем и др. Потом начал снимать документальное кино.
Мне много раз предлагали поменять фамилию. В самом начале, когда я еще только начинал сниматься, это облегчило бы ее запоминание и произношение. Меня не заставляли, но предлагали. Кстати, предлагал режиссер еврейского происхождения — он знал, о чем говорил. Но я сказал, что для меня это исключено. Моя фамилия немного длинная, но несложная.

АРМЯНСКИЕ РОЛИ

Сейчас я чередую производство фильмов со съемками в кино и на телевидении. Уже во второй раз Робер Гедикян предлагает мне в своих фильмах небольшие роли с символическим значением. В “Путешествии в Армению” он предложил маленькую, но очень значимую для меня роль бойца из Карабаха, который принимает в своей деревне героиню актрисы Ариан Аскарид.
Последние съемки — фильм Гедикяна “Армия преступления”, где я сыграл отца Шарля Азнавура. Шарля я знаю очень давно, около 30 лет, и для меня эта роль стала чем-то невероятным. Отец Шарля был певцом, и мой отец — тоже.
Для этой роли потребовалось немного восстановить историю. Я встретился с Шарлем, и он многое рассказал мне о своих родителях. Он был очень растроган, когда узнал, что я буду играть его отца. Я, конечно, тоже, поскольку это уже ответственность. Самого Шарля в сценарии нет, о нем не говорят, так как фильм рассказывает об “Армии преступления”, как их называли немцы, — о группе Сопротивления, куда входили армяне, поляки, венгры и т.д. Я сказал Гедикяну: “Нельзя, чтобы вообще ни одного слова не было про Шарля, зрители будут думать, что здесь что-то нечисто, или вообще не поймут, что это родители Азнавура. Это, конечно, не так важно, но будет жаль не упомянуть о нем”.
Шарль мне рассказывал, что Мисак Манушян (участник французского Сопротивления, герой Франции, кавалер ордена Почетного легиона; его именем названы площади и улицы во многих городах Франции) дважды ходил с его родителями слушать выступления Шарля в кабаре. Это было во время войны, Шарлю тогда было 19-20 лет. И я как раз добавил в фильм пару фраз по этому поводу.
Фильм Гедикяна удачен, поскольку основан на истории, а также рассказывает о сегодняшнем дне. Герои очень настоящие, и постановка не обременена фальшивым воссозданием истории. В нем хорошо показаны молодые люди из разных общин, составлявшие группу Манушяна. Присутствуют армянский, еврейский, венгерский, польский, испанский, итальянский и другие акценты… Есть кадры с армянского праздника, где персонаж Миши Азнавуряна поет на армянском, а Мисак поднимает тост (кенац) тоже на армянском.
Главную роль — роль Манушяна — играет Симон Абкарян, с которым я уже снимался вместе в “Араме” и “Путешествии в Армению”. У нас где-то десять лет разницы в возрасте, но путь мы проделали похожий. Я приехал во Францию раньше него. Когда он только начинал играть во Франции, пресса, в особенности швейцарская, часто путала и писала о нем как о Симоне Аведикяне. А потом он чаще играл, появлялся на экране, я больше снимал сам, и про меня иногда писали “Серж Абкарян” (смеется). Если в пьесе или фильме больше одного армянина, все уж путаются. Наверное, потому, что все наши фамилии заканчиваются на “ян”.

ПАМЯТЬ

Сейчас у меня большие проекты. Но в основном моя цель — Турция. Про Армению, мне кажется, я уже много сделал. А сейчас мне больше хочется работать над тем, что я называю “до начала жизни” — над временем до моего появления на свет. До геноцида была очень содержательная, интересная и одновременно сложная армянская жизнь. Потом истребление, разрушение, катастрофа, но геноцид не смог все остановить. И свидетельство этого — то, что мы с вами сегодня здесь.
Сегодня мне хочется сказать, что мы не можем бесконечно передавать нашим детям геноцидную идентичность. Были сняты фильмы, было много сказано, и нужно еще добиваться официального признания. Речь не о том, чтобы забывать, но жизнь должна вернуть себе свои права! И диалог тоже.
Когда я еду в Стамбул как французский кинематографист, я говорю то, что считаю нужным. Когда журналисты мне задают вопрос, я переспрашиваю: “Вы уверены, вы действительно хотите, чтобы я говорил на эту тему? Я приехал не для этого, но раз вы согласны, я буду говорить”. Всегда прошу выделить эту тему в отдельное интервью, так как есть четкие вещие, которые мне нужно сказать. Речь не о том, чтобы осуждать, говорить “ты виновен”. Человек, который передо мной — он ведь ничего не сделал! Когда армянин оказывается напротив турка и говорит “ты виновен”, дальше продолжать невозможно. Он говорит: “Ты должен сначала попросить у меня прощения, только потом я начну с тобой говорить”. Так дело не сдвинется с места. Работу нужно вести вдвоем, и каждая сторона должна пройти свою часть пути. Турки должны вести работу над собственной памятью, а мы должны быть готовы “пожать протянутую руку”. Я не отказываюсь пожимать руку, но мне должны ее протянуть.