В пекле пустыни Лут

Ниже публикуются путевые очерки корреспондента “НВ” Елены ШУВАЕВОЙ-ПЕТРОСЯН, которая проехала 9 тысяч километров по Ирану, чтобы встретить Новый год в радости и в экзотике, без долгих и нудных посиделок и застолий. Идея возникла спонтанно — а почему бы и нет, ведь иранцы едут к нам отмечать свой Новруз. Опять же ее иранские друзья-альпинисты — Махмуд, Маммад и Лейла, с которыми ее свела гора Демавенд (высшая точка Ирана), — давно звали в гости…

Окончание. Начало в номерах “НВ”от 20, 29 и 31 января.

…И вот мы едем в пустыню Лут — самую жаркую пустыню в мире. Ранее это место не участвовало в конкурсе на звание “Адово пекло”, поскольку его просто невозможно было изучить: ставить там метеостанции — просто безумие. Такие места, как Лут, Сахара, Гоби считаются климатически суровыми, и даже отважные исследователи предпочитают туда не соваться. Единственный зафиксированный показатель температуры в Луте был сделан в 2005-м году и равнялся 70,7 градусам по Цельсию.
Ребята устраивают сафари. Тигран и Махмуд стоят на подножках машины снаружи. Летим по пескам на скорости. На всю громкость музыка. В машине Али и Мехди танцуют, выделывая руками всякие “кренделя”. Я хохочу — это так напоминает армянский “рабиз”.
…Остановились перекусить. По-быстрому, как всегда, развернули скатерку, разложили продукты. Неожиданно поднявшийся ветер унес салфетку. И казалось бы, черт с ней, вокруг пески на 550 км, ан-нет, Махмуд догнал ее и положил в мусорный пакет. В который раз восхищаюсь чистоплотностью персов и тем, как они любят свою страну.
Изредка по дороге встречаются колодцы-погреба. Тут уж кому как повезет: спустишься по ступенькам в колодец — а воды нет, другой же до самого входа наполнен прохладной водицей. Холм у одного колодца усеян камнями — беру пакет и, как грибы, собираю пустынные ониксы с розоватым оттенком, пейзажные агаты с черными прожилками, цвета запекшейся крови яшму. И мечтаю найти розу пустыни — окаменелый песок, который вобрал в себя воду, ветер и его завихрения, образовав бутончик с красивыми и правильными лепестками. Когда-то бедуины думали, что эти розы расцветают от мочи верблюдов. Сейчас же многие ищут этот каменный цветок как символ Вечной Любви.
Остановились мы на ночевку у бедуина Колама Хосейна. Его глинобитный домишко выглядит издалека как бархан, так гармонично вписываясь в пески. Халаму 82 года, а его жене Ашраф — 80 лет. Они родились и всю жизнь прожили в пустыне. Здесь родились их 4 детей. Этот дом построил отец Колама лет сто назад. Колам, черный, сморщенный, но высокий и статный, всматривается вдаль. Махмуд говорит мне, что у старика, несмотря на то, что он живет в пустыне и тут часто бывают песчаные бури, идеальное зрение, в отличие от нас. У Ашраф тоже. “Они видят, как верблюды!” — смеется Махмуд. Старики всю жизнь работают на солончаках. Недалеко от их дома протекает соляная река, вода в ней настолько соленая, что в рот не возьмешь, а вокруг белые, соленые берега. А вечером, когда мы соберемся у печки, зажжем керосиновую лампу, увидим, как Ашраф в ступке будет толочь соль, измельчая ее до порошка. И как же мы удивимся, когда старушка, согбенная в три погибели, встанет и поднимет мешок с каменной солью весом примерно в 30 килограммов.
На закате, забыв, что на календаре январь, как малые дети бегали по барханам босиком. Остывающий песок в глубине хранил тепло дневного солнца. Через минут тридцать солнце упадет за горизонт, и песок в один миг станет ледяным.
Когда стемнело, ребята развели костер и занялись шашлыком. Мясо привезли с собой. Рацион бедуинов не буду говорить, что беден, но очень скуден. Мы остались с Ашраф вдвоем в комнатушке, сидя на коврах на полу. Чай. Чай. Чай. А потом она решила меня угостить лакомством бедуинов, протянув мешочек с какими-то белыми камешками — решив, что это что-то сладкое, положила камень целиком в рот. И тут меня перекосило — это было высушенное овечье молоко с солью. Чтобы не обидеть доброжелательную хозяйку, пришлось прятать гримасу и досасывать “конфетку”.
Весь вечер пели, смеялись… Стояла тихая лунная ночь в пустыне. Будто весь мир вымер. Ни шороха, ни звука. Выйдя наружу, я начала насвистывать что-то несуразное, чем очень обеспокоила Тиграна — он решил, что эти звуки издает какое-то животное. Еще бы, после того как мы в Шуштаре всю ночь слушали заунывное пение шакалов, можно подумать все что угодно. А ночью поднялась песчаная буря — песок шуршал, меняя рельеф.
На следующее утро приехала сестра Ашраф вместе с внуками и сыном. Тут меня попросили надеть платок, поскольку в дом вошел “чужой” мужчина. Реза — племянник Ашраф — помогает старикам и привозит сухостой с ближайшего оазиса, чтобы те могли топить печку. В пустыне днем тепло, даже в январе (хотя говорят, что была зима, когда температура достигла отметки -30), но ночи очень холодные. Мы спали на полу на коврах и почками прочувствовали ночную январскую стынь в хижине бедуинов.
Дети Резы — мальчик и девочка приехали вместе со своими питомцами — ухоженными ручными козлятами. И непонятно было, кто к кому больше привязан — ребятня к скотинушке или скотинушка к ребятне: стоило детям выпустить из рук козлят, как те с блеянием бежали за ними, чувствуя себя покинутыми и беззащитными.
…Прогулка на машине по пустыне удалась на славу. Проехали несколько десятков километров с разными видами рельефа: параллельные песчаные гряды длиной в несколько сотен метров сменялись каменистой или глинистой, растрескавшейся почвой; бесконечные белые просторы (можно подумать, что это снег, но нет — так соль проступает на поверхность) упирались в скалы, созданные водной эрозией; поля, усыпанные низкорослыми колючками, переходили в нежное песчаное море, в котором нам предстояло застрять. Да-да, Махмуд, лихо газанув, решил взять бархан, и мы уперлись капотом нашего “марсохода”, как мы назвали машину, в песок. Долго пришлось откапываться. Оказывается, в пустыне так — чем больше копаешь, тем глубже машина уходит в песок. Подкладывали всякие подстилки, колючки под колеса, чтобы они не увязали. Через час усердной работы нам удалось высвободиться из песчаного плена.
Возвратились в хижину Колам и Ашраф, попили на дорожку чая и отправились в Бирджан. Так хотелось сказать этим старикам, что мы еще вернемся, вернемся с подарками из таких далеких стран, как Армения и Россия, — ведь Колам и Ашраф вообще нигде не бывали, кроме Бирджана, но давать такое громкое обещание слишком ответственно, а вновь побывать в Деште-Лут очень хочется… Я пока не нашла свою розу пустыни…

Прощание с Бирджаном
В последний свой день в Бирджане посетили резиденцию последнего шаха Ирана — Мохаммеда Резы Пехлеви. Тридцать пятый и последний шах Ирана из династии Пехлеви правил страной с 1941 по 1979 годы, пока не случилась Исламская революция. Аллеи с многовековыми соснами, цветущие розы и тишина. Мохаммед Реза очень благоволил к деятелям культуры из Армении и всегда их привечал и щедро одаривал. Однажды и сам почтил визитом столицу Советской Армении.
Днем мы решили пройти скальный маршрут за городом, который проложил отец Махмуда — Ходадад Гавидел, бывший мэр города. Его имя, как первооткрывателя, написано на полке, размещенной на скале. Сначала мы поднялись на вершину скалы (подойдя к ней сбоку — этот маршрут можно пройти без оттяжек), сделали станцию, потом до полки спустились вдвоем. После этого сначала спустилась я, потом Махмуд. “Это скалолазание по-бирджански”, — шутил мой напарник. Скоро в городе Бирджан будет открыт памятник Махмуду Гавиделу — лучшему альпинисту и спасателю. Таких героев, как он, во всем Иране лишь двое!
На вечер у нас был намечен прощальный ужин в ресторане. Сбросив в стиральную машину всю одежду, которой не так уж много у меня было — все-таки походный режим, я осталась без оной. На помощь пришла Самоне — жена Махмуда, которая тут же распахнула свой гардероб и достала оттуда кислотно-зеленый наряд — расшитая многочисленными камнями туника, шаровары и шаль. Цвет как нельзя лучше подошел мне. Тигран подсмеивался надо мной: “И ты так пойдешь в ресторан?”, на что я парировала: “А что?! Это же прикольно!”
…Ресторанный комплекс представлял собой двор с двумя десятками домиков, в которых, удобно разместившись на коврах, сидели люди. Сразу скажу, мой наряд произвел фурор. Друзья Махмуда и Самоне тут же начали интересоваться, что это и почему это на мне надето. Девушка что-то им объясняла на своем языке. И только потом мы узнали, что на мне был… пакистанский свадебный наряд, что меня привело в восторг: русская, приехавшая из Армении, сидит в ресторане в Иране на границе с Афганистаном в наряде пакистанской невесты. Такое дважды не повторится в жизни!
…Дорога на Армению. Прощание и уговор встретиться летом на Казбеке. Нас породнила гора Демавенд, укрепили дружбу нораванские скалы и гора Арагац, разве имеем мы право не строить планы о будущих восхождениях! Да, встретимся на Казбеке, Махмуд, Лейла, Маммад и другие демавендовские братья и сестры!
P.S.
А недавно наши иранские друзья-альпинисты поднялись на вершину зимнего Арарата! Мало кто отваживается на такой шаг! Приятно видеть знакомые лица и знакомые места! Радуемся! Гордимся! Верим! Весь Фэйсбук пестрил их фотографиями с Арарата. Я написала Маммаду: “О, Арарат!!!” На что мне Маммад ответил: “Жаль, что это не со стороны Армении!” Красавец Арарат и красный турецкий флаг с полумесяцем…