“Твое дело закроют, если дашь показания, что к тебе приезжал уколоться Гонгадзе”

Мир культуры отмечает 100-летие Маэстро Сергея Параджанова -великого режиссера и художника

Три года назад в Киеве умер единственный сын и наследник режиссера Сурен Параджанов. Режиссер и Светлана Щербатюк поженились в 1955 году, через три года родился сын, нареченный Суреном. Брак распался, но отец поддерживал отношения с бывшей женой и сыном. Гром грянул в декабре 1973 года, когда Параджанова арестовали в Киеве и судили по обвинению в “мужеложстве с применением насилия”. Он был приговорен к пяти годам заключения, но благодаря международной кампании протеста крупнейших кинорежиссеров и деятелей культуры Параджанова освободили на год раньше — в декабре 1977 года. Как перенес арест, суд и пленение отца Сурен, можно только представить. Это было очень нелегко. Резонансное и, как оказалось, инспирированное дело, без сомнения, наложило отпечаток на жизнь Сурена. Отец мечтал увидеть его архитектором, в письмах из тюрьмы наказывал изучать старую архитектуру, рисовать с натуры. Не сложилось…

Предлагаем интервью Сурена Параджанова, где он не таясь, без обид поведал свою “одиссею”. Он рассказывает не только о себе, но также о великом отце — Маэстро Параджанове.

— Сурен, фильм вашего отца “Тени забытых предков” недавно отметил полувековой юбилей. Вам эта картина нравится?

— Да. Это единственный папин фильм, который я понимаю. Все остальные понимаю частично.

— Вы снимались в этой ленте в небольшом эпизоде. Отец с детства хотел сделать из сына звезду?

— Да нет. Все дети, которые там снимались, — дети папиных друзей. Кто чуть младше, кто старше. Бюджет картины был ограниченный, и папа решил: зачем кого-то искать? И снял всех на память. Нас привели на киностудию, загримировали и сняли. Кадр, в котором мы были задействованы, символизировал, что, хоть все и погибли, жизнь продолжается. После этого больше меня отец не снимал, не фотогеничный я.

— Получаете ли вы вообще какой-то доход от творческого наследия отца?

— В связи с войной уже несколько лет ничего не получаю, а раньше каждый год платили по $4-5 тысяч. Есть такая фирма “Русико” — она зарегистрирована в Бельгии, но ее директор живет в Москве, они владеют правами на весь пакет наследия Параджанова. Недавно позвонил к ним, говорят, что денег нет, на телевидении никто фильм не берет. Продают только лицензионные диски, но и на них поднять цены не могут, потому что их перестанут покупать. Проверить я не могу. Теперь следующая большая получка от них будет только в 2017 году, но до нее еще дожить надо.

Два года назад, перед тем как начались события на Майдане, армяне выпустили коньяк “Параджанов”, но разливали его в Москве. Фирма, которая это организовала, заплатила мне за авторские права 9 тысяч евро. Мама сразу вцепилась ремонт в квартире делать, но строители проходимцы попались. В итоге мы только окна поменяли, холодильник новый купили, долги раздали — и деньги закончились.

— Вы интерпретировали известную всем фразу о том, что природа отдыхает на детях известных родителей, сказав: “И я тоже отдыхаю”. А если серьезно, чем занимаетесь?

— Да, я отдыхаю, как в фильме “Алиса в стране чудес”. “На свете много есть путей, чтоб как-нибудь прожить, и мне позвольте в вашу честь стаканчик пропустить”. Я инвалид, у меня был инсульт. На озерах получил травму головы, которая спровоцировала внутреннее кровоизлияние. Слава Богу, обошлось, но в себя приходил еще месяца два, память пропала. Врачи прописали препарат для восстановления памяти, так я стал вспоминать то, что со мной в детстве было, но полностью память так и не восстановилась. Мне раньше записная книжка в телефоне не нужна была, я мог на память запомнить 150 номеров, а сейчас помню от силы 5-6.

А занимаюсь чем? Папа меня чему-то научил, заработать на сигареты и кофе могу, но чтобы больше — нет. По профессии я архитектор, но ушел из этой сферы. Когда начинал, время такое наступило, что не было ни архитектуры, ни денег. А потом пошли компьютеры, и я как архитектор дисквалифицировался. Теперь даже сторожем никто на работу не берет. Единственный человек, который хотел меня трудоустроить, был друг моего детства Руслан Кухаренко, у него был свой отдел по надзору за архитектурой и строительством. Мою кандидатуру нужно было утвердить в высших инстанциях, но когда узнали, что я сын Параджанова, там категорически отказались от моих услуг.

— За инвалидность получаете?

— Нет, ничего не получаю. Мне ее даже не присваивали. Этим надо заниматься, а я не люблю этой волокиты. Так и живу. Бывает, когда хватает на все, а бывает, что нет ничего. По ситуации.

— А когда нет ничего, как выкручиваетесь?

— Я тогда в гости иду. В троллейбусе покупаю талончик, но компостирую его только в следующую поездку.

Каждое воскресенье в Киеве на метро “Нивки” собирается общество коллекционеров. Продают значки, фигурки, раритетные вещи. Я собираю марки, поэтому тоже туда хожу. Но чтобы даром не ходить, придумал себе небольшой заработок. В последнее время там появилось много людей, которые продают разные вещи очень дешево. Приблизительно знаю, что могут купить, в комиссионном магазине недалеко от моего дома покупаю, потом сдаю в тот магазин, и они уходят. Деньги небольшие, но на марки хватает. Или, например, прохожу по рынку, вижу — утюг дореволюционный продают, который еще на углях грели. “Сколько хотите?” — “Ну, как для вас, уступлю за 30 грн”. Нормальная цена, покупаю, потом прохожу метров 20, а там ко мне подходит человек: “Уступите утюг”. — “Почему сам не купил? — спрашиваю. — Ты же подходил к точке”. — “Так мне называли сумму в 50 грн, а вы за 30 купили”. — “Хорошо, но давай за 35”. Так легко еще никогда деньги не зарабатывал.

Живу еще за счет того, что делаю ставки в лотерее на спортивные события, выигрываю постоянно. Я считаю, что хорошо разбираюсь в большом женском теннисе. А если разбираешься, то 100-200 грн в день можно выиграть без проблем, бывает, что и 400-500 грн. Когда деньги есть, люблю поехать на Бессарабку и купить у бабы Гали (у нее Иосиф Кобзон любил отовариваться) кусочек хорошего сала или помазухи. Намазал на хлеб — и прекрасная еда. Или домашнюю колбаску…

— А как живет ваша мама, вдова Сергея Иосифовича Светлана?

— У нее есть льготы, она дитя войны. Так что как-то просуществовать можно. Конечно, хотелось бы, чтобы было более свободно в материальном плане. Когда у меня деньги появляются, я ей помогаю, покупаю лекарства. У меня тоже не всегда бывает. В основном, когда мама получает пенсию, раздает долги. К нам под дом, где мы живем, приезжают торговцы из сел, продают домашние продукты и часто дают нам в долг. С ними расплатишься, за квартиру заплатишь — на жизнь мало что остается.

— Известная фамилия вам в чем-то еще помогает?

— Если надо билет на поезд купить, вообще не вопрос. Подхожу на вокзале к окошку для депутатов и Героев труда, показываю документ, они фамилию видят — и сразу: “Давай паспорт”. Поскольку я — единственный законный сын Параджанова, с 1971 года нахожусь в книге “Кто есть кто”, куда входят известные актеры, режиссеры, спортсмены, художники и их дети. Но своей фамилией не козыряю. А вот мой двоюродный брат Георгий это любит. По фамилии он Хачатуров. Его мама — это моя тетя. Но он для карьеры поменял фамилию и теперь в Москве выдает себя за Параджанова.

Мы иногда общаемся. Когда начались политические события, он выставил в доказательство своих слов в интернете фотографию, что он поддерживает политику России насчет Крыма, и папин коллаж. Я ему позвонил: “Идиот, — говорю, — что ты делаешь? Я же расскажу, об этом узнают в широких кругах”. В результате теперь в Грузию его не пускают, в Украину тоже. Спрашиваю его: “Что тебе Украина плохого сделала? Сколько раз ты сюда приезжал, с нашими красавицами встречался. А сейчас таким занимаешься…” Для чего он это сделал, я догадываюсь. Думал, что ему Путин под это дело денег подкинет, и он снимет полноценный фильм и станет великим режиссером. Ради Бога, пускай пытается, но в России тоже нет сейчас свободных денег, чтобы вкладывать их в сомнительные мероприятия. Ведь никто не знает, какой фильм он снимет. Если полнометражный, то это может быть сплошной убыток. А то, что ему запретили въезд в Украину и еще много куда, это точно.

— Наследство от папы осталось?

— У меня от него всего несколько вещей — две вазы и картина. Армяне еще при его жизни делали ему в Ереване дом-музей. Он должен был снять фильм “Исповедь”, но у него здоровье уже тогда было плохое, и он успел снять только 100 метров. В доме, где он прожил всего неделю или две, они и открыли музей. Приехали в Тбилиси, забрали все вещи и увезли в Ереван, они и сейчас там находятся. Похоронили папу тоже там, в пантеоне, рядом с актером Фрунзиком Мкртчяном (они с папой дружили), а между ними лежит композитор Арам Хачатурян.

— На могилу отца часто удается съездить?

— Билет до Еревана, если заранее покупать туда и обратно, стоит $350. Когда армяне меня приглашают, я еду, но они это делают, когда им надо, а сейчас я им не очень-то нужен. Они хотят так: чтобы меня поселили в гостинице, я утром позавтракал и шел в музей на весь день, был под их присмотром, а я хочу проводить время по-другому, и их это не устраивает.

— В последние годы вы жили в Киеве, отец — в Тбилиси. Когда вы с отцом виделись в последний раз?

— За месяц до его смерти. Мне тогда было уже около тридцати лет. Я приехал к нему в Ереван — его тогда армяне забрали к себе, ухаживали, лечили по возможности. Но у него уже такая стадия рака была, что все это только оттягивало уход. Папа лежал в больнице, я жил там же, с ним. В память он приходил лишь на время. Некоторые функции у него отказывали, он не хотел мучиться, поэтому когда приходил в себя и меня узнавал, просил: “Дай мне ртуть!” Ну что я, дам своему отцу ртуть?

Еще при жизни папа любил устраивать сценарий своих похорон. Знал, кто будет нести гроб, кто венок… Он такие вещи любил.

— Отец назвал вас редким армянским именем Сурен, которое не так часто используется даже среди местного населения. Правда, что он хотел дать вам женское имя?

— Насчет женского не знаю, но папа все время шутил над моим именем. Когда я родился, он хотел назвать меня Давидом. Теща, когда узнала, сказала, что Давидом он станет только через ее труп. Она побежала к соседке Фаине Сидоровне, которая жила напротив нашего дома. “Фаня, как по-вашему будет Давид?” — “Додик”. Тогда вступилась уже бабушка: “С таким именем он не поступит в институт! Только через мой труп!” Папа махнул рукой и назвал меня в честь своего друга, оператора Сурена Шахбазяна. Правда, Фаина Сидоровна потом и тут нашла что ответить, сказала, что Сурен по-ихнему Сруль. Бабушка снова пришла в ужас: “Ну, теперь он точно никуда не поступит…” (смеется).

— Вы как-то признавались, что отец не особо выбирал выражения и частенько называл вас идиотом. А руку не поднимал?

— Еще чего не хватало! Он водил меня в детский сад и в первый класс. Помню, после похода в школу даже сочинил историю о том, что, когда приходил, дети кричали: “Суренчик, дедушка пришел!” Мои одноклассники папу знали. В те годы практиковали детей отправлять на хозяйственные работы в села, и я поехал с классом под Киев собирать клубнику. Папа приехал на джипе со своим другом, скульптором Анатолием Фуженко, увидел, что мы едим, и говорит: “Что-то мало мяса у вас в борще”. Воспитатели стали оправдываться, мол, сколько нам денег на это выделяют, столько и кладем. Папа тут же поехал в магазин, купил мяса домой и огромную тушу для всего класса, принес ее со словами: “Дети должны хорошо питаться”. Учителя тут же залепетали: “Ой, Сергей Иосифович, оставайтесь у нас, тут воздух хороший!” А до этого, когда папа спрашивал, как дети себя ведут, они говорили: “Хорошо! Только вчера в сельском туалете мы обнаружили три пустые бутылки от “Крымской фетяски”. Тогда папа сказал: “Нет, я не могу остаться — тогда в туалете обнаружат три ящика “Фетяски”.

— А кто обеспечивал семью?

— Меня кормили мамины родители, дедушка с бабушкой, папа что-то подкидывал. Но у него были свои расходы.

— Отец хотел еще детей?

— Меня ему вполне хватало! Я был проблемным ребенком и часто попадал в больницу, причем заболевания у меня были очень серьезные. В два месяца со мной случился заворот кишок, потом брюшной тиф. Однажды отравился в Каневе рыбой. Папа поехал туда сценарий писать, а в это время там отдыхал Юрий Никулин. Так Никулин меня на машине отвозил в больницу.

— Хотела расспросить вас о знаменитой киевской квартире Параджанова на площади Победы, в которой он жил. О ней до сих пор ходит много легенд.

— Да, умные люди говорят: “Такой хаты в Киеве не будет больше никогда”. У отца был очень большой круг общения людей с разными интересами. В этой квартире собирались профессора, спортсмены, актеры, скульпторы и даже криминалитет. Владимир Высоцкий приезжал, Майя Плисецкая, бывал и первый секретарь ЦК КП Украины Петр Шелест. Когда он приходил, первой заходила охрана, смотрела, нет ли посторонних, и только потом уже шел Шелест. Я тогда до конца не понимал, что это за люди, какой они величины. Но я их видел, общался, хоть и маленьким был.

Отец всегда любил создавать режиссуру даже дома. Например, мог сказать: “Ты неправильно наливаешь вино, давай покажу, как надо”. Брал бутылку и показывал. Когда приходили, никто не разувался, никаких тапочек, квартирка маленькая.

Мама до сих пор очень жалеет, что, когда приехал к папе Владимир Высоцкий (а он выступал у своего друга на улице Пирогова), она не поехала, осталась у родителей. Папа звонит: “Света, сейчас тебе один друг песню споет”. Трубку передали Высоцкому, и он спел: “Тучи над городом встали, немцы в атаку пошли…” Папа все просил: “Приезжай, тут Володя, хорошие люди собрались…” Но был уже час ночи, и мама не рискнула.

А меня с Высоцким папа впервые познакомил на латвийском курорте в Яункемери. Я поехал туда с отцом после спортивного лагеря в Новой Каховке, а он отдыхал там с Мариной Влади и одновременно снимался в каком-то фильме. Мы пошли к ним в гости. Дверь открыла Марина. Папа меня представил. “Ну как ты отдохнул, мальчик?” — поинтересовалась у меня Влади. “Нормально”, — говорю. “Это советское слово — “нормально”. Хочешь чешского пива? Иди за стол, пей”, — разочарованно сказала она. И тут же потеряла ко мне интерес. С тех пор, когда у меня спрашивают, как дела, никогда не говорю: “Нормально”. Дела могут быть только хорошо или плохо.

В Тбилиси мне запомнилось, как в гости к папе приехал Андрей Тарковский, мы вместе встречали Новый год. Жена Тарковского Лариса мне говорила: “Суренчик, приезжай к нам в Москву, я женю тебя на своей дочке, она у меня такая красавица!” Тосты грузинские рассказывали. В Тбилиси была традиция: считалось, что Новый год нужно встречать на трезвую голову, а уже после этого можно было позволить себе выпить. Поскольку я сидел рядом с Тарковским, решил спросить его о фильме “Сталкер”. “Мне один момент не понятен, хотел у вас поинтересоваться, что он обозначает”. “Слушай, я сам не понимаю. Ты — нормальный парень, давай лучше сидеть и пить вино”, — ответил мне Тарковский.

— А с Лилей Брик общались?

— Да, но коротко. Когда я приезжал с папой к ней в Переделкино, Брик хотела подарить мне книгу с автографом Владимира Маяковского. Мне тогда было 17 лет. Она спросила: “Мальчик, тебе нравится поэзия?” Я был молодой, многого не понимал и честно признался: “Не очень”. Конечно, книжка с автографом поэта после таких слов мне не досталась. Больше мы не общались. Папа часто Лилю многими подарками одаривал. А на ее похоронах, как он рассказывал, когда приехал, увидел женщину с большим бриллиантом на шее, которая сказала: “Лиля, мы не позволим, чтобы твою память отделили от памяти великого поэта”. Папа увидел бриллиант, заинтересовался. Рядом стоял писатель Виктор Шкловский, и он у него спросил: “Кто эта женщина? Откуда у нее такой бриллиант? “А он говорит: “Это любовница Маяковского, она сделала от него три аборта”.

— А каким вы помните отца после освобождения?

— Без бороды. Это был единственный раз, когда я видел папу без нее. Было очень необычно его таким видеть. Тогда в местах лишения свободы не разрешали носить бороду.

— Поскольку к папе часто приходило много гостей, расскажите, что подавали на стол, что он сам любил из еды?

— В основном ему соседи приносили все готовое. Когда узнавали, что в Тбилиси приезжает, к примеру, Театр на Таганке, вся улица выносила столы, такая гулянка начиналась… Папа выходил на третий этаж и с балкона разливал из графина гостям чачу в стаканы.

Он и сам любил готовить, когда на него находило вдохновение. Как он говорил, “режиссер должен уметь все, и воровать тоже”. Если режиссер снимает фильм про криминал, то он тоже должен уметь это делать. Он мне на конкретных примерах это показывал. Идем на базар. Стоит азербайджанец, продает виноград, папа спрашивает: “Сколько стоит эта гроздь винограда? 25 за эту гроздь? 20 сказал! Да за 25 тебя мулла проклянет!” — стал кричать он на весь базар. Торговец не выдерживал: “Слушай, за 15 забирай и уходи”. Идем дальше, гранаты продают. А папа очень любил, когда они на столе в вазах стояли. Торговец — молодой мужчина с восточной внешностью. “Какой гранат хороший! А это мой сын. Он в Киеве живет. Знаешь, какие красивые девочки?” — начал беседу отец. Торговец: “Нет, не знаю”. В это время папин троюродный брат ставит сумку на землю, и папа с его пирамиды гранатов сбрасывал по одному в эту распахнутую сумку. Тот только склониться хочет — папа опять за свое: “А хочешь, приедешь в Киев, мой сын тебя с такими девочками познакомит?” В итоге мы за два граната расплатились, а полсумки набрали бесплатно.

Что только отец ни делал! И у церкви милостыню просил. К нему журналисты с камерой пришли, а он: “Я тридцать лет без работы и без пенсии”. — “А как вы будете жить, если друзья вам не помогут?” — “Сейчас я вам покажу”. Они с камерой с ним идут, а он встал около церкви в Тбилиси милостыню просить. Некоторые его узнавали, давали по 10 и 25 рублей. Нищие были недовольны, что он отбивал у них заработок. А папа за полчаса собрал 150 рублей. “Неплохие деньги — если каждый день по столько, то жить можно”, — удивлялся он. Но потом нищим эти деньги и раздал.

— Ваш отец, как сейчас бы сказали, был большим пиарщиком, который придумывал о себе много небылиц.

— Да, папа очень любил такое делать, даже свои истории проверял на гостях. Приходим с ним, например, в комиссионку, у папы рубашка навыворот, на шее платок, продавцы думают: цыган какой-то. А он разворачивает перед ними два своих перстня и говорит: “Покажите мне вон ту тарелочку”. А они уже на перстни смотрят, в голове караты и чистоту считают. А отец за свое: “И вот то блюдо, пожалуйста. Я все покупаю, заверните”. Они: “Извините, а можно поинтересоваться… Мы чувствуем, что вы неординарный человек, кто вы такой?” — “Я — всемирно известный, у меня тридцать премий за красоту. Моя фамилия Параджанов”. — “О, а вас интересует…?” — спрашивают они и достают из-под полы французские и голландские сервизы. “Пока нет, но от меня будут к вам приходить люди из Грузии, можете иметь с ними дело”.

Так он вел себя в магазинах, где его не знали. А там, где его проделки хорошо были известны, он устраивал настоящие шоу. Было даже такое, что, приходя в магазин, он говорил: “Я же просил, нужно поставить вещь за столько-то, быстро поменяйте ценник”. Он мог эмоционально, гипнотически на человека действовать, и тот попадал под его влияние.

— А ваша жизнь как сложилась?

— Живу с мамой, так получилось. Один раз был женат, хватило меня на год. Захотела жена поехать в Югославию. Спрашиваю: “Хорошо, а на сколько едешь?” — “Через неделю буду”, — говорит. Приехала она через два месяца. С вечера деньги, которые она там якобы заработала, я у нее забрал, виски выпил, а утром говорю: “Все, дорогая, твое присутствие в этой квартире отменяется. Забирай вещички — и до свидания”. Ну а как можно было иначе, если человек обещает через две недели, а приезжает через два месяца?

— А как вы угодили за решетку?

— Я сидел по делу, как мне написала судья, за сбыт наркотиков. Но по сбыту считается в том случае, если есть контрольная закупка, а если кто-то сказал, это не считается доказательством. А они во время обыска подкинули в мою квартиру героин с какой-то пылью, я такого в жизни в руки не брал. Две недели провел в изоляторе, а потом меня отпустили под подписку о невыезде, следствие продолжалось. Вдруг ко мне заезжает мой друг. Непонятно как, но он очень быстро стал богатым человеком, работал в техуправлении связи. Как я потом понял, его послали ко мне со спецзаданием. Он приехал и говорит: “Твое дело закроют, если ты дашь показания, что к тебе приезжал уколоться журналист Георгий Гонгадзе”. А тогда его дело еще не озвучивали, было неизвестно, жив он или нет. Все эти факты должны были всплыть.

Если моя фамилия благодаря папе известна и я даю показания, что он у меня укололся и поехал дальше неизвестно с кем, то его дело приобрело бы совсем иной смысл. Я тогда даже не знал его в лицо, прошу этого товарища: “Покажи мне его фотографию — может быть, я его знаю и он действительно употреблял, так я скажу”. Моя судья Сапрыкина вымогала у меня $12 тыс. (столько стоила тогда моя квартира на Ванды Василевской). Я говорю: “Знаешь, лучше я посижу. Думаю, много мне не дадут”. В итоге таких показаний я не дал и до сих пор не жалею об этом. Может быть, меня бы потом и не посадили, скажи я такое, но это могло закончиться гораздо хуже. Самое интересное, что этот, хоть и бывший, мой друг мне потом сказал: “Я бы тоже на твоем месте не пошел на это”.

— Вам дали срок пять лет, но просидели вы меньше. Как получилось, что вас досрочно выпустили?

— Папа с того света помог! Его международное сообщество за меня просило. У него до сих пор большое количество поклонников. Когда я вышел, мне дали заработанные в тюрьме 29 грн. За мной должны были приехать на машине, хотя я просил, чтобы мне не организовывали встреч. Стою и жду, чтобы сесть в машину и поехать домой. Все, что представляло какую-то ценность, раздарил людям, с кем поддерживал отношения. Вышел — никого. Закурил. А рядом гастрономчик, на розлив спиртное продают, и я заказал 50 грамм и вареное яичко. А продавец опытная, к ней многие заходят, и она меня спрашивает: “А сколько ты отсидел?” Я говорю: “Чуть больше двух лет”. “Да что такое два года? Тут выходят после срока по десять-двенадцать лет”. Но после тюрьмы я понял одно: кто не был в этих местах, тот не знает, что такое свобода.

Когда только освободился в 2003 году, товарищ предложил поехать в Севастополь. Но море там холодное было, и мы отправились в Балаклаву — там хороший пляж, вода чистая. Приехали, а нас не пускают. Оказалось, что как раз в это время Владимир Путин осматривал там красоты. Я стою, он идет (до этого он бывал в музее Параджанова в Ереване и наверняка зрительно меня запомнил). А у него после работы в органах память хорошая, и он на меня внимательно смотрит. “Здравствуйте! Я — Параджанов”, — говорю. “Освободили, значит?” — спрашивает. Охрана напряглась. А он стал в карманах что-то искать — наверное, хотел долларов триста на блатную жизнь мне дать, как принято, но ничего не нашел. Сказал просто: “Ясно”, — и пошел дальше.

— Несмотря на трагичность вашей жизни, вы очень азартный человек. Для меня загадка, как, не имея стабильного дохода, вы умудрялись играть в рулетку и на игровых автоматах, не оставаясь в проигрыше?

— Время такое было. Интернета и видеомагнитофонов не было. Хотелось адреналина, острых ощущений. Тогда модно было играть в карты на интерес. Выигрывая деньги в лотереях, я раньше менял разные машины, мало еще у кого были такие. У меня был даже автомобиль марки Saab. Играл я и на автоматах. Однажды сел за автомат, кинул 11 тыс. грн (это было, когда доллар стоил 4 грн 20 коп.), и мне выпал сумасшедший выигрыш — 75,5 тысячи!

Но есть негласные правила: если один автомат выиграл тысячу гривен, то другой заберет ее у другого. И если выиграл, то надо брать выигрыш и уходить.

Однажды зашел в казино возле Владимирского собора. У нас на двоих с другом было $120. У меня — 100, у него — 20. “Давай сразу договоримся, — предлагаю. — Если выиграем, то поделим так: две трети мне, остальное — тебе”. “Давай, лишь бы выиграть”. Пришли — казино пустое. За 40 минут мы выиграли $4700. В те годы на эти деньги можно было купить двухкомнатную квартиру на Крещатике.

— Так почему не купили?

— А как же погулять? У меня был один приятель, он “подшился” от алкоголизма, три года не пил, копил деньги, а когда узнал, что я так крупно выиграл, взял все свои накопления и пошел в автоматы играть. Все проиграл — и снова запил. А я купил машину Chevrolet, она внешне была похожа на американскую полицейскую, поездил на ней, погулял с красивыми девчатами. Но как-то поехали с приятелем на рыбалку, заехали в озеро, двигатель стал барахлить, и я вовремя проиграл ее в нарды — уж очень много денег тратил на ремонт. Потом я еще $7,5 тыс. выиграл. Больше проиграем — больше наживем.

— Сейчас, когда смотрите сквозь призму жизненного опыта, испытаний и трудностей, нет обиды на жизнь и окружающих?

— Нет. Я считаю себя счастливым человеком: много повидал в жизни хороших людей, со многими был лично знаком, с некоторыми известными людьми даже в хороших отношениях был, а это не каждому удается. Семейная жизнь не получилась — так, может быть, оно и к лучшему, а может, все еще и наладится. Чему быть, того не миновать. Форсировать события не стоит. Если вернуться в прошлое, то, конечно, можно было бы стать миллионером, а с другой стороны, вдруг получилось бы так, что тебя не было бы в живых? А так — все нормально. За все нужно платить и расплачиваться в этой жизни.

(С сокращениями)

Подготовил Карен Микаелян

Отец и сын Параджановы

Параджанов на дворе своего тбилисского дома