Сумгаитские события стали “чернобыльской катастрофой” для карабахской войны

Регион01/03/2018

Наступивший год – год 30-летия карабахского конфликта, а февраль – месяц самых тяжелых его годовщин. 20 февраля внеочередная сессия Верховного совета НКАО предложила официально передать Карабах Армении, а уже через неделю, 27 февраля, в Сумгаите начались нападения на армян, в результате десятки людей погибли, сотни были ранены. С английским конфликтологом Томасом де ВААЛОМ мы говорим об опыте трех десятилетий для Карабаха, и не только для него (издание ekhokavkaza.com, публикуется с сокращениями).

— Что стало точкой невозврата?
— 28 февраля были сумгаитские погромы, это была своего рода «чернобыльская авария» этого конфликта, все армяне и азербайджанцы ввязались в этот конфликт, никто уже не смог занять нейтральной позиции. А Москва была не готова к конфликту, Горбачев вообще, я думаю, мало разбирался в национальном вопросе, мало понимал, что такое карабахский конфликт, и эти события фактически уже показали бессилие Москвы быть арбитром в конфликте.

— Насколько Москва играла пассивную роль? Есть же конспирологические версии, которые отводят Москве роль как раз активную, и даже в Карабахе в 90-е представители власти в кулуарах иногда говорили, что, «конечно, Москва нас использовала для того, чтобы сохранить страну, но ведь и мы тоже их использовали для того, чтобы получить независимость».
— Есть масса свидетельств, что у армян было много лоббистов в Москве, но и у азербайджанцев были лоббисты в Москве, просто не такие публичные. Можно сказать, что главным лоббистом азербайджанской позиции в Москве стал Егор Лигачев – второй человек в Политбюро. Здесь парадокс: как бы у многих в Москве больше симпатий было к армянам, но позиция руководства была очень крепка: нельзя менять советские границы. Фактически обе стороны были разочарованы. Горбачев, например, принимает армянских писателей, и это разочаровывает азербайджанцев, и то, что Москва не идет на изменение границ, на изменение статуса Карабаха, конечно, раздражает армян.

— А почему симпатии демократической общественности были в то время однозначно на стороне армян?
— Я думаю, что было гораздо больше контактов между армянской и русской интеллигенцией – это раз, были какие-то, можно сказать, христианские симпатии. Но второй момент – это то, что армяне, по-моему, очень хорошо толковали вопрос как несправедливые действия Сталина в 1921 году, а это значит, что московская, русская интеллигенция восприняла нахождение Карабаха в составе Азербайджана, а не Армении, как очередную несправедливость сталинской эпохи.

— За эти 30 лет иногда стороны демонстрировали готовность договориться. Действительно ли они были к этому близки, или, в общем, это были такие внешнеполитические игры с полным пониманием того, что ничего не получается?
— Я бы сказал так: были, конечно, серьезные попытки разрешить конфликт, и я думаю, что к этому был готов Левон Тер-Петросян, у которого был такой стратегический расчет, что Армения не будет развиваться, пока не решится этот конфликт. Я думаю, что Гейдар Алиев тоже был фактически готов к разрешению конфликта. Но здесь два момента: вопрос статуса Нагорного Карабаха почти неразрешим, потому что есть две противоположные версии о том, каким будет статус этой территории, – будет ли она частью Армении или частью Азербайджана, и здесь очень трудно найти компромисс. Второй момент в том, что здесь не только руководители решают этот вопрос, но и общество имеет свое мнение. И любой руководитель, если он хочет решить конфликт, должен действовать довольно осторожно. В 1998 году Тер-Петросян, решаясь пойти на довольно смелый шаг – принятие очередного мирного плана, – практически был свергнут. Сейчас я думаю, позиции гораздо хуже, чем тогда, пространство для маневров меньше, и здесь самый острый и больной вопрос – это то, что армяне контролируют не только сам Нагорный Карабах. Я думаю, что все более или менее понимают, что при любом решении конфликта Нагорный Карабах останется под контролем армян. Но есть также вопрос о районах вокруг Нагорного Карабаха, с потерей которых Баку никогда не смирится.

— Мы поговорили о войне, давайте немного поговорим о мире. Карабах внешне вполне напоминает некое состоявшееся государственное образование, хотя также напоминает и регион Армении. Нет ли ощущения того, что потолок, который довольно невысок, уже достигнут и ресурсы, возможности дальнейшего развития практически исчерпаны? Как быть с такими квазигосударственными образованиями дальше?
— Я бы не сравнивал Нагорный Карабах и Абхазию. Нагорный Карабах стал де-факто частью Республики Армения – там та же экономика, те же Вооруженные силы, фактически даже армянское руководство из Карабаха. Я думаю, можно сказать и о том, что карабахский экономический проект завершился довольно успешно.

— То есть главный урок прошедших 30 лет – это то, что с этим можно жить, хоть и не очень эффективно.
— Да, хотя я думаю, что опасность, конечно, есть, потому что карабахский конфликт не заморожен, риск возобновления военных действий достаточно серьезный, и было бы, по-моему, лучше сделать больше усилий сейчас, чем когда вдруг конфликт возобновится.

Вадим ДУБНОВ