“Сталин и Берия не любили армян. А мне надо было взлететь”

Истоки “крылатых” армян, славящихся своим мужеством и смелостью, простираются вплоть до начала прошлого столетия. И на всем этом небесном пространстве — от первых профессиональных авиаторов Константина Арцеулова и Артема Кацияна и до дважды Героя Советского Союза Нельсона Степаняна, от маршала авиации Арменака Ханферянца (Сергея Худякова) и до генерального конструктора бюро “МиГ” Артема Микояна — десятки прославленных имен. Так что не случайно Военный авиационный институт в Ереване ныне носит имя прославленного военачальника Ханферянца. Сегодня же наш рассказ о двух неординарных личностях из достойной когорты покорителей небес.

ЖИВОПИСЕЦ, ПОКОРИВШИЙ НЕБО

В феврале прошлого года во Владикавказе около одного из домов по проспекту Мира собрались более ста горожан. Среди присутствующих были представители городской администрации и республиканского Совета ветеранов, армянского национально-культурного общества “Эребуни” и ДОСААФа. Здесь же находились священнослужители армянской церкви и учащиеся школ. Поводом же для столь “представительного” сбора послужила церемония открытия мемориальной доски на доме, где жил первый авиатор Осетии и Армении Артем (Артур) Кациян. А открывали и освящали почетный “адрес” в честь столетия первого полета над столицей Северной Осетии.
В начале богатого событиями XX века на страницах немецких, датских, бельгийских, голландских газет часто упоминалось имя армянского пилота. О нем писали как о человеке необыкновенной смелости, изумлявшем публику виртуозными полетами. По свидетельству исследователя и автора книги об армянских авиаторах Хачатура Петросянца, первым профессиональным летчиком-армянином был именно Артем Кациян.
Он родился в 1886 году во Владикавказе (Дзауджикау) в семье приказчика магазина. Мальчик был весьма одаренным — рисовал, имел хороший музыкальный слух и голос, выделялся смелостью и смекалкой. В гимназии стал более серьезно заниматься живописью, лепкой и керамикой, увлекаться спортом, музыкой. Водил дружбу с будущим известным режиссером Евгением Вахтанговым.
Ко всему прочему Артем помогал отцу с “хлебом насущным” — преподавал детям в ряде армянских домов русский язык и арифметику, а порой и рисование. По окончании гимназии учился живописи в Тифлисе. Дарование 19-летнего художника заметили и направили его в Мюнхенскую Академию художеств. Наряду с постижением секретов живописи и ваяния он приступил к изучению нескольких европейских языков. Здесь Артем сблизился с другими студентами-кавказцами, находящимися в Германии, а особенно с Акопом Коджояном.
Когда же в Мюнхене открылся аэроклуб, Артем стал одним из первых его членов. Без отрыва от академических пленэров он темпераментно и решительно углубился в “планерное” дело. Каждый старт, связанный в то время с известным риском, лишь усиливал любовь смельчака к авиации. Он быстро освоил полет на планерах, а затем и на самолете. В сентябре 1909 г., пройдя все летные испытания на отлично, он стал уже одним из лучших летчиков Германии, о котором писали газеты и журналы.
Кациян участвовал во многих международных и национальных состязаниях на самолете фирмы “Граде”. Едва получив “небесные права”, он в том же выпускном году установил рекорд по дальности и высоте полета. Фактически это был первый мировой рекорд, установленный летчиком из России. В качестве приза Кациян получил самолет фирмы “Граде”. Со своим летным аппаратом он разъезжал по Голландии, Бельгии, Дании и Германии, нанимал аэродромы и плацы, где совершал показательные полеты.
Ему долго не хотели выдавать диплом об окончании летного клуба — все предлагали остаться в Германии и обучать летному мастерству молодежь. Официально же немцы мотивировали свой отказ тем, что он гражданин русского подданства. Лишь 17 февраля 1911 г. мировой рекордсмен получил-таки диплом за N 61.
Окончив академию, он без сожаления расстался с Германией и уехал на свою родину. Багажом по железной дороге во Владикавказ следовал самолет “Граде”.
Первые свои полеты он продемонстрировал перед владикавказцами, которые до этого и самолета “вживую” не видели. Перед началом столь знаменательного события местная газета “Терек” писала, что их соотечественник Артем Кациян “прибыл из-за границы, привез с собой самолет и в воскресенье будет выполнять показные полеты. Спешите покупать билеты! Полеты будут производиться с плаца у кадетского корпуса”.
Кациян не долго пробыл во Владикавказе. В конце 1913 г. он поехал в Петербург и поступил на авиационный завод Щетинина, где вскоре стал работать летчиком-испытателем. С началом Первой мировой войны Кациян был мобилизован и направлен на Северо-Западный фронт. Он вел разведку, корректировал огонь артиллерии. За успешные боевые действия он был награжден двумя Георгиевскими крестами. В начале 1916 г. во время разведывательного полета на переднем крае обороны противника на низкой высоте Кациян был ранен осколком снаряда. Серьезно пострадал и его самолет. Не теряя самообладания и проявив хладнокровие, он под огнем противника спланировал на свою территорию и совершил посадку в расположении окопов. Самолет попал в траншею, перевернулся и разбился окончательно.
После долгого лечения в военном госпитале армянского пилота признали негодным не только к полетам, но и к службе в армии. Возвратившись с фронта во Владикавказ, Кациян открыл мастерскую “Фотография Рембрандт”. Преподавал живопись в Художественном техникуме, писал картины для клубов, участвовал на выставках. Оформил городской парк и кинотеатр. Помимо этого, будучи горячим поклонником Комитаса, руководил армянской художественной самодеятельностью.
Однако, даже став известным художником, не забывал авиацию. Преподавал теорию полетов в аэроклубе, рассказывал молодежи о развитии мировой и российской авиации. Несмотря на пошатнувшееся здоровье, он в сорок с солидным гаком научился летать на самолете По-2 и часто совершал тренировочные полеты, но гораздо чаще инструктировал и контролировал в воздухе своих учеников.
В 1943 г. жизнь первого армянского авиатора трагически оборвалась — погиб в заключении. В марте был арестован органами НКВД и обвинен в том, что, проживая в селении Бирагзанг в период фашистской оккупации, якобы работал в немецкой комендатуре переводчиком. Во время следствия состояние здоровья Кацияна резко ухудшилось. 23 мая его не стало — не выдержало сердце. Лишь спустя 55 лет честное имя героя авиации было полностью реабилитировано.

МАРШАЛ, КОТОРОГО ДОПРАШИВАЛ БЕРИЯ

В середине декабря победного 45-го в Чите был арестован и спецпоездом этапирован в Москву командующий военно-воздушными силами Дальневосточного военного округа.
Чем же вдруг мог “проштрафиться” активный участник Великой Отечественной, а теперь и советско-японской войны? Ведь под его командованием соединения армии совместно с авиацией ТОФ участвовали в высадке десантов в гг. Чанчунь, Шэньян (Мукден), Тупляо, в порты Далянь (Дальний) и Люйшунь (Порт-Артур). К тому же он был в числе разработчиков уникальной воздушно-десантной операции, во время которой был взят в плен последний китайский император Пу И — ставленник Японии в марионеточном государстве Маньчжоу-Го…
Месяцами же ранее капитуляции Квантунской армии — 24 июня 1945 года военачальник находился на трибуне Мавзолея “в двух шагах” от Верховного Главнокомандующего, принимающего исторический парад Победы на Красной площади. А еще незадолго до того в составе советской делегации участвовал в работе Крымской (Ялтинской) конференции Большой тройки, проявив себя как полководец, превосходно знающий не только “родную” советскую авиацию, но как союзническую, так и гитлеровскую…
В конце концов, он блестяще проявил себя в Ясско-Кишиневской операции, после которой в августе 1944 года Указом Президиума Верховного Совета СССР генерал-полковнику Сергею Худякову (Арменаку Ханферянцу) было присвоено звание маршала авиации…
Между тем “заплечных дел мастера” под непосредственным руководством Лаврентия Берии выяснили совсем иное о выпускнике Военно-воздушной академии РККА имени Н.Е.Жуковского — кавалере орденов Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды, Суворова I и II степеней. Например, что он “был завербован в 1918 году английским офицером Вильсоном и был связан шпионской деятельностью с другими агентами” секретной службы Ее Величества — Карпушиным-Зориным, Лухавой и Мосиным. Помимо всего прочего, как свидетельствуют материалы этого “дела”, в период Отечественной войны, “используя положение свое служебное, Худяков присвоил большое количество трофейного имущества и других ценностей…”
На следствии он долго не признавал себя виновным и лишь в феврале 1946 года подписал-таки протокол допроса, в котором признался и в шпионской связи с англичанами, и в службе в дашнакском отряде, и в злоупотреблении служебным положением. Как выбивались в то время признательные показания, сегодня известно на примере сотен и тысяч достойнейших личностей своей эпохи, безвинно осужденных и расстрелянных. В данном же конкретном случае пособник Берии — начальник следственной части по особо важным делам М.Рюмин, сам оказавшийся в роли обвиняемого, рассказал на допросах в июне 53-го о том, как в показания маршала авиации вписывались недостающие подробности. А о том, какие нечеловеческие пытки применялись к Ханферянцу, дал показания арестованный М.Лихачев.
Но это все будет потом, а в августе 1946 года маршалу предъявят обвинение. Дело же будет рассмотрено Военной коллегией Верховного Суда СССР лишь спустя четыре года. Только вот эта временная оттяжка заведомо предопределенной “сути” не изменила — военачальника приговорили к расстрелу с конфискацией всего имущества.
Были арестованы как члены семьи изменника Родины и высланы в Красноярский край Варвара Худякова с малолетним сыном Сергеем. Уволили из рядов Советской армии, а затем особым решением отправили в ссылку приемного сына маршала, лейтенанта Владимира Худякова — кавалера ордена Красной Звезды, воевавшего в составе 1-й воздушной армии стрелком-радистом и летчиком.

В августе же 1954 года пошел “обратный отсчет” — началось надзорное рассмотрение материалов архивно-следственного дела N 100384. Тогда-то и были впервые названы в служебных документах настоящие фамилия, имя и отчество прославленного маршала — Ханферянц Арменак Артемович. При повторном рассмотрении дела Военной коллегией Верховного суда было установлено, что обвинение Худякова-Ханферянца никакими объективными данными не подтверждено. Приговор отменили, дело прекратили. Указом же Президиума Верховного Совета СССР от 6 июля 1965 года маршал авиации был посмертно восстановлен в воинском звании и в правах на награды.
Сегодня о нем пишут книги и монографии, его именем называют улицы и проспекты. В селе Мец Тагер Нагорно-Карабахской Республики, где и родился Арменак Ханферянц, действует музей знаменитого военачальника. Его имя носит Военный авиационный институт. Внук маршала — подполковник Вардан Ханферянц — возглавлял колонну армянских военнослужащих на параде в честь 65-летия Победы в Великой Отечественной войне на Красной площади в Москве.
И все же… Возможно, сопоставив еще несколько пространных “штрихов” этой героической и противоречивой судьбы, мы сможем понять истинную историю взлетов и падений Арменака Ханферянца.

* * *

Главный маршал авиации, дважды Герой Советского Союза Александр Новиков, которого, кстати, также не миновала участь арестанта бериевских застенков, дополнил воссоздаваемую картину того времени.
“13 февраля 1944 года меня среди ночи вызвали в Кремль. В кабинете у Сталина находился командующий бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии генерал-полковник Яков Николаевич Федоренко. Верховный, сидя на диване, о чем-то беседовал с ним. Увидев меня, Сталин в знак приветствия приподнял правую руку, встал, прошелся вдоль стола, обернулся и, глядя мне в глаза, спросил:
— Скажите, товарищ Новиков, можно ли остановить танки авиацией?
В другой обстановке я мог бы хорошенько подумать, уточнить аспекты возникшей проблемы, посоветоваться со специалистами, но это “в другой обстановке” и в беседе с другим человеком.
А Верховный когда вот так — в лоб спрашивал, то ждал короткого ответа: “да” или “нет”.
— Товарищ Сталин, остановить танки авиацией можно!
— Тогда завтра же утром летите к Ватутину, — проговорил Верховный. — А то на весь мир растрезвонили, что окружили Корсунь-Шевченковскую группировку, а до сих пор разделаться с ней не можем…
В голове у меня с бешеной скоростью закаруселили мысли. Значит, на участке 1-го Украинского фронта резко осложнилась обстановка, значит, начальник штаба ВВС генерал-полковник авиации Сергей Александрович Худяков, отправленный в район сражения для координации действий авиации, что-то не так делает.
Как бы отгадав мои мысли, Сталин, выбивая из трубки пепел, негромко, но твердо сказал:
— Кстати, Худяков мне там не нужен. Уберите его.
Сколько раз приходилось слышать от Верховного его жестокое “такой-то мне не нужен, уберите…” Обычно возражать никто не осмеливался. Не было случая, чтобы и я пытался изменить решение Сталина, но сегодня шла речь о моем начальнике штаба.
— Худяков хорошо работает, товарищ Сталин, я считаю своим долгом…
— Там он мне не нужен! — сурово посмотрел на меня Сталин.
— Летите к Ватутину сами и останавливайте танки”.
Новиков также добавил о Ханферянце: “Человек впечатлительный, он очень переживал, когда я посоветовал ему лететь в Москву и там постараться поменьше попадаться на глаза Верховному”.

* * *

Своему именитому земляку писатель Леонид Гурунц посвятил документально-художественный очерк, который, к сожаления, так и не стал отдельной книгой, как мечтал автор. Вот каким ему виделся портрет маршала…

Летом 1957 года в Нагорном Карабахе произошло событие. В село Большой Таглар приехала русская женщина Варвара Петровна Худякова, вдова маршала авиации, с четырнадцатилетним сыном Сережей, чтобы познакомить его с родным селом отца.
Семью прославленного героя Великой Отечественной войны вышли встречать не только жители Большого Таглара, но и вся область. От Варвары Петровны тагларцы впервые узнали, что Сергей Александрович Худяков — их односельчанин Арменак Артемович Ханферянц, которого многие жители села знали еще мальчишкой. И вот этот деревенский мальчуган стал маршалом авиации Советского Союза, народным героем. Разве это не радостно? Но всем было горько оттого, что его уже нет в живых, что он погиб по ложному доносу после войны. Это его Никита Хрущев назвал в числе замечательных людей Армении…
Сергей Худяков не псевдоним, не произвольно присвоенные Арменаком Ханферянцем имя и фамилия. Так звали командира красногвардейского полка, который защищал Бакинскую коммуну. После поражения коммуны, отступая, отряд Худякова погрузился на рыбацкую шхуну и попытался перебраться через Каспий в Среднюю Азию. Но англичане пустили шхуну ко дну…
Худяков был отличным пловцом: он не только сам добрался до берега, но и помог спастись юному бойцу (Арменаку Ханферянцу — прим. “НВ”). В то время за Каспием шла ожесточенная борьба. Худяков, собрав остатки своего отряда, ринулся в бой с басмачами. За короткое время боевая слава отряда прогремела по всей Средней Азии. В одном из боев Худяков был смертельно ранен. Когда Ханферянц подбежал к нему, умирающий командир передал ему свою шашку и сказал: “Худяков жив. Ты теперь Худяков!”
Так юный Ханферянц в память о своем погибшем друге и бесстрашном командире пронес его имя через всю свою жизнь, прославив его на полях сражений Великой Отечественной войны. Фамилию славного героя гражданской войны носит и сын маршала Сергей…
Я беседовал с Варварой Петровной, женой маршала, после того, как она вернулась из ссылки. Не удивляйтесь. Жена бывшего маршала, объявленного шпионом, не могла отсидеться дома. Впрочем, в ссылку ушла добровольно, по собственному выбору. Вот как это было.
Когда Худякова посадили, пришли к ней из органов, предложили отречься от мужа, от человека, оказавшегося, по их словам, врагом народа. Варвара Петровна не знала, с каким зверьем имеет дело. Принялась рассказывать о Сергее Александровиче, каким он был хорошим, внимательным мужем, отличным отцом для ее сына от первого брака, тоже Сергея. “А что касается шпионажа — это выдумка, — говорила она. — Вся его жизнь на моих глазах прошла”.
Такой разговор с работниками органов был, конечно, ни к чему. Не для этого они пришли. Зря только Варвара Петровна отняла своим ненужным разговором драгоценное время у очень занятых людей.
Тогда ночные гости — а все это происходило ночью — без обиняков предложили:
— Выбирайте. Ссылка или отречение.
— Ссылка, — коротко ответила Варвара Петровна.
Такой же разговор велся и с ее сыном, Сергеем, прошедшим с отцом-отчимом всю войну. От него тоже требовалось отречение, наговор, любая ложь. Ночные визитеры просчитались и здесь. Летчик, награжденный десятками боевых орденов и медалей в войне с фашистами и японскими самураями, тоже избрал ссылку.
Ссылкой, угрозами, любым способом нажима обращать людей в доносчиков, лжецов, наветчиков было излюбленным занятием чекистов, которые очень скоро превратились в гестаповцев, кое в чем даже перещеголяв их. Школа Ежова, Берии — это зловещая фабрика смерти, похлеще печей Майданека, дьявольская школа, где растлевались души людей.
Варвара Петровна и Сергей Худяковы сберегли свои души, не дали варварам растлить их, и за это им низкий земной поклон…
Известно, что маршал авиации Сергей Александрович Худяков скрывал, что он армянин, что настоящее его имя Арменак Артемович Ханферянц. Как он стал Худяковым, мы уже рассказали. Но как исчезло из его анкет его собственное имя? Зачем понадобилось будущему маршалу идти на такую сделку — скрыть собственное имя? Должно быть, были на то веские основания.
Я спрашивал Варвару Петровну, верила ли она, что муж ее русский, не было ли у нее подозрения, что он скрывает свою национальность.
— Сергей наполовину скрывал, — сказала она. — Он ведь не чистокровным русским представлялся. Говорил, что мать у него грузинка. Сергей отлично говорил по-грузински.
— Когда же он признался, что армянин? Когда дал вам адрес, по которому вы потом разыскали его родственников?
— За пятнадцать дней до ареста.
— Он чувствовал, что его арестуют?
— Чувствовал.
И вот что Варвара Петровна рассказала.
— Последние годы своей жизни Худяков провел на Дальнем Востоке, командовал дальневосточной авиацией. Как-то неожиданно приезжает в Москву, по вызову Сталина. Всю ночь не спал, ходил из угла в угол, много курил. Волновался. Это было странно. Сергей в последние годы войны часто бывал в ставке, был консультантом по авиации, встречался со Сталиным. Даже в Крыму, на встрече с Рузвельтом и Черчиллем был с ним рядом. И вдруг такое беспокойство перед предстоящей встречей.
— Что с тобой, Сергей? Не первый же раз с ним встречаешься.
— Не первый. Но этой встречи я боюсь. Что-то недоброе чувствует сердце.
Вернулся от Сталина чернее тучи. “Я же чувствовал, не по доброму делу он вызвал меня”.
Тогда не на шутку испугалась и я.
— Что же такое там у вас произошло, Сергей? Выкладывай все.
— Произошло самое отвратительное. Хуже не придумаешь. Сына своего, хулигана Василия, навязал мне на перевоспитание.
Я свободно вздохнула:
— Только и всего?
— А этого, думаешь, мало? Ты еще услышишь, чем это кончится. Как этот бесноватый перевоспитается у меня.
Не прошло и месяца, Сергей снова вернулся. На нем лица не было.
— Что-нибудь случилось?
— Случилось. Василий Иосифович Сталин на глазах начальника штаба изнасиловал его жену, и тот застрелился.
— Зачем же ты приехал?
— Доложить об этом Сталину. Отказаться от “перевоспитания” его сына…
Наш разговор продолжился после “высокой” аудиенции.
— По-твоему, он конченый человек? — спросил у мужа Сталин.
— Боюсь, что так, товарищ Сталин.
— Хорошо, идите!
Разумеется, разговор этот не понравился Сталину. На прощание он тяжело посмотрел Сергею вслед. Цену этого взгляда хорошо знал каждый, кто общался со Сталиным. Судьба Сергея была предрешена.
Вот тогда-то и состоялся наш разговор, в котором Сергей сказал мне правду о себе.
— Берия уже давно копается в моих делах. До чего-нибудь докопается, — заметил он.
Почему Сергей скрыл свое настоящее имя? Он объяснил это так.
— Сталин и Берия не любили армян. А мне надо было взлететь. И я взлетел. Взлетел не для того, чтобы присосаться к благам жизни, пожирнее оторвать кусок, а лучше служить Родине. И я в меру своих сил служил ей. Моя национальность, да еще социальное происхождение, не дали бы мне подняться. Я сознательно скинул с ног эти путы, чтобы они мне не мешали. Пусть история рассудит нас.
Это была наша последняя встреча. Берия таки докопался. Через неделю после возвращения на место работы Сергей был арестован…
Я был в Большом Тагларе, родном селе Ханферянца, разговаривал с односельчанами, которые помнили Арменака, с его родным дядей Сааком, ныне уже покойным, с братом Саркисом Ханферянцем и узнал новые детали этой печальной истории.
В начале тридцатых годов, окончив рабфак в Москве, Ханферянц решил проведать родителей. Поехал, но до села не доехал. На железнодорожной станции в Евлахе случайно встретил земляков, которые отсоветовали ему ехать в село. Отца раскулачили, куда-то выслали. Так что лучше ему в такое время в родных местах не показываться. Арменак послушался, вернулся в Москву, впервые серьезно задумавшись о своем будущем. Нужно сказать, что кроме раскулаченного отца и сельских родственников в Баку жили известные богачи Ханферянцы — его дальние родственники. А Арменак мечтал о военной карьере, о высшей военной Академии. В то время человек с “подмоченным” социальным происхождением не мог поступить ни на работу, ни в высшее учебное заведение. Пришлось расстаться с собственным именем. Для конспирации он не писал никому из родных. Считался погибшим.
После войны неожиданно брат Ханферянца Саркис и его дядя были вызваны во Владивосток. Их доставили туда бесплатно на самолете.
Худяков, видимо, отпирался, отказывался от собственного имени (Ханферянца — ред.), настаивал на своем. Была очная ставка, но родственники Ханферянца об этом не знали. Они признали Арменака, кинулись его обнимать и целовать. Это, конечно, сыграло свою роль.
…Дядя умер, проклиная себя за свою опрометчивость. Старик бил себя по голове, приговаривая: “Это я убил Арменака… Я, старый дурак, не понял, что своим признанием вынес ему смертный приговор, выстрелил ему в самое сердце. Люди, бейте меня! Это я убил Арменака…”

Подготовил
Валерий ГАСПАРЯН

На снимках: редкая архивная фотография, запечатлевшая А.Кацияна; С. Худяков (справа третий) на исторической ялтинской конференции в феврале 1945 г.;  колонна армянских военнослужащих на параде в честь 65-летия Победы в Великой Отечественной войне на Красной площади в Москве.