Шуштар — Шираз — Бирджан. Дорога в новогоднюю ночь

Чтобы избежать новогодних походов по гостям и посиделок, корр.”НВ” Елена Шуваева — Петросян с друзьями проехала почти девять тысяч километров наземным транспортом, добравшись до самой границы Персии с Афганистаном. Идея провести Новый год в Иране возникла спонтанно — а почему бы и нет, ведь иранцы едут к нам отмечать свой Новруз. Опять же ее иранские друзья-альпинисты — Махмуд, Маммад и Лейла, с которыми ее свела гора Демавенд (высшая точка Ирана), — давно звали в гости…

Продолжение.
Начало в номере “НВ” от 20.01.15.

Наверное, безумие отправиться в дорогу в новогоднюю ночь, но тем не менее у нас каждый день был праздничным, поэтому мы особо не сожалели. И вот ночь с 31 декабря на 1 января, а мы в поезде и направляемся в Шуштар. Старенькие скрипучие вагоны, по шесть человек в купе, вытертые ковры, вылинявшая обшивка… и просто больничная чистота кругом. Четыре часа до армянского Нового года, пьем чай с попутчиками — пожилая чета и мужчина средних лет, которые являют собой образцы истинных черт и манер древней нации. Персы очень общительны — разговор долгий, откровенный, со всеми подробностями завязывается сразу. Очень любят туристов, хотя в общем страна не готова к их потоку: большинство вывесок и указателей на фарси — иранцы плохо или вообще не знают английского языка. Махмуд на вопрос, откуда его гости, всем важно докладывает, что из России и Армении. Чувствуется благоговейное отношение к России, поэтому он долго и смачно всем рассказывает, как я, русская, приехала в Армению и там осталась на много лет, а может, уже и на всю жизнь. В купе заглядывает проводник и предлагает меню. Старик, прищурившись, шутливо начинает с ним торговаться — мол, раз в купе нет телевизора, чтобы как-то скоротать время, неси чай не чашками, а целым чайником. Разговор ведется на фарси, но меня удивляет: божечки, я все понимаю. За долгий период жизни в иноязычной среде моя интуиция настолько развилась, что я начала понимать людей по мимике и жестам, ну и, конечно, по отдельным словам — в персидском и армянском языках много похожих слов: бринз — брайнз — рис, карак — карек — масло, пучур (кучек) — кучек — маленький, панир — сыр, ханчал — кинджал, чангал — вилка, бадерджан — баденджан — баклажан, тезбех — четки, шалвар — штаны и другие. А уж “чай” и “самовар” вообще убили! При каждом удобном случае рассказывала персам, что “самовар” — русское слово от “сам” и “варить”, а они его так давно и часто употребляют, что давно считают исконно своим.
…Перед нашим приездом на тренировках Махмуд повредил ногу и вынужден был носить бандаж. Мы предложили ему положить ногу на сиденье, потеснившись. Он отказался, потому что напротив сидела женщина возраста его матери, а это бы стало неуважением к ней. Спала я на верхней полке, уступив место старшим и Махмуду с травмой на нижних полках. Уснула в одиннадцать часов, не дождавшись Нового года, но в два часа пополуночи проснулась. Впервые в жизни проснулась от паники. Темно. Обшивка вагона поскрипывает. Снизу сочится храп соседа — нет, легкое похрапывание с взвизгиванием. Захотелось перебудить всех, распахнуть дверь и выбежать. Так мало воздуха. Так мало пространства. Едва сдержав себя, начала мучиться мыслью, что мне невыносимо хочется проковырять дырку в потолке — хотя бы каплю воздуха вдохнуть, чтобы сочился не храп, не жар, а звонкий хрустальный воздух. Тихо спустилась по лестнице и вышла в тамбур, задышала полной грудью, и вдруг мне подумалось: как новогоднюю ночь проведешь, так пройдет и целый год — а что, дороги и путешествия — это моя стихия, согласна!
…Утром мы вышли на станции города Дезфул, недалеко от Шуштара. Нас встретила еще одна Лейла, опять же не моя приятельница-альпинистка, а другая, и ее муж Мохаммад, которые с большой радостью показали нам достопримечательности своего города. Дезфул — красивейший город Ирана — был основан более трех тысяч лет назад и назывался Аван. После значительного разрушения был восстановлен и получил новое название Дезпол — это в честь протекающей через город реки Дез, а “пол” в переводе с фарси означает “мост”. Огромный мост периода династии Сасанидов (династия персидских правителей (шахиншахов), правивших в Сасанидской империи с 224 по 651 годы), который до сих пор исправно служит людям. Этот уютный городок, выложенный из маленьких кремовых кирпичиков (славится кирпичным заводом!), считается жемчужиной Азии. Здесь есть аэропорт, сюда едут поезда и автобусы, и вообще жизнь кипит. И тут стоит отметить, что в Иране более 20 аэропортов, имеющих статус международных, а страна будто находится на перекрестке Шелкового пути нашего времени… Покидаем Дезфул с огромным пакетом тохмори — пончиков в меду, по форме похожих на куриное яйцо. Ну, еще бы, раз отказались от чая в доме Лейлы и Мохаммада, хоть в дороге что-то пожуете. Ловим такси. Нас ждет Шуштар (провинция Хузестан) и Маммад — еще один друг-альпинист, с которым мы познакомились на Демавенде. Каждый городок отличается от другого настолько разительно, что, кажется, будто проехав несколько сотен километров, мы оказались в другой стране. И вот, Шуштар! По сравнению с другими городами он маленький — численность населения чуть больше семидесяти тысяч, но невероятно богат историей. Здесь сохранилась древняя оросительная система, внесенная в 2009 году в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. В древней Персии город служил крепостью на Царской дороге и соединял столицу Элама Сузы (персидское Schusch) со столицей империи Ахеменидов Персеполем. Шесть тысяч лет этот город называют Шуштаром. Маммад рассказывает, что в шестидесяти километрах отсюда был город Шуш, и когда строился этот город, его назвали Шуштар, что в переводе означает “лучше, чем Шуш”. В начале нашей эры Шуштар был одним из центров распространения христианства. А недалеко от Шуштара есть городок с таким родным армянам названием — Сардарабад.
По дороге прямо на газонах кучкуются мужики в шароварах, у которых мотня свисает прямо до земли, — кто-то играет в нарды, кто-то увлечен беседой. Я подшучиваю: “кучи тгек!” — это так похоже на провинциальную Армению. И вспоминаю слова знакомого писателя, который очень метко заметил: такое ощущение, что этим мужчинам нужно сделать всего лишь одно важное дело в жизни, чтобы потом со спокойной совестью вот так проводить время. “Куча” в армянском сленге означает “двор” или “сообщество нескольких дворов”, а иранцы так называют улочки. Для меня же, русской, куча остается кучей, а эти мужики в прямом смысле кучкуются.  Пальмы. Пальмы. Пальмы. Песок и солнце. Январь, а тут +18. Мы направляемся на дачу Маммада, где нам предстоит прожить несколько интересных дней. Вот мы едем в “Дом Мустофи” — музей-ресторан, располагающийся в доме некоего Мустофи, который здесь жил лет 150 назад. По дороге проезжаем 800-летний Саид Мохаммед базар, гигантский мост, которому 1800 лет и у которого точно не наблюдается никакой амплитуды колебаний. У входа в ресторан мужичишка окуривает ароматными углями улицу. Просто так. Ну если вам не жалко, можете бросить копейку. У входа встречаем мистера Хэзри — президента федерации альпинизма Шуштара, который решил присоединиться к нам и провести выходной день в лесу в шатре. Во дворе дома установлены десятки топчанов, покрытых коврами и заваленными подушками. Именно на них, восседая в позе лотоса, кушают шуштарцы и их гости. Маммад предлагает первым делом поесть, потом посмотреть музей и тогда уж отправиться на реку Карун. Быстро на стол ставятся яства, среди которых “хореш алу” — традиционное шуштарское блюдо. Иранцы не пользуются ножом, быстро орудуют в тарелке ложкой, помогая вилкой. На соседнем топчане восседает важный перс с двумя женщинами. Может с женами. В Иране не так часто встречается многоженство, хотя и разрешено. “Мы же не арабы!” — говорят персы. Забегая вперед, скажу, что женщины в Иране живут как королевишны, — мужчины накрывают на стол, убирают со стола, а они лишь занимаются красивой работой — готовят и оформляют блюда, подавая их своим благоверным, чтобы те поставили на стол. У женщин в доме есть особый стул типа трона, на котором они сидят, когда приходят гости, а муж ютится на полу, у ног. Однажды я даже съязвила, глядя на Тиграна, удобно устроившегося на диване: мол, чего расселся как баба, иди на стол накрывай! И вот эта троица на соседнем топчане с интересом смотрит на нас. Тигран спускает ноги с топчана, я резко вскакиваю и подаю ему обувь, более того, расшнуровываю и натягиваю на его ноги, отряхивая пыль с брюк. Мы уже в роли: я сижу у ног Тиграна, он встает и покровительственно похлопывает меня по плечу: мол, молодец, хорошо служишь, и направляется к дорожке, я семеню за ним — и так мы прогуливаемся. Троица явно шокирована: мужик смотрит с восторгом, дамы озлоблены. Потом Тигран скажет: “Ты вмиг сломала все их представления о развращенном европейском, на их взгляд, мире”.
…Нагруженные провиантом, музыкальными инструментами, кальянами, спускаемся к реке, где нас ждет лодка. По дороге Маммад рассказывает историю места: вот мечеть Саида Мохаммеда, вот дамба, которая делит реку Карун на две части — Хотейт и Гяргяр, а вот смотровая башня для царя, чтобы он мог наблюдать за тем, как идет стройка. Женщины, облаченные в черные длинные хиджабы, спешат к мечети, а мне грешным делом думается, что вот так, под покровом этих нарядов, можно с успехом бегать к тайному возлюбленному… Ночь с 1 на 2 января мы провели в шатре на берегу реки. Днем было жарко, ночью — очень холодно. Весь вечер пели и танцевали. Саз и барабан не замолкали. Маммад и Али порадовали нас множеством национальных песен… Надрывно лаяли шакалы, будто толпа базарных баб, а потом их истошность переходила в дикий хохот и снова в плач. Так они ходили с места на место, часто подбираясь к нашему шатру. А глубокой ночью поблизости завыл волк — вернее, его вой был похож на красивую песню, при которой затихли даже шакалы. Это была самая удивительная песня, которую я услышала за последнее время. Утром я не удержалась и залезла в реку, закатав брюки. Глинистый берег обжигал холодом, вода же, как теплое молоко, ласкала и согревала ноги. Ребята попросили надеть платок — по реке мог проплывать патруль, и если бы меня увидели без платка, могли оштрафовать.
На обратном пути, проплывая на лодке, мы увидели, как мужчина мыл волов, загнав их в воду. Он сидел на воле, одной рукой ухватив его за крутой рог, другой зачерпывал ведром воду и поливал на свою скотинушку. Женщины с тазиками белья на корточках коллективно стирали. Завидев фотоаппарат в моих руках, начали возмущаться. Но и тут мне удалось украсть пару удивительных кадров. В тот же день мы посетили дом Мараша на берегу Гяргяра — древний род в Шуштаре. 45-километровый канал был выкопан лопатами ровно 1700 лет назад при династии Сасанидов. Дома старого города связаны между собой ветвистой сетью подземных ходов, которые ведут к крепости, где люди собирались во время набегов. Удивительно, но подвалы настолько чисты и сухи, в них невозможно обнаружить следов обитания грызунов и прочей живности. В городке цветут розы. Совсем как у Сергея Есенина: “Хороша ты, Персия, я знаю, Розы, как светильники, горят…”
…Семья у Маммада большая, поэтому, познакомившись со всеми на пикнике, мы стали заложниками их гостеприимства — в течение трех дней обедали и ужинали у его родственников. В один из вечеров родители Маммада вышли с нами прогуляться по центру города. Встречая по пути знакомых, они раскланивались и с удовольствием рассказывали, что у них гости из России и Армении, те охали, смотрели на нас и… приглашали к себе в гости. Встретившись на площади у мечети с другой прогуливающейся компанией, остановились. “Откуда ваши гости?”, — спросил паренек. Родители Маммада вновь пересказали историю нашего приезда в Иран, тогда молодой человек, выпятив грудь, сказал: “А у нас тоже гости! Из Польши! Давайте их познакомим!” И нашим глазам предстала пара поляков, с которыми тут же завязался интересный разговор на русском. Поляки путешествуют по миру, выбирая наиболее интересные с точки зрения истории места — именно так они оказались в Шуштаре — и давно мечтали попасть в Армению. Мы обменялись контактами и разошлись. Наши спутники пригласили нас войти в мечеть. В первый момент это приглашение меня смутило, но любопытство победило. Разувшись, ступаю на мягкие ковры. Здесь покоится какой-то святой и породившая его женщина. И тут всех удивил мой спутник Тигран, который подошел к гробнице, осмотрел ее и вышел, не поворачиваясь спиной к святому. Мама Маммада что-то восторженно залепетала. На следующий день все родственники и знакомые этой семьи знали историю о том, как один армянин, придя в мечеть, отдал дань уважения мусульманском святому. А Тигран, несколько смущаясь, всем объяснял, что для него святые остаются святыми и неважно, к какой религии они принадлежат.
Что интересно, в Иране, в том числе и Шуштаре, долгое время исповедовали зороастризм, но в 7 веке вместе с арабскими завоеваниями им был навязан ислам. Хотя до сих пор здесь можно встретить зороастристов, даже в одной семье — кто-то исповедует ислам, кто-то зороастризм. Как, например, Махмуд, который меня удивил еще в Нораванке, когда мы пробивали новый скальный маршрут — перед подъемом на скалу, он… перекрестился. В Шуштар ислам пришел через тайный ход в крепость. Также в этой местности жили и до сих пор живут христиане.
Окончание следует

На снимках: знаменитый Персеполис — одна из главных достопримечательностей Ирана; город Шуштар дышит восточной экзотикой; Елена Шуваева — Петросян в гостях у бедуинки.