Шуштар — Шираз — Бирджан. Дорога в новогоднюю ночь

Архив 201531/01/2015

Чтобы избежать новогодних походов по гостям и посиделок, корр.”НВ” Елена Шуваева — Петросян (фото справа) с друзьями проехала почти девять тысяч километров наземным транспортом, добравшись до самой границы Персии с Афганистаном. Идея провести Новый год в Иране возникла спонтанно — а почему бы и нет, ведь иранцы едут к нам отмечать свой Новруз. Опять же ее иранские друзья-альпинисты — Махмуд, Маммад и Лейла, с которыми ее свела гора Демавенд (высшая точка Ирана), — давно звали в гости…


(Окончание. Начало в номерах
“НВ” от 20.01.15 и 27.01.15)

“ЛУННЫМ СВЕТОМ
ШИРАЗ ОСИЯНЕН”

Въезжаем в ночной Шираз. Опять вспомнился Есенин: “Лунным светом Шираз осиянен”… На остановке нас ждет улыбчивый Мехди, в квартире которого мы будем жить всей нашей дружной компанией. Время около 5 часов утра, город пробуждается. Ложимся спать на пару часов, разместившись на полу, а Мехди спешит на продуктовый базар — надо же гостей чем-то угощать… А утром, быстро перекусив, собираемся в Великий Град, столицу огромной империи Ахеменидов, — Персеполис, что находится в 60 километрах от Шираза. В 331 году до Р.X. Персеполис был разрушен Александром Великим. Но до самого входа в город мы не знали, куда едем, потому что наши иранские друзья называли город Тахте Джемшид (Takht-e Jamshid). Строительство города началось еще при Дарии Великом на горе Митра. Возводился он по египетской технологии — без цемента, огромный камень на камень! И что интересно — при строительстве города не использовался труд рабов. Потом на протяжении 120 лет стройку продолжали императоры Херхес, Артахерхес и Дарий Второй. Персеполис — столица праздника Новруз, который отмечается в день солнцестояния 21 марта. Можно сказать, что это столица весны до наших дней. У входа в город нас встречают гиды… Херхес, Дариус и Сириус. Да-да, это не шутка. Три персидских императора. Но и мы не лыком шиты: ставим с ними в ряд нашего Тиграна и рассказываем об армянском царе Тигране Великом и Великой Армении. В город ведут 111 ступеней из черного камня, с одной стороны, и 111 — с другой — не поверила и сама пересчитала ступени. Существует версия, что с одной стороны поднимались в город, с другой — спускались, а также говорят, что один вход был предназначен для персепольцев, другой — для иностранцев. Сам город выложен “из лимонного камня”: его кладут в огонь и только после того, как приобретает желтоватый оттенок, используют в строительстве. Город этот считался священным, и ни одно животное не входило туда. Александр Македонский, чтобы выказать неуважение, по ступеням поднялся на лошади.
Входим в город через огромные ворота с изображением быков. Именно этот факт запоминают гости, и мало кто обращает внимание на то, что на выходе из города изображены быки с человеческими головами. Это как знак расположения: встречают настороженно, а провожают “по-человечески”. В городе мы еще увидим каменных коров — это уже символ плодородия. Это ворота наций — когда люди приходили к Дарию со своими прошениями, подношениями, они стояли именно здесь. Что за бум был в 19 веке — начале 20 века, но ворота “разукрасили” разными надписями: Граф Шуленбург, капитан Джон Малкольм, инициалы какого-то генерального консула и многие другие. Но мое внимание привлекают армянские буквы — здесь побывал какой-то Минас С. Действительно, ворота наций.
Зал с сотней колонн. Здесь собирались 10 тысяч воинов, чтобы обсудить стратегию. На одной стене они изображены мирно беседующими: улыбаются, несут цветы — словом, настроены вести переговоры, а не воевать. Солдаты были очень образованными, в обязательном порядке знали 3 языка и уходили на пенсию в 40 лет. На стене рядом — Лев выталкивает Быка. Зная священность Быка, удивляюсь, но персы рассказывают, что в данном случае Лев — символ весны, а Бык — зимы; вот Лев и старается, чтобы приблизить праздник Новруз. Во всем городе есть только одна женская фигура — на колесе колесницы. Это не просто изображение женской фигуры, а штифт — если его выдернуть, колесо развалится, повозка упадет. “Если женщина умирает, все рушится. Женщина — ключ к бытию”, — говорят персы. В городе есть стена наций, на которой 23 нации несут царю Дарию подношения: армяне с карасами, наполненными вином, — первые. Национальную принадлежность определяют по деталям и близости к Ирану. Так, армяне — первые, африканцы — последние.
…В тот же день, вернувшись в Шираз, посетили персидскую святыню — гробницу придворного поэта-панегериста Хаджу Кермани (1281, Керман — 1352 или 1361, Шираз), а вечером — сад Мусалла и гробницу персидского поэта и суфийского шейха Хафиза Ширази (ок. 1325-1389/1390), которого азербайджанцы пытаются “присвоить”. Почитание этих поэтов настолько велико, что люди босиком подходят к их могилам, молятся на коленях. В саду Мусалла — излюбленное место для прогулок — на надгробной плите Хафиза высечен бейт: “Когда придешь к этой могиле, прояви великодушие. Не осуждай тех гуляк-паломников, которые здесь соберутся”.
Нескольких дней общения с иранцами хватило, чтобы обозначить некоторые черты их поведения, менталитета… Они любят ходить из дома в дом и оставаться на ночевку. По сто раз на дню прощаются и снова встречаются, эту схему я обозначила так: “салам — чай — ходафиз”, то есть “здравствуйте — чай — до свидания”. Домашнее вино пьют без тостов, но чокаются по-особенному — чарка старшего выше других, все ударяют краешком своей чарки о донышко старшего; персы не чувствуют долгих дорог — для них ничего не стоит поехать в гости за 100 километров, или отвезти нас, например, и вернуться обратно. Они очень наблюдательны и стараются во всем угодить: если кто-то заметил, что гостю что-то не нравится, то потом будут передавать из уст в уста, чтобы гость чувствовал себя комфортно везде. Много улыбаются, поют, а накрытый стол для персов — не главное во встрече: они быстро раскрывают скатерть, едят, также быстро собирают и начинают с удовольствием общаться, петь, читать стихи, им не лень повсюду таскать за собой музыкальные инструменты. А еще у иранцев планы меняются ежеминутно: их решение сделать что-то — лишь желание, которое в основном зависит от настроения. Запомнила несколько ширазских выражений: если хочешь хорошо спать, положи голову в тень, а тело на солнце. О человеке, который много ест, говорят, что у него пустыня за спиной. “Чертаперт” — человек, который несет чушь. Это слово так часто пробегало в их речи, что я его невольно запомнила.
В последний день пребывания в Ширазе побывали на базаре, который похож на музей, в крепости Карима хана, а вечером поднялись на самую высокую точку Шираза — гору Гяхворе-дид, что в переводе означает “колыбельная гора”. На вершине — могилы погибших в Ираке воинов. Здесь хочется только молчать…

БИРДЖАН. ОТЕЦ ТАЩИТ ТЕЛЕГУ, НА КОТОРОЙ
СИДИТ СЫН С КНИГОЙ…

Направляемся в город Махмуда, о котором так много наслышаны — Бирджан, провинция Хорасан, так славящаяся коврами. Опять же приехали ночью, остановились в доме сестры Махмуда — Захро. Ее дочка Фатима быстро расстелила на полу матрасы в комнате на втором этаже. На стене — огромный портрет, украшенный цветами. Это муж Захро — генерал-полковник Хосейн, который погиб от рук талибов. Но аура в комнате позитивная — здесь книжная полка, компьютер… Утром комната наполнится детскими голосами — это младшие дети прибегут посмотреть на гостей, а потом усядутся за компьютер, чтобы, как все нормальные современные дети, поиграть в игры. Утром быстро завтракаем яичницей, пьем чай. На полу уютно лежит огромная Захро, облепленная со всех сторон детьми. Обхаживает гостей ее старшая дочка Фатима… Бирджан, находясь недалеко от границы с Афганистаном, многое пережил. 90 процентов населения Ирана — шииты, афганистанские сунниты много бед им причинили по время Талибана. Поэтому в Бирджане много военных. Сам Махмуд проходил службу на границе — под кожей на голове навсегда остались осколки снарядов: он берет мой палец, кладет на бугорок на голове, и я чувствую, как осколок перекатывается… Но жизнь продолжается. В Бирдажне четыре крупных университета, в которых учатся студенты из Ирана, Пакистана, Турции, а также много интересных памятников — например, тяжелому труду и образованию: отец тащит телегу, на которой сидит сын с книгой.
Выезжаем в самую жаркую пустыню на земном шаре — Лут. Но сначала девушка проводила меня в хамам (баню), я, думая, что она сейчас уйдет, начала раздеваться, но не тут-то было — Фатима поручение Махмуда восприняла дословно: она быстро и жестко натерла меня мочалкой, даже за ушами и лицо, поскребла пятки, крепко держа меня за ноги, — даже мой хохот и сопротивление не остановили ее. Но и на этом она не остановилась — закутав меня в полотенце, повела в комнату, расчесала волосы, нанесла макияж, нацепила на меня все украшения, которые были в сумочке, — благо, их было не так много, — а потом пристально посмотрела на меня, будто оценивая проделанную работу. В завершении завязала на моей голове свой платок и расческой вытянула несколько прядей по бокам — видимо, модницы в Бирджане ходят именно так. Осталось дело за рюкзаком, который мы быстро собрали с Фатимой. Я чувствовала себя куклой, с которой с удовольствием играется бирджанская девчонка. Тогда я предположить не могла, что Фатиме всего лишь 14 лет — слишком взросло и деловито она выглядела, даже я перед ее деловитостью пасовала… За нами заехали друзья Махмуда на машине, на которой удобно передвигаться по пустыне.

На снимках: дети белуджей с ягнятами, рядом их дедушка с бабушкой; город Шираз, где растут знаменитые розы.