Россия в Нагорном Карабахе: старый конфликт и новые цели

Карабах и Россия: атипичный конфликт

После распада СССР Россия играла и продолжает играть значительную роль в процессах на Южном Кавказе и прежде всего в урегулировании этнополитических конфликтов. Москва воспринимает регион как особо важную территорию для своих стратегических интересов, в первую очередь потому, что сама Россия – это кавказское государство. На российском Северном Кавказе находятся девять российских регионов – семь республик и два края. Большая часть конфликтов на территории этой части страны, как открытых, так и латентных, тесно связана с противостояниями в бывших республиках советского Закавказья, и наоборот.

В настоящее время в освещении российской политики на Южном Кавказе сложились определенные политологические перекосы. В фокусе внимания оказываются, как правило, три сюжета:

— конфронтация между Западом и Россией на постсоветском пространстве и Кавказ как один из полигонов этого противостояния,

— российский «ревизионизм» и роль Москвы в поддержке Южной Осетии и Абхазии,

— рассмотрение кавказской ситуации в контексте истории перехода Крыма под российскую юрисдикцию, в результате чего конфликты на Южном Кавказе изучаются либо как предпосылки для российских действий в 2014 году, либо как возможные кейсы для повторения «крымского сценария».

Между тем данный подход помимо того, что отсылает к дискурсам «холодной войны», значительно упрощает ситуацию и не дает полноты картины в освещении столь значимого сюжета, как роль РФ в разрешении кавказских этнополитических конфликтов. Вторая карабахская война, разразившаяся в сентябре-ноябре 2020 года, отчетливо продемонстрировала всю искусственность схем, обозначенных выше. Прежде всего стоит отметить, что на карабахском направлении Россия не противостояла Западу, и, напротив, ее миротворческие усилия получили поддержку двух сопредседателей Минской группы США и Франции. Два ключевых трехсторонних заявления, подписанные Владимиром Путиным, Ильхамом Алиевым и Николом Пашиняном 10 ноября 2020 года и 11 января 2021 года, не воспринимались как вызов Москвы, брошенный ею Вашингтону и Парижу.

Вообще международный формат вокруг одного из застарелых этнополитических конфликтов значительно отличался от ситуации в Абхазии и в Южной Осетии. В Карабахе осенью 2020 года главным возмутителем спокойствия и в значительной степени разрушителем статус-кво выступили не Россия и не Запад, а Турция. Будучи формально членом НАТО, Анкара проявила подходы, ориентированные на одностороннюю поддержку интересов Баку, которые противоречили официальным позициям Вашингтона и Парижа. Парадоксальным образом их интерес к мирному урегулированию путем приостановки военных действий и возвращения за стол переговоров был ближе российским и иранским взглядам, чем турецким.

Хотя Турция и является формальным военно-политическим союзником США и Франции, однако позиция Анкары, резко критическая по отношению к Минской группе и предельно сфокусированная вокруг поддержки азербайджанских действий, не была воспринята Москвой как геополитический вызов. Попытки удержать баланс в двусторонних отношениях отличали все дипломатическое общение российских и турецких представителей, как в ходе военного противостояния, так и после него. Российская миротворческая миссия на карабахской земле стала по факту односторонней, а не коллективной операцией. Но РФ и Турция при этом договорились о создании совместного мониторингового центра по соблюдению условий перемирия. Как недвусмысленно сказал глава российского МИД Сергей Лавров, Москва и Анкара – не союзники, но во многих точках Евразии они вынуждены взаимодействовать друг с другом. Теперь наряду с Ближним Востоком и Северном Африкой к этому добавился еще и Кавказский регион.

Второй, не менее (а может быть, и более) важный момент. В армяно-азербайджанском конфликте Москва не встала на сторону одного из участников конфликта. Заметим сразу, долгое время российское балансирование было отличительной чертой и в процессе урегулирования конфликтов в Абхазии и в Южной Осетии. Но после прихода к власти Михаила Саакашвили в 2004 году и «разморозки» двух этнополитических противостояний ситуация стала меняться, пока не трансформировалась коренным образом в августе 2008 года. В ходе второй карабахской войны никакой кальки абхазско-осетинских подходов не было. Насколько это было неожиданным? Или могло прочитываться заранее?

Российский баланс

С самого первого дня возобновления боевых действий в Нагорном Карабахе в конце сентября 2020 года одной из главных тем для споров остается то, как на происходящее отреагирует Россия. Чем дальше, тем больше удивления вызывало, как сдержанно Москва относится к полыхающему конфликту – особенно на контрасте с ее поведением во время украинского кризиса или войны с Грузией. Так, в своей статье директор программы «Большая Европа» Европейского совета по международным отношениям Нику Попеску недоумевал, почему Москва, потратившая столько сил на выстраивание образа великой державы и надежного союзника, не спешила поддержать Армению.

Между тем поводов для удивления было бы меньше, если бы эксперты приняли во внимание факт принципиальной важности. У российского руководства не было  универсального подхода ни к этнополитическим противостояниям, ни к существующим де-факто государствам на Южном Кавказе. Можно выделить две базовые позиции России.

Первую следует определить как ревизионистскую. Москва признает независимость Абхазии и Южной Осетии, официально отказываясь от поддержки территориальной целостности Грузии.  Вторая – попытки выстраивания баланса в отношениях между Арменией и Азербайджаном, что до 2020 года и выражалось в отказе от признания Нагорно-Карабахской республики (НКР) и даже любых контактов с ней, кроме предусмотренных мандатом Минской группы ОБСЕ, где Россия – один из трех сопредседателей. РФ, имея стратегический альянс с Арменией, в урегулировании конфликта между ней и Азербайджаном признавала азербайджанскую территориальную целостность.

В Концепции российской внешней политики 2016 года (в этом плане она повторяет положения Концепции 2013 года) в число российских приоритетов входит «содействие становлению Республики Абхазия и Республики Южная Осетия как современных демократических государств, укреплению их международных позиций, обеспечению надежной безопасности и социально-экономическому восстановлению». Но на нагорно-карабахском направлении Москва демонстрирует иной подход. НКР как непризнанное образование или участник противостояния вообще не упоминается в Концепции внешней политики 2016 года (хотя, например, Приднестровье рассматривается как сторона конфликта).

Здесь важно особенно подчеркнуть ту асимметрию, которая сложилась между Ереваном и Москвой. Если в Армении собственно республиканские интересы, а также непризнанная НКР и семь районов вокруг бывшей НКАО воспринимались как единый комплекс безопасности, то в России была четкая дифференциация. И поддержку собственно Армении Москва не ставила в прямую зависимость от урегулирования армяно-азербайджанского конфликта. К слову сказать, поддержка Еревана в значительной степени предотвратила перенос военных действий на территорию Армении, что было вполне реально, учитывая эскалацию в июле 2020 года на тавушском направлении.

Таким образом, Москва и до второй карабахской войны, и во время нее, и после была и остается максимально заинтересованной в сохранении баланса между Ереваном и Баку (что становилось особенно важным после утраты рычагов влияния на Грузию в 2008 году). В отличие от грузино-абхазского и грузино-осетинского конфликтов, обе стороны, вовлеченные в нагорно-карабахское противостояние, были заинтересованы в российском посредничестве. И это положение война 2020 года не изменила.

Москва в Карабахе: «еще не все дорешено»

После того, как России удалось остановить военный конфликт и взять лидерство в переговорном процессе уже в условиях измененного статус-кво, перед ней возникли новые задачи. Попробуем их пунктирно обозначить. Сегодня Москва предпринимает значительные усилия по экономической реабилитации региона, видя в этом важную предпосылку для урегулирования конфликта. Мотив простой: хозяйственная кооперация будет толкать вчерашних противников к поиску прагматических решений. Однако в урегулировании этнополитических противостояний одной экономикой, как правило, не обойтись.

По-прежнему в повестке дня остается проблема статуса. И если в Азербайджане предпочитают говорить о ней, скорее, в прошедшем времени, отождествляя данный вопрос с восстановлением территориальной целостности, то в Армении видят актуальную политико-правовую задачу. Инфраструктура непризнанной НКР, несмотря на значительные территориальные потери даже за рамками семи смежных районов, но и собственно внутри бывшей НКАО, сохраняется. Она осуществляет взаимодействие с Ереваном и российскими миротворцами, пытается решать вопросы по возвращению беженцев, экономическому восстановлению, выстраиванию собственной кадровой политики. И здесь Москве крайне важно найти определенные ключи. Российская миссия ограничена пятью годами, чего не было в Абхазии, Южной Осетии или Приднестровье. Значит, как минимум, определенные коллизии вокруг ее присутствия возможны, даже если сейчас оно принимается «по умолчанию». То же самое касается непростых отношений в треугольнике Россия-Турция-Иран, а также в диалоге Москвы и Запада. Коллективный Запад в качестве игрока в карабахских делах многие поспешили сбросить со счетов. Но более активное вовлечение США и его союзников не выглядит как полностью закрытая тема.

Сегодня Вашингтон и Париж (два сопредседателя Минской группы ОБСЕ) наблюдают за активностью Москвы и её лидерскими позициями. Однако это далеко не пассивное созерцание. Достаточно вспомнить недавнюю инициативу Конгресса по Карабаху, обращённую к директору американской национальной разведки. Любой провал России на Кавказе, вызванный как ухудшением отношений Москвы с Баку или Ереваном, так и конфронтацией с Турцией, будет использован для наращивания вмешательства в кавказскую региональную повестку. И поэтому России будет непросто. Сами конфликтующие стороны будут пытаться, как и раньше, заручиться ее поддержкой и подтолкнуть к «финальному выбору». Учитывая непростые ситуации на Ближнем Востоке и на Украине, Москва предпочтет уклониться от этого. Но карабахская повестка дня в силу своей большей многоцветности во многом выглядит более сложной, чем ситуация в других кавказских остуженных горячих точках.

Сергей МАРКЕДОНОВ, кандидат исторических наук, эксперт Российского совета по международным делам

Аналитикон