Послесловие

“Знаешь, твоя бабушка была сестрой Нжде, а его мы считаем врагом советской власти”

Одно из последних интервью, которое Левон Айрапетян дал Артему Ерканяну для программы телеканала “Шант” “Армяне мира”

— Левон Гургенович, обычно в начале своей программы я интересуюсь корнями своего собеседника.
— Со стороны отца я карабахец. Мои предки – Гасан-Джалаляны — были карабахскими князьями. Они жили в Ванке – карабахской столице. А со стороны матери я зангезурец. Моя бабушка была старшей сестрой Гарегина Нжде.

— Полагаю, в советские годы родители от вас скрывали этот факт.
— Да, именно скрывали. Я сталкивался с проблемами и не понимал, с чем они связаны. Как-то раз cобирался поехать в Чехословакию. Социалистическая страна. Но меня все равно не выпустили. Мне так и сказали: “Знаешь, твоя бабушка была сестрой Нжде, а его мы считаем врагом советской власти. Так что тебя за границу не выпустим”. До этого случая я не знал о своем родстве с Нжде. Потом уже стал интересоваться личностью великого патриота.

— Такое вот родство вас обязывает?
— Не знаю. Может, с этим связано то, что я занимаюсь благотворительностью. Я чувствую ответственность перед родиной, хотя почти не живу на родине. Чаще живу во Франции, Соединенных Штатах и России.

— А гражданином какой страны вы являетесь?
— Я являюсь гражданином одновременно трех стран. Соединенных Штатов, России и Армении.

— Но при этом считаете себя прежде всего гражданином Арцаха.
— Да. Я родился в селе Ванк. Это моя родина. Мне было два месяца, когда мы переехали из Карабаха. Отец мой был директором ванкской школы. У него возникли проблемы. Отец принципиально не хотел вступать в Коммунистическую партию. А в советские годы было так принято – директор школы непременно должен был быть партийным. Вот и пришлось делать выбор.

— А как же его, беспартийного, назначили в свое время директором?
— После войны грамотных мужчин в селе почти не осталось. Всех перебили на фронте. А отец лишился ноги. Его демобилизовали и вернули домой. Ну, вот его в 1944-м и назначили директором. А потом уже стали разбираться.

— Ваш отец был ученым-химиком.
— Да, отец был одаренным ученым. Его пригласил к себе академик Виктор Амбарцумян. До того мы жили в России. Семья Нжде жила во Владикавказе. Отец с матерью переселились туда. Папа работал на заводе. Он там разработал уникальный сверхпрочный металл – победит. За это он был удостоен государственной премии.

— Этот тот самый прочнейший металл победит, который используется при изготовлении сверл для дрелей?
— Да. А потом, в 1957-м году, когда я кончил первый класс, Виктор Амбарцумян пригласил отца приехать в Армению и дал ему достойную работу. Отец в академии координировал направление цветных металлов. Каджаранский, Мегринский комбинаты работали по разработанным им технологиям. Многие российские комбинаты тоже.

— А вы не хотели стать ученым, как папа?
— Нет.

— Вы по образованию юрист, насколько я знаю.
— Я философ.

-Но вы ведь учились на юрфаке Ереванского университета.
— Я действительно поступил на юрфак ЕГУ. Отучился на юридическом два года. А потом плюнул на все, полетел в Москву и поступил на философский факультет.

— Чем занимались по окончании?
— Пошел в аспирантуру. Защитил кандидатскую диссертацию, начал работать.

— А как вы оказались в журналистике?
— Я поехал работать на север – в Сибирь. Там легче было проявить себя. Проработал в Тюмени 11 лет на разных должностях. Одновременно я был внештатным корреспондентом “Комсомольской правды”. Писал для газеты, когда появлялись интересные темы. Когда у нас с женой уже было двое детей, она мне однажды сказала – “Хватит мерзнуть в Сибири. Давай переберемся в Москву”. И я тогда позвонил главному редактору “Комсомольской правды” и попросил принять меня на постоянную работу.

— Главредом “Комсомолки” тогда был будущий председатель Госдумы России Селезнев?
— Да. Он предложил мне работу спецкора. “Комсомолка” тогда была официальным органом ЦК комсомола. А сотрудники официоза имели право на получение внеочередного жилья в Москве. Так я получил квартиру, прописку, работу и стал москвичом. Спустя годы я перешел из “Комсомолки” в журнал “Огонек”.

— В годы перестройки “Огонек” источал искры, которые вызывали пожары…
— Да. В годы перестройки мы были “изданием номер один”. У нас были бешеные тиражи. Просто не успевали повышать тираж. Журнал стоил 20 копеек, но в киосках его из-под полы продавали за рубль. Наш “Огонек” действительно иногда приводил к пожарам. Так случилось, когда я, не согласовав с ЦК, опубликовал интервью со следователем по особо важным делам Тельманом Гдляном, который уличил высокопоставленных партийных деятелей в коррупции. И тогда у нас начался серьезный конфликт с ЦК. Горбачев позвонил главному редактору и сказал: “Немедленно снимите с работы всех тех, кто допустил эту публикацию”. Но нас никто не смог уволить, так как в стране уже была демократия. Редакция провела собрание, и коллектив большинством голосов решил воспротивиться приказу Горбачева. Коллеги нас не дали в обиду. Тем не менее я и еще шесть членов редколлегии по собственному желанию решили уйти из “Огонька”, чтобы не создавать журналу проблемы. Я перешел на работу в газету “Собеседник”. Это был единственный в СССР иллюстрированный цветной еженедельник. Спустя несколько лет, я приватизировал “Собеседник”. Став его владельцем я превратил его редакцию в издательский холдинг. В лучшие времена в состав холдинга входило 17 различных изданий. Большинство из них были сверхприбыльны. Общий тираж наших изданий превосходил 6 миллионов экземпляров.

— Говорят, не бывает бывших женщин, бывших КГБ-шников и бывших журналистов. Признайтесь — в душе вы ведь и сейчас газетчик.
— Конечно. Я и сейчас иногда пишу. Пишу, если мне что-то не нравится и я не могу молчать. Например, писал, когда готовились заключить армяно-турецкие протоколы. Я не верил, что из этого выйдет что-то путное.

— Издательский бизнес действительно настолько прибылен, что благодаря ему можно заработать сотни миллионов долларов? Неужели вы все свои миллионы действительно заработали благодаря изданию газет.
— Нет, конечно. Но газета может быть идеальным инструментом, способствующим продвижению бизнеса. И не только бизнеса. К примеру, мои газеты всегда были эффективным инструментом для лоббирования тем, важных для армян. Я препятствовал поползновениям азербайджанской пропаганды. У меня было правило – в моих газетах нельзя писать ничего дурного про Армению. Во всем остальном у журналистов была свобода.

— Левон Гургенович, вы не любите говорить о том, каким именно бизнесом занимались параллельно с изданием газет. Это секрет?
— Я действительно не люблю об этом говорить. Скажу лишь, что это сверхприбыльный бизнес и связан он с энергетикой. В этой области я оказался в начале 90-х, когда в Карабахе была война и нам были нужны деньги для приобретения оружия. Я тогда был главным редактором и получал очень неплохую зарплату. Я скопил определенную сумму денег. Нужно было оперативно определяться – во что эти деньги инвестировать. И я прикинул, что больше всего прибыли принесут нефть и газ. Чутье меня не подвело. И с тех пор я имею возможность помогать Карабаху.

— Я не хочу спрашивать о том, в чем именно выражалась ваша помощь Карабаху в годы войны. И без моих вопросов многие об этом хорошо знают. Расскажите лучше о ваших планах по развитию Арцаха.
— Я понял, что если у людей не будет работы, эмиграции не избежать. Потому вначале я сосредоточил свое внимание на создании в Карабахе новых рабочих мест и привлечении туристов. Затем я стал финансировать программу, поощряющую рождаемость. Стал помогать молодым семьям, дарил деньги, когда рождались дети. Женился – получи две с половиной тысячи долларов, родился первенец – получи еще две тысячи долларов, второй ребенок родился – три тысячи, третий – пять тысяч, четвертый – десять тысяч. И так далее. В первый же год после старта этой программы я стал посаженым отцом 700 новосозданных семейных пар. Эти 700 пар уже родили 680 детей. И это делает меня счастливым. Конечно, все это я делал не один. Мне помогали мои хорошие друзья — Рубен Варданян, Данил Хачатуров, Сергей Саркисов, Гагик Закарян. Они воодушевились и тоже подключились к моему проекту.

— Заражаете друзей-бизнесменов доброй бактерией…
— Именно. Я хотел стать распространителем этой благотворной бактерии. И мне удалось. Армяне ведь люди честолюбивые. Пусть каждый подумает – «Почему Левон может, а я не могу?». И ты тоже можешь. Сделай. У нас в Карабахе уйма крупных планов. Не о всех планах стоит говорить публично. Я весь день только и занят, что разрабатываю новые программы для развития Карабаха. Это очень важно. Ведь именно в Карабахе сегодня решается судьба всего армянского народа.

— А бизнес у вас в Карабахе или в Армении есть?
— Нет. У меня принцип – на родине я деньги не зарабатываю. Мне не нужна такая прибыль.

— А как же с созданием новых рабочих мест?
— Я создаю предприятия, но не рассчитываю на прибыль. Если предприятие дает доход, я эти деньги раздаю или вкладываю в развитие.

— А как относятся к вам в России, в США, во Франции, зная, что деньги, которые вы у них зарабатываете, тратите в Арцахе?
— Очень хорошо относятся. Они меня за это и уважают. Все уважают людей, которые любят свою родину и способны нести за нее ответственность. Мне не нужно богатство. Мне не нужно, чтоб когда я умру, человек, проходящий мимо моей могилы, указал бы пальцем на мое надгробие и сказал: «Смотри, тут богатый человек захоронен». Лучше я при жизни использую свое богатство, чтобы сделать соотечественников счастливее. Пока я жив, мое сердце будет болеть за каждого несчастного армянина. И я буду гордиться каждым успехом любого армянина. Помните, как в советские годы мы ходили в ереванский кинотеатр “Москва” смотреть премьеру нового фильма? Когда в финальных титрах фильма замечали армянскую фамилию, мы аплодировали. Так вот, я хочу, чтобы мы чаще могли бы друг другу аплодировать. Но для того, чтобы было, чему аплодировать, нужно трудиться. И нужно делиться тем, что имеешь. У меня есть такая теория — каждый армянин обязан платить генетический налог за право быть армянином. Ведь армяне талантливы и амбициозны. Как только армянин в России появляется на новом месте, он через считанные годы уже становится успешным. Вы думаете, это только результат его личных усилий? Вовсе нет. Прежде всего это следствие того, что он, будучи армянином, генетически приспособлен к выживанию в непростых условиях. Эту способность он унаследовал от предков. А раз этническое происхождение для армянина – преимущество, значит каждый армянин должен платить за это преимущество дань. Этим он вернет то, что дали ему предки. Сегодня армянский народ нуждается в средствах, и именно эта дань позволит нам решить имеющиеся проблемы. Если эту мою идею удастся реализовать, нам не нужны будут ни газ, ни нефть. Потому что наши газ и нефть – это наше генетическое наследие. Вот чем мы богаты.