“Пока был жив Сталин, о нем ни в семье дяди, ни в семье Микояна не говорили”

Предлагаем вниманию читателей несколько отрывков из книги воспоминаний Нами МИКОЯН “Своими глазами с любовью и печалью…”, изданной в Москве. Напомним, Нами — невестка Анастаса Микояна, а в Ереване проходит выставка фотографий этого выдающегося государственного деятеля. Привез эту выставку внук Анастаса Ивановича — Стас Намин, замечательный музыкант, художник, режиссер. Корр. “НВ” позвонил Нами Микоян в Москву, не сомневаясь, что она даст добро на публикацию. И не ошиблись. Как выяснилось, это уже третье издание книги, значительно дополненное.

По словам Нами Артемовны, она заново переписала воспоминания об Анастасе Ивановиче, добавила немало любопытных фрагментов. Стоит отметить, что 3-тысячный тираж книги разошелся очень быстро, потому издательский дом “Городец” в марте выпустит дополнительный тираж.

…Атмосфера семьи, общая напряженность постепенно повлияли на мой характер. С тех пор как я начала жить в Кремле, я перестала играть на рояле. Зажатость чувств, постоянное напряжение, стеснение незаметно оформились в робость, которая меня сопровождала все дальнейшие годы и стала перерастать в депрессию, из которой позже я с трудом выбралась. Помню, в первые месяцы жизни в большой семье А.И.Микояна как-то в воскресенье, на даче, за обеденным столом, когда все обязательно должны были присутствовать, хозяин восторженно заговорил о певце Рашиде Бейбутове. Я, привыкшая дома в Ереване спокойно участвовать за столом в разговорах, заметила, что Бейбутов певец средний и не заслуживает такой высокой оценки. Наступила полная тишина, все смолкли. Анастас Иванович мне ничего не сказал. Когда мы вышли из-за стола, муж мне объяснил, что не соглашаться с отцом у них не принято, это большая дерзость. На другой день со мной строго говорила свекровь, напомнив, что Анастас Иванович не просто глава семьи, но и член Политбюро и при нем надо уметь молчать.

Семья Микояна жила скромно. Питание частично оплачивалось государством, остальное добавлялось из зарплаты всех сыновей, живущих с отцом. Никаких деликатесов за столом, хотя, конечно, имелись широкие возможности. Существовала специальная продуктовая база, обслуживающая членов правительства, где можно было заказать любой продукт, производящийся в СССР. Однако при Сталине, который сам отличался чрезвычайным аскетизмом в быту, его соратники старались не нарушать заведенных правил. Конечно, не было у женской половины семей ни дорогих украшений, ни иных предметов роскоши. В одежде то же самое. Готовые платья хорошего качества тогда в СССР не продавались. Шили частные портные. Были ведомственные и обычные ателье мод. Самое “закрытое” и качественное — ателье КГБ на Кутузовском проспекте, так называемое Ателье Легнера. Легнер — личный портной Сталина, шил его знаменитые военизированные френчи. В этом ателье одевались некоторые женщины из семей членов правительства. Шила им одна из лучших портних Москвы Нина Матвеевна Гупало, мать журналиста Аджубея, будущего зятя Хрущева.
Жена Микояна — тбилисская армянка — ничем не выделялась в быту. Никаких драгоценностей, колец, серег и прочего у нее, конечно, не было. Педагог по профессии и дальняя родственница своего мужа, она была в 50-е годы уже много пережившей и больной женщиной. Гибель сына Владимира на фронте, постоянный страх во время войны за двух других сыновей, тоже летчиков, напряжение суровой жизни сталинской эпохи отразились на ней. Ашхен почти потеряла слух, ее мучила гипертония, жила она замкнуто, в основном на даче, ее постоянной болезненной заботой были чистота и порядок в доме. Новые вещи Ашхен Лазаревна шила редко, но вкус у нее был хороший. Когда при Хрущеве приехал в Москву Ричард Никсон (в то время вице-президент) с женой и организовали прием в честь его супруги, на котором присутствовали жены членов нового советского правительства, то среди этих пышнотелых дам из простонародья шестидесятилетняя Ашхен Микоян в элегантном черном костюме и маленькой черной шляпке — наряд от Нины Матвеевны еще с послевоенного времени — резко выделялась, фотография этой встречи была напечатана в журнале “Лайф”.
В 30-е годы Ашхен Лазаревна ездила на теплоходе с мужем в США, куда его послал Сталин ознакомиться с торговлей и системой общественного питания. По возвращении Микоян организовал мясообрабатывающий завод в Москве, выпускавший готовые котлеты, их долго называли в народе “микояновскими”, наладил массовое производство мороженого и многое другое.
Жена его также кое-что усвоила и переняла для быта семьи. Каждый костюм висел в шкафу в чехле, было увеличено на даче количество туалетных комнат и ванных при каждой спальне и прочие мелочи.
Семьи членов Политбюро жили в основном на дачах — там просторней и свободней. Внуков у Микояна было десять, и они все детство, как и их отцы, провели на прекрасной даче, принадлежавшей до революции нефтепромышленнику Зубалову, армянину, бежавшему от резни из Баку.
До середины 30-х годов жизнь в Кремле, в среде правительства, была совсем другой — свекровь рассказывала о постоянном общении, совместных обедах в выходные дни. Было оживленно и дружелюбно. Сталин с женой и детьми тогда жил рядом со всеми в помещении Потешного дворца со стороны Коммунистической улицы.

О смерти Надежды Аллилуевой много написано, больше домыслов. Истоки трагедии — в сложных сплетениях ее характера, характера мужа и привходящих обстоятельствах. Надежда Аллилуева, жена Сталина, в 1932 году покончила с собой, оставив двух своих детей и пасынка. На Сталина ее смерть невероятно подействовала, как говорили, он стал мрачен и замкнут и еще более строг к окружению. Первые годы родственники жены были рядом, потом он совсем замкнулся. Никому ничего не прощал, а наказание было одно — тюрьма. Даже горячо любимого им брата первой жены, Алешу Сванидзе, который жил при нем, он приказал арестовать, когда Берия доложил, что Сванидзе завербован иностранной разведкой. Сталин сказал, чтоб его приговорили к расстрелу, но приговор в исполнение не приводили, а только пригрозили им. Однако Сванидзе ни в чем не признался. Его расстреляли. Сталин, узнав, заплакал, он был убежден в его виновности. Об этом рассказывал Микоян.
Жена Сванидзе тоже погибла, а несовершеннолетнего сына Джоника сослали, он вернулся при Хрущеве. Недолго был женат на дочери Сталина Светлане, но они не сошлись характерами, и Джоник ушел. Он был со странностями — последствия пережитого, но очень талантлив, известный ученый, доктор наук. У него была семья. Часто приезжал на дачу в гости к Микояну. Несколько лет назад умер.
В тюрьме сидели и члены семьи Аллилуевых: сестра покойной Надежды Анна и ее муж, дочь брата Павла Кира, ее мать Евгения.
Вокруг Сталина таких трагических судеб было немало. Во время войны младших сыновей Микояна арестовали втайне от отца сотрудники Берии. Дети пошли к реке и домой не вернулись. Охрана знала об этом, но не имела права говорить. Мать сходила с ума от ужаса, не понимая, куда делись дети. Сам Микоян узнал об этом поздно вечером, когда вернулся домой. Вмешаться он не мог. Детей держали на Лубянке, допрашивали, а потом отправили в ссылку в Ташкент.
Формальной причиной для ареста детей (младшему было двенадцать лет) послужила жалоба жены наркома Шахурина. Ее сын застрелил любимую девушку, дочь Уманского, назначенного послом в Мексику. Володя Шахурин настаивал на том, чтобы она не уезжала с родителями, а после убийства покончил с собой. (Уманские погибли в авиационной катастрофе в Латинской Америке.) После трагедии мать Володи, жена наркома Шахурина, нашла в вещах сына бумаги с планом государственного переворота”. Там были и имена детей Микояна, и племянника жены Сталина, Лени Барабанова (сын помощника Микояна) и других. Пистолет, из которого стрелял Володя, принадлежал кому-то из друзей Шахурина. Все это и стало причиной столь строгого наказания.
Сталин был беспощаден одинаково ко всем. Жену его старшего сына от первого брака Якова Джугашвили, который попал в плен к фашистам и был там расстрелян, сослали в соответствии с законом о недоверии к пленным и членам их семей.
Были арестованы и Морозовы — родители первого мужа Светланы Григория Морозова, отца ее сына. По-видимому, вокруг Сталина постоянно плелись нити интриг. Стоял ли во главе только Берия, все более отдаляя Сталина от всех кто мог оказывать на него влияние, или причины в самой Системе — мне судить трудно.
Сталин был строг и, если узнавал о “прегрешениях”, — наказывал. Министр сельского хозяйства Бенедиктов, позже посол в Югославии, в Индии увлекся молодой женщиной, она родила ему дочь, и он тщательно скрывал это. Сталин узнал, предложил в двадцать четыре часа или расстаться с возлюбленной, или жениться на ней, разойдясь с женой. Наказал он и министра путей сообщения Ковалева, узнав о лебедях в пруду на даче и о большой квартире, соединенной из двух, что было тогда нарушением норм жизни членов правительства. И Бенедиктов, и Ковалев — работники, высоко ценимые Сталиным.
Сравнительно скромным бытом отличалась и дочь Сталина Светлана. Она жила с двумя детьми в доме на улице Серафимовича, так называемом доме правительства, в небольших четырех комнатах, где было много книг и никакой роскоши. Для обычного советского человека четыре комнаты уже роскошь, но льгота для членов правительства существовала: на человека по комнате плюс одна общая.
В дни похорон Сталина в Москву вызвали руководителей всех республик. В их числе был мой дядя. Микоян, вернувшись с работы домой, послал за ним машину в гостиницу. Они сидели за большим столом в столовой. Была ночь. Вся семья спала, я осталась читать в соседней комнате, чтобы потом проводить дядю к машине. Сидели они три часа. Слышался только возбужденный голос Микояна, он рассказывал о том, о чем, по-видимому, никогда не говорил вслух: о своем истинном отношении к Сталину. Слов я не могла разобрать, но по интонации догадывалась. Дядя молчал.
Позже, когда Микоян постарел, он часто возвращался к теме Сталина, к своей работе рядом с ним, мысленно продолжая спорить, оправдываться, вспоминал первые годы, полные веры. Сталин навсегда связал своих соратников с собой.
Пока был жив Сталин — я имею в виду 50-е годы, — о нем ни в семье дяди, ни в семье Микояна не говорили — ни о его жизни, ни о поступках. Сталин никому не доверял до конца, кроме, может быть, Берии. Да и то в последний год жизни Сталин, кажется, начал подозревать и его. Не ясна до конца причина смерти Сталина. Однако когда его хоронили, Берия, спускаясь с мавзолея, со слов Микояна, сказал: “Еще немного, и он дошел бы до меня”. Возможно, что именно к нему и относился бессильный гнев умирающего Сталина, о котором рассказывала Светлана, когда после его смерти посетила семью Микояна.

Дворцовые интриги описаны в разных воспоминаниях о том времени, во многих — сплетни, но всюду отрывки впечатлений. К сожалению, я могу поделиться только отдельными фактами, которые мне известны.
Сталин в 50-е годы жил очень замкнуто; его дочь Светлана, сын Василий — командующий Военно-воздушными силами Московского округа, внуки не могли к нему приехать без предварительного согласования с начальником охраны генералом Власиком. Сам Сталин редко проявлял желание общаться с детьми.
Василия я знала хорошо, так как мой муж, военный летчик, был с ним дружен. Когда мы познакомились, он был генералом авиации. Рос Василий без матери, охрана, окружение испортили его характер постоянным подхалимажем, лестью. Летчик он был храбрый, я знала об этом от генерала авиации В.П.Бобкова, в войну они служили в одном полку, об этом говорил и Алеша. Друзьям, которых он имел в большом количестве, Василий был верен. Кстати, когда погиб брат Алеши, Вася на своем самолете сделал надпись “За Володю”.
Но так как все сходило безнаказанно, он много пил, был неразборчив в связях с женщинами. Вокруг него собирались самые разные люди. Отец о его образе жизни не знал. Однажды в начале 50-х годов после авиационного праздника Сталин, увидев сына навеселе, снял его с должности и отправил учиться в академию.
Кстати, вспоминаю такой случай. Перед моим замужеством у Алеши была какая-то любовная связь, которая очень возмущала его отца. Анастас Иванович требовал ее прекратить. Алеша не слушался, и однажды охрана отобрала у него пропуск, и вход в Кремль для него был закрыт. Только через несколько месяцев Вася Сталин взял на себя примирение Алеши с отцом, привез Алешу на дачу к отцу в своей машине.
Мы бывали у Василия на даче, которую он занимал как командующий Военно-воздушными силами Московского округа. Она находилась недалеко от Зубаловки, дачи его детства, вправо от Успенского шоссе, на берегу Москвы-реки. Жил он с двумя детьми от первого брака с Галей Бурдонской. Его вторая жена Катя Тимошенко, дочь маршала, жила с двумя больными детьми у родителей. Потом появилась знаменитая пловчиха Капитолина Васильева. С женами он вел себя грубо, то прогонял, то возвращал обратно.
У Васи на даче всегда было полно гостей, за столом много водки. Сам он почти ничего не ел, только пил. Большинство постоянных гостей старались угодить ему. Василий это понимал, но не осуждал, а откликался грубостью, издевкой в словах и в поступках. Не все хочется рассказывать.
После смерти Сталина, которую Василий тяжело переживал, он заезжал к нам с черной траурной повязкой на рукаве, оставшейся с похорон отца, он ее не снимал очень долго. Рассказывал, как его приглашали на прием Хрущев и Булганин, тогда министр обороны, предлагали работу на выбор, а он, издеваясь, ответил, что готов заменить на должности Булганина. С ними Василий разговаривать не хотел, многое о них знал, понимал их истинную цену, считал виновными в смерти отца, обвинял в лицемерии и предательстве. Несколько раз он хотел встретиться с иностранными журналистами. Закончилось все его арестом, а позже тяжелой болезнью и смертью в Казани, где его держали власти подальше от Москвы.
И о Василии, и о Светлане уже много написано и правды, и вымысла, когда-нибудь кто-то напишет об их судьбах, трагически сложившихся у каждого по-своему. Светлана меня очень притягивала, и я тоже писала о ней в газете “Совершенно секретно” после наших разговоров в Лондоне в 1993 году.
Светлана жила также отдельно от отца, к этому времени была дважды замужем и имела двоих детей — сына и дочь. Ее день рождения 29 февраля, и в 1953 году, перед смертью Сталина (официально день его смерти 5 марта), она неоднократно пыталась с ним увидеться, но ей отказали, кажется, с ведома Берии.
Когда Сталин умирал, члены правительства собрались около него, Светлану привезли не сразу. Сталин не мог говорить, но взгляд его был ясный. В день похорон Светлана, заходившая в Кремль к Микоянам после Колонного зала, где лежал отец и куда стекались толпы народа, рассказывала, что перед смертью держала его руку и чувствовала его пожатие. Когда он увидел входящих членов Политбюро, его внезапно охватил гнев, он покраснел и на кого-то из них смотрел с ненавистью. В официально объявленный день смерти Сталина к нашему подъезду на Коммунистической в Кремле вечером один за другой подъехали машины — черные правительственные “ЗИСы” Берии, Маленкова и других. Я посмотрела в окно, так как шум машин на этой улице слышался редко. Микоян был дома. Гости шли к Молотову поздравить с возвращением жены, которую привезли домой днем из ссылки. Мне об этом сказала горничная. Я передала Анастасу Ивановичу. Он явно насторожился, что коллеги его обошли, поскольку о возвращении Жемчужиной не знал.
Сталин читал почти все, что издавалось в стране, сам проверял решения о Сталинских премиях, присуждавшихся за лучшие произведения науки, литературы и искусства, о литературе иногда обменивался впечатлениями с дочерью, получившей прекрасное образование.
Большое значение он придавал авиации. При нем состоялись рекордные беспосадочные перелеты в США, полеты на Северный полюс и т.д. Он опекал летчиков — Чкалова, Серова. Кроме ежегодных праздников, парадов авиации на аэродроме в Тушино под Москвой, где Сталин обязательно бывал вместе с другими членами правительства, отдельная трибуна была отведена для членов семей, министров и других приглашенных. Также большие авиапарады происходили на Красной Площади 1 мая и 7 ноября. Правительство стояло на мавзолее, а на трибуне рядом члены семей и другие гости — все по раз и навсегда заведенному порядку. Мой муж обычно вел колонну истребителей “МиГ” над Красной Площадью. Шли они в любую погоду, так как бесстрашие, которое отличало командующего авиационным парадом Василия Сталина, было свойственно всем участникам парада.
Сталин любил кино — без его разрешения ни один фильм не попадал на экраны страны. Тогда в год выпускалось несколько картин. В Кремле был кинозал в галерее, аркой соединяющей на Коммунистической улице Большой Кремлевский дворец с постройкой на другой стороне улицы, где члены правительства смотрели фильмы. Мы об этом узнавали по освещенным окнам этой части дворца. То, что не нравилось Сталину, на экраны не выходило. Он обязательно посещал премьеры в Большом театре и концерты в честь партийных праздников, проходившие там же. Сидел он в левой от сцены ложе, несколько в глубине. Там присутствовали только члены Политбюро, жены находились в зале. В театре в такие дни был узкий круг зрителей — члены семей правительства, министры, видные деятели культуры, маршалы. Охранялся театр в это время особенно строго, билеты с паспортами проверялись у входа в театр и у входа в зал, где охрана в штатском заполняла основные места. В антрактах в комнаты за ложей правительства приносили чай, печенье, конфеты, фрукты, кофе. Сталин приглашал туда кого-либо из музыкальных или театральных деятелей и беседовал с ними. На другой день шепотом рассказывали об этом в кругах интеллигенции. В такие дни в театре присутствовала элита партийного общества, женщины (в основном жены руководителей) были строго, но хорошо одеты, конечно, драгоценностей ни на ком не было. Изысканным обликом отличались жена Берии, Нина Гегечкори, и ее невестка, жена сына — Марфа Пешкова.
В семьях членов Политбюро при Сталине большое внимание уделяли образованию. Молодежь знала один-два иностранных языка, обязательно ходила на все театральные премьеры, много читала. Сыновья и дочери не пользовались привилегиями в служебной карьере, как это произошло позже. Дисциплина и суровый нрав общей атмосферы не позволяли расслабляться. Конечно, быт членов правительства и их семей резко отличался от уровня жизни даже высокооплачиваемой интеллигенции: просторные квартиры — каждому по комнате, плюс столовая, кабинет; право вызова из гаража Совмина персональной машины (одна на семью) в любое время; билеты в любые театры; все книги, которые выходили (специальная книжная экспедиция рассылала списки); семейный врач; всегда к услугам поликлиника и больница на улице Грановского. Комфортабельный отдых в привилегированных санаториях страны, а после войны и в Карловых Варах в Чехословакии. Продукты со спецбазы, обслуживание за счет государства.
Осенью 1950 года, когда мы с Алешей поженились, мы навестили Анастаса Ивановича, который отдыхал с женой в Сухуми, в “Синопе”, на одной из так называемых госдач. До эры Хрущева таких дач было немного. Отдыхали на них члены правительства по очереди в разное время. Бывший владелец дома, построенного в начале века в Сухуми, собрал растения со всего мира и создал ботанический сад. Это прекрасное уединенное место существовало еще лет 20 назад, но потом там построили очередной дом отдыха, безликий и громоздкий, за садом уход уменьшился, туда водят многочисленные экскурсии.
В Сухуми осенью 1950 года в этом красивом трехэтажном доме в виде башни-замка до Микояна отдыхал Сталин. На первом этаже, кроме центрального входа, были и боковые, которые вели прямо в комнаты через балкон. В одной из комнат, расположенной слева от главного входа, жил Сталин. Он входил из парка прямо через балкон только в эту комнату, где ел и спал. Днем Иосиф Виссарионович отдыхал на балконе на диване, накрывшись пальто. В дом, прекрасно обставленный, с превосходным интерьером, он не заходил. Вспоминая быт Сталина, задумываюсь о его сложном, вероятно, тягостном одиночестве.
Отдыхал он один. Вокруг только охрана, привычный помощник Поскребышев и начальник охраны Власик. Врачей рядом нет. О здоровье Сталин обычно не думал, а подчиненные не смели нарушать его привычек. В ту осень, видно, он себя не очень хорошо чувствовал и пригласил для осмотра известного в Грузии врача Николая Андреевича Кипшидзе, профессора старой петербургской школы. Все держалось в тайне, знало об этом только близкое окружение. Мне об этом рассказал под секретом сам Кипшидзе. Лечения в Кремле Сталин избегал, но зубы иногда болели — ими занимался доктор Липец, тихий, молчаливый человек, Сталина не раздражавший. Он лечил зубы членам живущих в Кремле семей — спокойный человек и великолепный врач. Позже Липец жил под Москвой, в Пушкино.
* * *
Благословенный край — Гагры, Сухуми… С детства помню этот чудесный берег с вечнозелеными растениями, кипарисами, камелиями, мандаринами, мерный шум моря, теплый воздух.
Существует ли этот чудный замок-башня и прекрасный парк? Страшно подумать, что творилось в Сухуми летом 1993 года. Варварство, как инфекция, поразило жителей этого редкой красоты места…