От Кочара до Кочара: светопись и живопись

Ваган Кочар – человек в artмире Армении хорошо известный. И за ее границами тоже. Он великолепный, обладающий своим выразительным языком фотограф, он интересный художник, он занимается дизайном книг, он исследователь армянской светописи. Ему посчастливилось быть сыном Андраника Кочара, классика – именно так – классика отечественной фотографии. Сейчас он готовится к его 100-летию.

…Мне на самом деле повезло и с отцом, и мамой Асмик. Они познакомились в 1947 на теплоходе «Победа», который перевозил репатриантов из Египта в Батуми. Познакомились и повенчались. Андраник сказал, что на родину должен вернуться семейным человеком. Они были идеальной парой, очень счастливой, несмотря на сложности репатрианской жизни в советской Армении. В день 8 марта я желаю всем женщинам подобного семейного счастья. И супружеской любви. Через год, в 1948 году, отец организовал первую в Армении выставку художественной фотографии – портреты, пейзажи. В то время у нас тут бытовало только прикладное фото. Выставка проходила в АДРИ, даже пригласительный билет сохранился. Тогда случилось необыкновенное происшествие: пришел отец утром до открытия экспозиции и обнаружил, что пять работ исчезли. Оказалось, так ему потом сказали по секрету, что сняли органы, люди очень серьезные. Но за что, хорошо бы если портреты неугодных людей, но невинные натюрморты! Принялись вешать другие работы. Потом тайно сказали, что ручка кувшина в натюрморте в точности похожа на нос Сталина.

— Репатрианту-фотографу было, конечно, нелегко – сплошные ограничения и нормы.
— Отец вообще-то был твердый орешек, но и он начал нервничать. В Александрии, откуда он приехал в Армению, работал помощником оператора на итальянской киностудии и когда репатриантов как-то начали трудоустраивать, папу отправили на «Арменфильм» оператором. Атмосфера была не слишком благожелательная и ему, как «ахпару», вручили допотопную ветхую камеру, как оказалось, с дыркой в корпусе, откуда приникал свет. Но деваться было некуда. Папа разобрал камеру, привел в порядок – он был рукастый — покрасил – стала как новая. Настолько, что спрашивали, откуда, мол, она у тебя, кто тебе ее дал. Этой камерой он снял, в частности, фильм о композиторе Гаянэ Чеботарян. В 72-м папа был фотографом на фильме «Хроника ереванских дней» и как-то показал мне фотоцех. «Помнишь? – спросил. И я понял, что там ничего не прибавилось, не изменилось чуть ли не с 48 года. Скоро он ушел со студии. Работал в Картинной галерее, в Институте искусств Академии наук, занимался с детьми в фотостудиях, основал фотоклуб «Ереван».

— А тебя учил тайнам фотографии, каким-то азам и прочему?
— Я все видел и постигал сам и специально учить не нужно было. Был как подмастерье у художника в Средневековье. Как сейчас говорят, я был «в теме» с первого дня. Он мне подарил аппарат «Смена-2» и пустил в самостоятельное плавание. Его любимая камера еще из Египта была Rolleiflex 6×6, после отца она перешла ко мне. Такая отлично работающая реликвия.

— Почему он не обзавелся фотопавильоном, как это сделали многие его коллеги?
— Не захотел. Это приносило доход, но для него было скучно. И неинтересно. Представляешь, фотографирует людей для документов. Кошмар…

— Ты чувствовал его калибр?
— Конечно. Чувствовал и понимал, что он большой мастер и портрета, и пейзажа, и натюрморта. Кстати, сейчас делаю альбом его натюрмортов. И с тем самым «сталинским» кувшином.

— Как ты считаешь, ты унаследовал что-то от отца как фотограф. Стиль, манеру…
— Это невозможно. Снимать так, как он, мог только сам Андраник Кочар. Его понимание людей, природы, света и тени – невозможно повторить. Очень все личное. И все же думаю, что от отца я унаследовал вкус и чувство меры. А еще любовь к черно-белой фотографии. Цветное его как-то не привлекало, хотя и приходилось работать в цвете. В 57 году цветной портрет Варпета Исаакяна он сделал для журнала «Огонек». В те годы это было очень трудным процессом. Кстати, о процессе. Как-то отец повел меня к Арташесу Вруйру, сыну знаменитого фотографа Ани Арама Вруйра. На всю жизнь запомнил, как он изготовлял фотопластинки: поливал стекло коллоидной эмульсией и крутил на центрифуге. Были и такие люди.

— Ты как-то незаметно визуально исчез из культурного пространства. С чего бы это? Надоело?
— Не преувеличивай. Никуда не исчез, просто много времени провожу в святом месте, Ошакане. Десять лет назад обзавелся там домом и садом. Там красиво и тихо. Мозгу захотелось отдохнуть. От всего, особенно после книги.

— Это «Армянские фотографы»? Замечательная энциклопедия-альбом. Пока, думаю, единственная в своем роде.
— В основе книги архив отца, который он пополнял всю жизнь. Я исполнил его мечту и свой сыновний долг. Хочу отметить, что она вышла благодаря содействию Андраника Маргаряна. Книги отец так и не увидел. Он еще мечтал о музее-институте армянской фотографии… Когда мечта исполнится, трудно сказать.

Ваган подарил Музею истории Еревана 150 оригинальных фотографий отца и других фотографов, подаренных Андранику Кочару авторами. Два года назад мэрия удостоила Вагана своей золотой медали «За заслуги и вклад…» Когда Тарон Маргарян вручал ему медаль, сказал Вагану: «Музей обязательно будет». Прошло уже два года… Надежда пока окончательно не угасла.
— …Конечно, я и в Ошакане снимаю – без фотографии никак нельзя, но там я наконец стал вплотную заниматься живописью, ведь по образованию я художник, окончил Пединститут. В дипломе ясно написано: учитель живописи и графики. Живописал всегда, но урывками, оформил более 200 книг и альбомов, но все же фотография одолела. Сейчас сфокусировался на трех темах: времена года, Человек и фрески. Пробую все: от физического изображения до изображения духовного мира.
Ошаканская атмосфера благотворно повлияла на творчество Вагана –художника. Особенно впечатляют его «фрески» — виртуозная игра на темы древней сакральной степописи. Образы, надписи, декор он мастерски превращает в невиданные «фрески» на стенах только ему известных воображаемых церквей. Фрески Вагана насквозь проникнуты тончайшими неуловимыми чувствами.

— Портреты, сделанные Андраником Кочаром – своего рода фотофрески и не только потому, что его модели часто были выдающимися людьми – Сарьян, Сароян, Папазян, Параджанов, десятки других, а потому, что он такими их видел. В чем его секрет?
— Прежде всего дар божий. Потом уже уменье видеть и чувствовать. Он ведь был самоучкой, как и большинство фотографов в мире. Чтобы быть настоящим, самоценным фотохудожником, недостаточно иметь хорошую камеру, даже Rolleiflex. Прежде всего важны чувства, понимание света и цвета. У Андраника Кочара все это было.

— Как он вначале относился к твоим опусам?
— Отцу нравилось, что я продолжаю его дело, но при этом он был к моим снимкам чрезвычайно строг, часто даже жесток. Впрочем, как и к своим. Я благодарен ему за это. При жизни, к сожалению, нам вместе выставляться не пришлось. Много позже, в 96 году, в Салониках прошла выставка «Отец и сын» с отцовскими портретами и моими пейзажами. Через три года в Лондоне я представил экспозицию «Время вашей жизни», показал рядом фотографии людей, которых запечатлел отец, и мои, сделанные годы спустя. К примеру, он сфотографировал Уильяма Сарояна в 60-м, а я в 1977 году.

— 100-летие Андраника Кочара – значительная дата в истории армянской фотографии, которую надо обязательно достойно отметить. Как и подобает мастеру такого масштаба. Какие есть идеи?
— Идеи-то есть, но как они реализуются, не представляю. Первый выпуск книги «Армянские фотографы» вобрал только часть собранных отцом и мною материалов. За десять лет расширился список фотографов, их стало около 700. Уже набраны на английском языке и сверстаны 1300 страниц с 4,5 тыс. ч/б и цветных фотографий. Я представляю, что это должна быть книга для официальных презентов. Понимая, как сложно выпустить такое издание, подготовил запасный выход: книгу, в которую войдут 3 армянских фотографа XIX века и 3 – XX века. Мучался несколько лет и закончил. Хотелось бы издать на нескольких языках. К каждому экземпляру думаю приложить CD с большим виртуальным вариантом. Кроме этого, конечно, подготовлю ретроспективную выставку работ отца. Выбор будет трудный, сохранилось до 5 тыс. негативов, в том числе почти 800 портретов. Их еще надо обработать, подчистить фотошопом. Вообще я фотошоп, когда он прямо прет в открытую, не люблю. Стараюсь использовать в крайнем случае. Чуть-чуть, в меру.

— Ваган, ты продолжил то, чем твой отец занимался всю жизнь. Фотокультура Кочаров будет продолжена?
— Не знаю…. Ни сын, ни дочь пока интереса к светописи не проявляют, внуки тоже. Одна надежда на то, что фотография может появиться в их биографии неожиданно, когда ее не ждешь, в совершенно зрелые годы. У многих было так. Поэтому не хочу зарекаться. Мало ли как повернется судьба Кочаров.

Беседовал