Николай Никогосян: мэтр и человек

Культура13/09/2018

Сорок дней назад не стало выдающегося мэтра ХХ века Николая Никогосяна – скульптора, живописца, графика. Ушел последний народный художник СССР, действительный член Российской Академии художеств, обладатель многих наград, в том числе армянских. Скульптуры мастера вошли в собрания Третьяковки, Русского музея, Национальной галереи Армении, многочисленных музеев мира. Несколько замечательных монументальных работ Никогосяна установлено в Армении. Это был мудрый, яркий и бесконечно талантливый человек. Настоящий армянский мужчина. Трудоголик, никогда не знавший покоя. Удивительный в общении. Одним словом – Артист и в искусстве, и в жизни. До своего столетия он не дотянул пять месяцев. Через день ушла из жизни его жена Этери.
Многие годы с Никогосяном дружил доктор филологических наук Авик Исаакян. Предлагаем отрывки из его воспоминаний о большом армянском художнике.

 

Этери

Жена Никогосяна, замечательная личность, подарившая ему четверых детей, в конце 1970-х годов тяжело заболела и вскоре скончалась. В последний период ее болезни Николай Багратович стал встречаться с грузинкой Этери, намного моложе его, которая совсем недавно переехала из Тбилиси в Москву и по профессии была языковедом.
— Вчера я с Этери навестил Тамару в больнице. Я познакомил их, очень хотел, чтобы она нас благословила.
— Как же так, Николай Багратович, неужели вы такой жестокий человек?
— Но ведь я ее люблю.
— Ну и что, она же родила вам четверых детей, а вы невольно причиняете ей боль.
— Нет, ты не понимаешь, я люблю ее. Твой дед не сказал бы так, он знал цену любви, знал, что такое любовь…
Впоследствии жизнь доказала, что Николай Багратович был прав. Этери оказалась прекрасной женщиной, настоящей подругой художника. До последних его дней.

 

Варпет возвращается в Гюмри

…Создание памятника Исаакяну, который предстояло установить в его родном Гюмри в 1975 году к 100-летию со дня рождения поэта, было поручено Николаю Багратовичу. Надо сказать, что в этом деле значительную и положительную роль сыграли Карен Демирчян и Алексан Киракосян.
…Отливка памятника Исаакяну очень задерживалась и проблема была решена благодаря Карену Демирчяну. Гипсовую модель срочно доставили в Ленинград на лучший литейный завод, к лучшим мастерам. 29 октября 1975 года они также были приглашены на открытие памятника. В тот день вся юбилейная свита гостей во главе с видными государственными деятелями в десять часов утра с площади Ленина в Ереване выехала в Гюмри. Процессию возглавляла “Чайка” Демирчяна, среди почетных гостей были маршалы — Баграмян и Бабаджанян.
За нами прислали не первой свежести “Волгу”, и я, отец и мать также должны были составить часть юбилейной колонны, хотя машина заехала за нами с большим опозданием. Но благодаря специальному пропуску дороги были беспрепятственно открыты перед нами.
Не въезжая в Мастару, мы догнали автоколонну. В Маралике кавалькаду ожидал сюрприз: дорога была перекрыта столами, ломящимися дарами Ширака. Я, как вышел из “Волги”, сразу же направился к Ованесу Ширазу, обрадовавшись, что большого поэта пригласили на торжественную церемонию. Шираз был близким другом моего отца, и мы образовали нашу маленькую тройку.
Сразу нам предложили чудесное темно-красное вино в больших стаканах. И то ли вино, то ли праздничная атмосфера развязали и без того острый язык Шираза, любившего побалагурить. И тут он превзошел самого себя. В те дни был назначен новый секретарь ЦК Компартии Армении, из Москвы — Анисимов. И Шираз, увидев бывшего второго секретаря Ованеса Багдасаряна, обратился к нему рифмованным приветствием: “Баров, Багдасаров!..”
Ованес Минаевич очень обиделся:
— Шираз, не говори так больше.
Подошедший к нам Николай Багратович почувствовал какую-то напряженность и решил разрядить обстановку, да только ему тоже досталось. Тепло поприветствовав Шираза, Никогосян покровительственным тоном сказал:
— Шираз, ты гениальный поэт, но вот характер у тебя никудышный…
Тот за словом в карман не полез:
— Коля джан, первую фразу ты везде повторяй, а вот вторую крепко держи за зубами.
Воцарилась тишина, а потом все дружно расхохотались.
К нашей компании подошел Карен Демирчян и с бодрым настроением произнес тост:
— За здоровье всех гениев ширакской земли — от Варпета до Шираза. Коля, скоро твой гениальный памятник навеки возвысится в Гюмри, и за твое здоровье…

 

Хаш с фломастерами

Николай Багратович был большим любителем хаша.
Как-то позвонил мне:
— Из Еревана приехал мой старый друг, скульптор Хачик Искандарян, и привез уже готовый хаш. Как всегда, остановился у меня. Я пригласил и Джима Торосяна. Приходи ровно в двенадцать и если не трудно, купи с Тишинки малосольных огурчиков.
Когда я добрался до мастерской, все были в сборе, там была и известная среди московской богемы модная и экстравагантная художница со своим итальянским поклонником. Итальянец принес в подарок Николаю Багратовичу красивую коробку с фломастерами 36 цветов, на которой была изображена картина Мане “Завтрак на траве”. Прекрасный подарок для художника. Николай Багратович положил коробку на камин.
На столе были и редька, и лаваш, и бастурма, и суджух, к которым добавились дагестанский соленый чеснок и огурчики.
Началась хорошая пирушка. Пес Фобер залез под стол. Художница сняла туфли и согревала ноги в его шерсти. Фобер подозрительно рычал. После первого или второго тоста пришла дочка Никогосяна. Отец любезно пригласил ее к столу, но ей было не до хаша:
— Нет, нет, папа. Сегодня день рождения мужа, я тороплюсь. На днях я видела у тебя итальянский галстук красивый, хочу его забрать, подарить мужу.
Николай Багратович невозмутимо сказал:
— Ступай наверх, поищи и забирай. Я сейчас занят.
И он снова аппетитно принялся за хаш.
Минут через пять дочь крикнула сверху:
— Папа! Я не нахожу, все галстуки ношенные, того нового, итальянского, нет. Что мне делать? Я опаздываю.
— Я же сказал, что занят, ищи сама.
Еще через пять минут дочь с грустным выражением лица спустилась вниз.
— Нет, папа, я так и не нашла. Что делать?
— Садись, поешь хаш с моими друзьями.
— Я опаздываю, а у меня нет подарка.
В этот момент она заметила коробку фломастеров. Точно пантера она бросилась к фломастерам, схватила и подошла к маэстро, который ел хаш, опустив голову над тарелкой.
— Папа, папа! Может, ты дашь эту коробку? Знаешь, как муж обрадуется, все же у него день рождения…
Николай Багратович, который час назад получил фломастеры и похвастался нам, потому что тогда они были в дефиците в стране, да еще 36 штук… вдруг как разгорячился всерьез:
— День рождения, день рождения! Достала уже! То нет того галстука, то галстук ношенный, а теперь еще фломастеры! День рождения мужа… Да возьми ты их, только оставь меня в покое! Скажите, пожалуйста, у него день рождения, — и тут произнес свою коронную фразу, которую я здесь, то есть на полосах газеты, не могу повторить, после чего невозмутимо принялся за недоеденный хаш.
Гости, естественно, разразились гомерическим хохотом, а дочка, покраснев, в замешательстве выскочила из комнаты, не забыв забрать с собой фломастеры с картинкой Манэ.
А между тем рычание Фобера под столом становилось все более зловещим.

 

Портреты от Сарьяна

У Никогосяна было несколько его портретов кисти Мартироса Сарьяна.
— Как случилось, Николай Багратович, что Варпет написал так много ваших портретов?
— Знай, все картины сделаны по доброй воле. Ну, некоторые благодаря моей смекалке. Например, Зарик, когда был в Москве, взял у меня тысячу рублей в долг. Вскоре Сарьян приезжает в Москву, я ему говорю, ваш сын мне задолжал, но вместо денег напишите, пожалуйста, мой портрет. Сарьян согласился, в те годы тысяча рублей были большие деньги. Так я несколько раз давал в долг, а взамен брал картины Варпета. Но особенно памятна история с портретом, на котором я в этом вот оранжевом джемпере. Сарьян был в Москве, я только что получил квартиру в высотке на Площади Восстания и пригласил на новоселье известных армян. Всех позвал в семь часов вечера, а Мартироса Сергеевича — в четыре часа. Заранее натянул на мольберт хороший холст, приготовил краски и кисти. В четыре часа раздался звонок, открываю дверь — Мартирос с красивым букетом в руках. Я приглашаю войти.
— А где же гости, Коля, почему ты один? — наивно спрашивает Мартирос Сергеевич.
Я любезно приглашаю его в свою комнату-мастерскую, усаживаю перед холстом и честно признаюсь:
— Дорогой Мартирос Сергеевич, до прихода гостей, пожалуйста, сделайте мой портрет — это будет самым дорогим подарком на мое новоселье. У нас три часа времени.
Сарьян не знал, рассердиться ему или рассмеяться.
— Выходит, Коля, ты разыграл целый спектакль, в котором мне, уставшему старику, предусмотрел роль чернорабочего, а себе — беспечного натурщика. Ну а этот оранжевый свитер надел, чтобы я написал тебя более ярким, характерным.
Тем не менее Варпет не отказал мне и за три часа, пока пришли Рубен Симонов и Сурен Кочарян, Акоп Хачатрянц и Авет Габриелян, он написал вот этот мой портрет — в оранжевом свитере.
…Что не прощалось другим, сходило с рук по отношению к Николаю Багратовичу.