За базаром следи

Уровень культуры и воспитанности определяется не только тем, как говорит человек, но и тем, что он говорит. Между тем, часто бывает так: говорят одно, а понимать надо совсем другое.

«Хватит вести гнилые базары про академика, сказал автоматчик, собираясь послать ему в макитру маслину, забыв, что в абвере тоже не байкал пьют, а держат бурун по ветру». Вы что-нибудь поняли?

Если нет, а, скорее всего, нет, значит, все правильно, значит, цель достигнута, задача решена, словесная абракадабра довела фразу до полной потери смысла и сделала ее непонимаемой. Но я все-таки переведу.

«Автоматчик» (вор в законе, ранее служивший в армии) предлагает прекратить «гнилые базары» (бессмысленный разговор) об «академике» (опытный преступник) и пустить ему в «макитру» (голову ) «маслину» (пулю), понимая, что в «абвере» (оперативной части полиции) тоже не «Байкал» (чай) пьют, а держат «бурун» (нос) по ветру.

Понятно, что в цивилизованном обществе так никто не говорит, так говорят только в криминальном мире, чтоб сохранить свои намерения в тайне. Это секретный, потайной, искусственный язык, созданный с целью сделать его непонятным для непосвященных людей.

Иначе говоря, речь о жаргоне (арго), известном еще со времен романов Франсуа Вийона, а затем «Дон Кихота» Сервантеса, позже — из сталинских лагерей со своими блатным песнями, особым сленгом, который отличается от жаргона тем, что жаргон, так объясняют языковеды, пришел к нам из французского, а сленг из английского, звучит он более мягко и красиво, но по сути это одно и то же.

Не все знают, что воровской жаргон возник в русском языке из еврейского идиша и этому есть свое объяснение. Дело в том, что в местах компактного проживания евреев, к примеру в Одессе, преступники говорили на родном языке, полицейские их не понимали (в царской России евреев в полицию не брали), а со временем непонятные для полицейских слова стали устойчивым блатным жаргоном. Так появились и пошли гулять по миру и киноэкранам «ксива», «фраер», «халява», «жиган», «уркаган», «понты» и многое другое.

Апофеозом блатного языка в народе стал культовый фильм Георгия Данелия «Джентльмены удачи», после которого чуть ли не вся страна стала «ботать по фене», что говорило не только о силе искусства, но и любви масс к острым и сочным словечкам.

В моем школьном детстве, прошедшем на фоне легенд об одесских домушниках, ростовских налетчиках и воровских «малинах» московской Марьиной Рощи, вопреки безукоризненно чистому русскому, которому нас учила незабываемая Анна Христофоровна Мурадова, в родную речь как-то легко, органично, как бы с ветерком вошли и утвердились «атанда» (общий сигнал тревоги), «амбал» (мужик плотного сложения), «варежка» (рот), чисто армянское «наспуг» (брать на испуг) и т.д.

Я бы не сказал, что словарь «от фени» сильно мешал освоению великого и могучего русского языка, но настаивать на том, что нам, школьникам, был так уж необходим, тоже не стану.

Здесь следовало бы заметить, что свой национальный блатной язык в Армении как-то не сложился, «феня» у наших блатных главным образом русская. Наверное, потому, что немалая часть армянского криминалитета отбывала наказание в российских местах заключения, а сегодня в свободное от тюрем время тесно сотрудничает с воровским миром России, Грузии и даже Азербайджана, для чего всем понятный язык в самый раз.

При советской власти исследования фени считались дурным тоном, поэтому информация о таком жаргоне печаталась лишь в справочниках Министерства внутренних дел, предназначенных для служебного пользования. К слову говоря, МВД России сегодня собирается издать для внутреннего пользования еще один такой словарь.

Другая разновидность арго видна в переводе блатных понятий с живого языка на «художественную» графику. В мое время самой популярной наколкой было выбитое синими чернилами «Не забуду мать родную», позже появились буквы «СС», что означало «сохранил совесть», а затем «СЭР» – свобода – это рай, запомнилась также увиденная на сочинском пляже надпись на ногах: «Они устали».

В СССР наколки были большей частью атрибутом блатных — помню время, когда за их нанесение можно было даже угодить за решетку. Сегодня живем в другие времена: модные «татухи» чуть ли не на всех молодых и, что интересно, красивых. Правда, изображение ножа в колючей проволоке (преступление, в местах лишения свободы) или розы (загубленная молодость) почти не видим, но вот вам голливудские звезды: Брэд Питт, Никки Рид, Николь Риччи со своей накожной росписью.

Российские звезды кино и телевидения: Тина Канделаки, Сергей Лазарев, политик Ирина Хакамада, артист Евгений Винокур.

У каждого своя мотивация украситься татуировкой, у Иосифа Кобзона – своя.

«На «подвиг», — рассказывал знаменитый певец, — «меня вдохновили сельские пацаны. Они говорили: «Понятно, этот еврей из города побоится колоться». Ну, а я не побоялся. Короче говоря, за один день меня всего искололи. На пальцах инициалы мои и моих ближайших дружбанов, Володи и Лени. И еще на одном пальце было кольцо. Вот здесь, на плече – «Не забуду мать родную»…

…И в заключение. Учитывая используемое к месту, а чаще всего — не к месту, слово «козел», надо бы знать, что в тюремном сленге — это заключенный, сотрудничающий с администрацией тюрьмы, т.е. предатель. После хрущевской амнистии это слово настолько плотно вошло в обиход, что большинство и не знает его изначального значения. Теперь будем знать.