Карабах. Чёрные дни
Конфликт между Азербайджаном и Арменией — сильнейший за четверть века. Нагорный Карабах каждая страна считает своим. Там гибнут люди, сотни беженцев покидают дома. Наш спецкор был в Карабахе в самые тяжёлые дни, когда столица находилась под обстрелами. Для жителей эти дни стали чёрными.
Дорога в Карабах
1 октября чартерный рейс Москва — Ереван взлетает с армянской песней. Она про мужество, солдата и Родину. Почти весь салон самолёта — суровые мужчины в форме, которые говорят, что летят в Нагорный Карабах воевать.
— Сперва Ереван, потом Баку, — говорит один из них. — И женщины с нами, женщины нам будут подавать патроны.
Для армян нынешнее обострение — сильнейшее с первой войны в Карабахе, которая закончилась в 1994 году, тогда Нагорный Карабах отделился от Азербайджана и стал непризнанной республикой. Через час полёта среди рядов, как на сцену, выходит мужчина и читает стихи:
«Потомок древности великой,
Не будет мой Арцах безликим.
Арцах — армянская земля,
Здесь честь и родина моя».
Весь самолёт аплодирует. Поэт, член Союза писателей как России, так и Армении, Сергей Булычев — сам наполовину армянин и поэтому летит в Ереван, по его словам, поддержать боевой дух тех, кто сражается за Арцах.
Арцах — другое название Нагорного Карабаха, переводится с армянского как «густой лес». А вот Карабах — это чёрный сад, но в переводе с азербайджанского. Обе страны претендуют на регион. Поэтому армяне предпочитают называть его по-своему. Мы едем из Еревана до Нагорного Карабаха, или Арцаха, около восьми часов по извилистой горной дороге.
Арцах встречает взрывами
Ранним утром мы въезжаем в Нагорный Карабах и тут же попадаем под обстрел с беспилотника, который бомбит единственный мост, связывающий регион с Арменией. Звучит сигнал тревоги. Водитель из военных резко тормозит машину. Мы выбегаем и несёмся куда-то сквозь кусты. Падаем в четырёхметровый котлован и отсиживаемся.
— Турецкие беспилотники уже неоднократно бомбили дорогу, — объясняют нам. Машина в нашем случае становится ловушкой для шести человек.
Ранним утром мы доезжаем до столицы — города Степанакерта, — в окрестностях звучат артиллерийские взрывы. На центральной площади, возле гостиницы «Армения», мы слышим первый прилёт (попадание снаряда) по центру города. До этого столица считалась относительно безопасным местом.
Это дико звучит в XXI веке, но современный город Степанакерт и правда похож на средневековую осаждённую крепость. Гостиница — пункт сбора беженцев, сюда свозят стариков и детей из приграничных сёл. Здесь же их грузят в автобусы и отправляют в ближайший армянский город Горис или в столицу Армении Ереван. Люди оставляют всё, берут лишь самое необходимое, многие испуганны, многие плачут.
— Война ведётся современным оружием. Что, оставить их тут и дать умирать? Нет. Потом они вернутся сюда и опять будут жить, чтобы тоже защищать землю, — говорит Армен Осепян, который пришёл проводить своих родственников.
Каждый день в городе ревёт сирена — это сигнал тревоги, могут бомбить. Попадания по городу и разрывы снарядов видны из окон. В то же время окна административных зданий, например полиции, закладывают мешками с песком. Выходить на улицу становится опасно, и город пустеет.
В городе закрыты почти все магазины. В центре работает пара пекарен, где делают хлеб для фронта, и одно лишь кафе, но там кормят бесплатно всех желающих — такое решение принял хозяин, который отказался уезжать даже в период обстрела центра города.
В подземельях Степанакерта
С 3 октября город бомбят дважды в день, как по графику: рано утром и поздним вечером — мирные жители почти всё время вынуждены жить в диких подземных условиях. Почти вся жизнь ушла в подвалы. В перерывах некоторые успевают подняться в квартиры и набрать воды, может, даже помыться. Но это как повезёт. И при условии, что квартиру за это время не разрушил попавший туда снаряд «Смерча».
В крепких и больших подземельях пятиэтажных домов в ряды стоят раскладушки, столы, шкафчики с едой. Некое подобие комнат: части коридора разграничены одеялами и простынями. Внизу в основном женщины — как молодые, так и в возрасте.
— Половина женщин здесь — уже вдовы от первой войны. От первой войны я сама лично вдова — рассказывает одна из жительниц. — Весь дом здесь, только детей вывезли, которые малыши.
— А вы почему не уедете?
— Потому что здесь у меня и внук, и зять, и брат — все здесь! Как я могу уехать?! Если тыла им не будет, как они будут там сражаться? Если город будет опустошён? Раненые приезжают, больницы работают, надо — мы идём помогаем. Две войны пережили, не думали, что и третью придётся в подвалах встречать, — говорит она.
Все женщины в разговорах вспоминают первую войну — она закончилась в 1994 году. Карабахских войн, вместе с этой, здесь насчитывают три. Вторая случилась в апреле 2016 года. Она шла четыре дня. Я приезжал на ту войну, и такого ужаса, как сейчас, в Степанакерте не было. Яркое отличие между второй и третьей войной в том, что в апреле 2016-го Степанакерт чувствовал себя в безопасности. Теперь он ежедневно под обстрелом.
Вечером того же дня из «Смерча» обстреливают жилые кварталы. Полностью разрушены три жилых дома. Через две улицы взрывом вырван из земли частный особняк. Взорвана электростанция, офис «Карабах телекома», в асфальте повсюду неразорвавшиеся снаряды систем залпового огня. Однако жители города находят в себе силы даже на то, чтобы шутить. Хозяин магазинчика, который находится через один дом, после взрыва глядит на воронку и с улыбкой рассказывает, как они чуть не погибли.
— Вы так с улыбкой об этом говорите? — спрашиваю я.
— Ну так, а что, если я буду плакать, что-то изменится? Нет. Мы, конечно, видели ещё хуже, но так нельзя, так нельзя. Теперь ни воды нет, ни газа, ни света нет. И что нам теперь умереть? Нет, нельзя! Поживём, ничего, поживём! — смеётся он.
У границы войны
Вечером следующего дня мы выезжаем из Степанакерта в приграничный городок Горис, чтобы узнать, как обстановка в приграничных городах, куда отправляют беженцев. В Горисе мирно, не стреляют, но очень нервно. Местные жители во всех людях с камерами видят шпионов, и работать не очень комфортно.
Однажды нас даже забирают в местное отделение полиции и вежливо допрашивают, что мы такое могли сфотографировать и не передали ли снимки врагу. В связи с этим и снимать практически ничего нельзя. По городу десятками носятся кареты скорой помощи. Раненых из Нагорного Карабаха доставляют постоянно. Беженцев бесплатно размещают все местные гостиницы.
В холле дорогого отеля женщины сидят в столовой и смотрят новости с фронта. Ещё вчера их вывезли из посёлков Мартакерт и Матагис, которые находились под интенсивным огнём. Они вяжут.
— Это я вяжу свитер, потом отправлю ребятам на фронт. А вот моя соседка вяжет носки, — рассказывает одна из них.
Женщины отправляют эти вещи не только своим, хотя у каждого там кто-то свой, а всем ребятам, которые сейчас в зоне конфликта.
Церковь Святого Григория (первого армянского христианина) — самый старый храм Гориса. Он построен в 1897 году. Но даже тут, немного в стороне от фронта, остаются напоминания о войне. Стены храма испещрены осколками, там же лежит и снаряд от «Града». Он попал в стену в 1992 году, в первую войну. Церковь устояла, местные жители считают это чудом. Настоятель храма отец Аарон сам воевал в 1993–94 годах и был ранен.
— Знаете, одни дети остались, одни любимые женщины остались. Понимаете, я воевал, я знаю: это плохая вещь — война. Мы молимся за мир и за тех, кто сейчас там, — говорит отец Аарон.
В одном из самых больших зданий города школьники и студенты круглосуточно собирают коробки с гуманитарной помощью. Она прибывает сюда со всего мира, и работать приходится с утра до ночи, рассказывает волонтёр Соня Арузманян.
— Да, бывает тяжело, но это не более страшно, чем война. Мы против войны, но, если она идёт, мы будем стараться облегчить жизнь наших родных там, на передовой.
По сравнению с приграничным Горисом, не говоря уже о военном Степанакерте, жизнь в столице Армении выглядит совершенно безоблачной. На главной пешеходной улице Еревана сотни гуляющих, работают модные бутики и ресторанчики. Кажется, что ничего не напоминает о войне. Но это лишь на первый взгляд. По всему городу развешаны флаги Карабаха и Армении, как правило — попарно.
На центральной площади Еревана установлен экран, где транслируют новости с линии фронта. На плазме у входа в торговый центр крутят фотографии солдат с передовой. Даже в павильоне с кофе мы встречаем Мишу, который записался в добровольцы и ждёт повестки. В Армении войну называют народной, потому что нынешний конфликт не обошёл стороной ни одну семью. Все очень надеялись на перемирие, но оно пока выглядит очень хрупким, потому разговоры только об одном — о мире и завершении войны.
Артур Матвеев
