Истины Камо Нигаряна

Одному из самых необычных армянских художников, Камо НИГАРЯНУ, исполнилось 60. Событие прошло без всяких акций и шума. Он это не любит. Наотрез. Даже выставку не сподобился устроить не потому, что работ нет — их-то как раз немало, а неизвестно почему. Он не любит суеты, да и вообще молчалив.

По изначальной специальности Камо дизайнер. В течение многих лет работал в армянским НИИТЭ, проектировал бытовую и медтехнику. Обладает 14 авторскими свидетельствами на промышленный образец. Например, на “аппарат для франклинизации и аэроионизации”, на “машину шарнирную для кислородной резки”. Несмотря на свидетельства, ни одна разработка Камо так и не попала в производство. Даже проигрыватель, за который он на Пловдивской выставке получил золотую медаль. Такая вот была неумная страна. Давала людям образование и заставляла впустую трудиться.
Потом Камо ступил на стезю художника-оформителя. Заказали оформить Музей Меркурова и “Дзитохценц тун” в Гюмри. Сделал остроумно, со смаком. Восторг — всеобщий. Это было новое слово в армянском музейном деле. Однако когда музейщиков удостоили госпремии, Камо почему-то забыли…
Он не расклеился и взялся за Музей “Армения в Великой Отечественной войне” (“Монумент”). Тут до него был полный провал, так как заезжие халтуртрегеры всех обвели вокруг пальца и смылись. Камо за два месяца героически довел экспозицию до ума. Правда, нервов ему потрепали немало, особенно вояки-ветераны с непредсказуемыми желаниями и вкусами. Немного позже, памятуя о талантах Камо, ему поручили самое святое — реэкспозицию Музея революции. Был и такой в советской Армении. Скучнейшее заведение, где среди пожухлых фотографий, бюстов вождей и реликвий дохли мухи и зевали экскурсионные школьники. Камо и здесь навел свой многотрудный марафет. Он театрализовал экспозицию, сделал ее по возможности увлекательной и красочной. Сильно намаялся — ретроградов на этом пути были целые толпы. Напомним, что в те годы не было ни компьютеров, ни баннеров, ни нормальных материалов. Приходилось выкручиваться — Камо упор сделал на новое прочтение фотографии как оформительского приема. Наконец взялся за Музей Чаренца и удивительно воссоздал ауру жизни и творчества поэта и особенно удушливую атмосферу 30-х годов.
При том что музеи отнимали уйму времени и сил, он находил время на автономное художество. Рисовал, одним словом, для души и сердца. В разных техниках, ничем себя не ограничивая. Пробовал — и успешно — все. В том числе и фотографию, мастером которой стал за это время. Впрочем, фотография — это еще как сказать. Негативы и отпечатки он корежил до неузнаваемости: царапал, скоблил, подкрашивал, заклеивал. Получалась самая что ни на есть “авторская техника”.
Его “светопись”, она же фотография, выстраивалась в один ряд с рисунками и живописью Камо. Он как-то сказал, что “искусство должно вызывать возмущение”, что это начало начал, самое оно. А еще он до отвращения ненавидит глянец, то бишь гламур. Его, говорит, от этого воротит. А еще не любит сантименты и мелодрамы. Причем не то что на словах — на деле! Уже более трех десятилетий он делает свой арт, тот самый, который возмущает приверженцев лакированного, гладенького, розового искусства. Камо признается, что за это время не нарисовал ни одного пейзажа или натюрморта. Цветочки, гранаты, карпеты и т.д. Поэтому, считает, его работы не для дома. Уточним: не для обывательского дома, где в цене “арараты” и “хорвирапы”. Кесарю — кесарево. Работы Камо оценит или поклонник и собиратель авангарда, или просто интеллектуал со свободными взглядами на искусство. Он изображает то, чему трудно или невозможно найти вербальный эквивалент. Гиперболизированные уродцы, страшноватые существа — сплошной сарказм, усугубленный безутешной фантазией. В основе всего, считает, пещерное, архаичное искусство, самое, на его взгляд, чистое-чистое. Действительно, древний мэтр, взявшись украсить свою пещеру, чист перед историей как стеклышко. Камо использует в качестве источника вдохновения знаки и праформы, детский рисунок, какие-то пиктограммы. Его мутанты, конечно, особенно глаз не радуют, но зато настораживают. И могут помочь в дальнейшем идентификации в толпе. Разгадывать его живописные работы крайне интересно. “Истина будет выпирать из ваших работ, несмотря ни на что”, — пишет Камо в своем манифесте — своде сокровенных мыслей об искусстве. Она и выпирает. У Камо Нигаряна своя истина, она так же имеет право на существование, как и любая художественная истина. Главное — он не лукавит, не обсыпает зрителя сахарной пудрой, не лепит марципанов. Да, преувеличивает. Да, выпаривает лишнюю воду. Да, дает своему зрителю мысли и действительность в концентрированном виде. Все это так. Поэтому и его искусство классифицируется с трудом. Он артист нелегкий для разумения и для глаз. Арт-мыслитель. В слове он кажется медлительным и совсем не златоустом, в пластике же — птица свободного полета. Твердо следует постулату, что искусство — не литература. Его рисунки, картины, фотографии, постеры, полиграфический дизайн — звенья одной крепкой цепи. “Я абсолютно лишен тщеславия. Каждый делает то, что делает, и так, как может”.
Камо Нигарян — уникальная грань актуального армянского искусства. Он честен и в творчестве, и в жизни. Действительность, по Нигаряну, выступает как фантасмагорическая декорация, в которую вкраплены факты нашего сознания. Если вдуматься, так оно и есть.
…Первая и единственная персональная выставка Камо Нигаряна была в 2001 году…