Долгий след войны…

20 февраля армянство отметит 25-летие карабахского движения, приведшее к образованию суверенного Арцаха. Значение этого события, знакового для национальной истории, невозможно переоценить. О Карабахе, об освободительной войне карабахцев, о борьбе за независимость написано немало. Одним из главных очевидцев, участников Арцахской войны был писатель-публицист Зорий БАЛАЯН. Завтра, 10 февраля, — день рождения Зория Гайковича. Пользуясь случаем, “НВ” и ее читатели рады поздравить нашего дорогого автора и пожелать ему крепкого здоровья и неугасимой балаяновской энергии — физической и творческой. Его энергия нужна нашему народу.

Замечательная книга  Балаяна “Между адом и раем” создавалась буквально в окопах, часто под грохот боя. В предисловии к ней автор признается, что в годы карабахской эпопеи он написал куда больше, чем за всю его прежнюю жизнь. “Карабахский период, — пишет Зорий Балаян, — принес мне второе дыхание. Теперь я работал день и ночь, не расставаясь с блокнотом. Не думая ни о каких законах жанра, делал то, что нужно было делать в конкретный период в конкретной ситуации, часто раскрывая образы моих героев отдельными штрихами и этюдами”.
Книга Зория Балаяна имеет подзаголовок — “Карабахские этюды”. Почти на каждой из более чем 400 страниц множество имен, с которыми автор встречался во фронтовых окопах, на командных пунктах, в госпиталях, в больницах Еревана, в штабах, в кабинете и т.д. Есть имена, которые встречаются довольно часто. Среди них имя действующего президента Армении Сержа Саргсяна, в те годы председателя Комитета обороны НКР.
Стало своеобразной традицией, что “НВ”, готовя публикации, связанные с Карабахом, часто использует материалы из книг Зория Балаяна. На сей раз юбилей карабахского движения совпал с предвыборной кампанией президентских выборов. Публикуя отрывки из книги “Между адом и раем”, мы обратились к автору с просьбой ответить на один-единственный вопрос: “Что вы хотели бы сказать избирателям?”. “Если очень коротко, то скажу, что согласно статьи 55 (часть 12) Конституции Армении президент Армении является Верховным главнокомандующим. Это значит, мы избираем не только президента, но и Верховного главнокомандующего. И сегодня, когда Азербайджан денно и нощно бряцает оружием, надо об этом помнить действенно”, — ответил Зорий Балаян.
Предлагаем отрывки из книги “Между адом и раем”, а также из книги о легендарном карабахском докторе-хирурге, всеобщем любимце Валерии Марутяне (1943-1998). Только в годы войны он со своей бригадой врачей провел почти 11 тысяч операций и спасли тысячи жизней. Все это стало возможно благодаря его усилиям по созданию впервые в армянской армии военно-медицинской службы и военно-полевой хирургии Арцаха. С таким предложением-письмом Валерий Марутян обратился к командующему Армией самообороны Сержу Саргсяну. Вскоре командующий узаконил его предложение…

“СЕЙЧАС ПОЛЕГЧАЛО. СЕРЖ ПРИЕХАЛ. НА ДУШЕ СТАЛО СПОКОЙНЕЕ”

…На командный пункт приехал Председатель Совета Министров НКР Олег Есаян, одетый в камуфляжную форму. В момент кратковременного затишья Олег купил козленка, и, пока шел бой, сварили хашламу. Как заправский хозяин, Олег угощал всех вкусным мясом, весело шутил, рассказывая карабахские байки.
В воздухе появился истребитель, и знакомая команда вновь разбросала всех по сторонам. Никогда не мог предположить, что рослый, похожий, как в Арцахе говорят, на чартарский телефонный столб Олег может бежать, словно горный козел, перепрыгивая через кусты. Потом он разозлился: “Если этот проклятый Су-25 еще раз появится в небе, я бежать не буду, отвечу ему презрением”. Военный истребитель-бомбардировщик Су-25 за два захода успел сбросить бомбы на Степанакерт, Каринтак, Авдур и Мюришен, где и так уже поработали вертолеты Ми-24.
Что же двигало летчиками из СНГ, кроме мотора самолета? Неужели те триста долларов, которые были обнаружены в кармане у одного из сбитых парней, откровенно обманутых судьбой и страной. К вечеру Командос, который в шутку и всерьез называл меня комиссаром, попросил, чтобы я срочно отправился в город и передал Сержику (министру обороны НКР Сержу Саргсяну) то, что нужно. Я поехал в город одетый в зимний камуфляж, не подумав о том, что в таком виде меня можно принять за пижона. Уж чего я боюсь в жизни — даже невзначай походить на пижона. Я ведь, презрев кокетство, прекрасно сознаю, что все наши жители знают меня в лицо. И знают, что я человек сугубо штатский. Не станешь же объяснять каждому, что накануне ты взял у министра внутренних дел Арцаха А.Исагулова его форму с зимним бушлатом потому, что ночь на командном пункте придется проводить под холодным открытым небом. На меня действительно обращали внимание, когда я вылез из машины и направился к зданию, где находился Сержик Саргсян.
Карабахское подполье нельзя представить без Сержа. И позже я напишу о нем. Пока лишь скажу, что родился он в Арцахе, живет в Арцахе, семья его — в Арцахе.
Этот невысокого роста парень в очках (так назовем, чтобы подчеркнуть нашу разницу в возрасте) всерьез озабочен одним — проблемами боеспособности нашей молодой армянской армии. Скажу лучше словами Командоса: “Сейчас полегчало. Серж приехал. На душе стало спокойнее”. Аркадию Тер-Тадевосяну не откажешь в объективности…
Я слушал Сержа и думал о том, как жизнь меняет людей. Я не считаю, что Сержик сделал великое открытие: чем больше территорий, нашпигованных огневыми точками, тем меньше линия фронта. Наверное, в разных географических местах эта закономерность проявляется по-разному. Но Серж изучает свою, а не чужую географию, свой, а не чужой фронт. И озабочен тем, как высвободившиеся войска использовать на других направлениях.
Иногда я думаю, как сложилась бы судьба Сержа, если бы не Карабахское движение. И прихожу к мысли, что талантливый этот человек, может, и поднялся бы по партийной или правительственной линии на одну-другую ступеньку, но вряд ли в тех условиях сполна проявились бы его недюжинные способности, как это происходит сейчас.
* * *
…Чем больше я беседовал с подпольщиками, тем труднее становилось писать о них, о феномене карабахского движения. Я знаю многих наших подпольщиков. Одних — очень хорошо, других — не очень. Живых и мертвых. Может, незнаком с кем-то из совсем молодых исполнителей той или иной операции, но зато прекрасно понимаю, что все они сделали то, без чего не было бы ни Шунги, ни возрождения Духа народного, ни уничтожения в самом народе зловещего синдрома жертвы. Потому, как бы ни было тяжело, надо писать об этом феномене.
Бывшие подпольщики не очень охот
но вступают в диалог. Серж Саргсян, например, просто честно признался:
— Я не хочу говорить на эту тему. И вот почему. С одной стороны, понятное дело, не все детали помнишь. С другой — есть опасение, что из-за проклятого субъективизма может получиться так, что роль одного преуменьшишь, другого — переоценишь. Вот я и думаю: лучше не трогать эту тему. Всю правду ведь никто не выложит, тем более что многие операции разрабатывались и проводились в глубокой тайне в отдаленных районах. Претворялись в жизнь часто неизвестными деревенскими парнями. Некоторых из них, наверное, уже нет в живых.
Понимая Сержа, я не во всем с ним соглашаюсь. Умолчать — потому что имеются субъективные и объективные причины, — значит, сознательно оставить незаполненными страницы собственной истории, вырвать их из летописи карабахского движения.
Правда, у Сержа есть один неопровержимый аргумент: многие операции проводились в сельской местности в строгой секретности. Следовательно, информацию нужно собирать на местах. Как я понимаю, не откладывая в долгий ящик, надо уже сейчас готовиться к организации путешествия по Арцаху.
* * *
…С Сержем Саргсяном мы совершили поездку по частям и подразделениям армии Арцаха. Короткое построение. Несколько слов перед строем. И после команды “вольно!” — беседа по душам. Всюду одно и то же: нет формы. Армия плохо одета. А без формы трудно требовать соблюдения дисциплины. Министр обороны НКР чуть ли не перед каждым строем обещал, что в течение месяца будет форма. Армия будет одета.
Я удивился таким самонадеянным обещаниям Сержа. Мне казалось, что это о нем кто-то заметил: “Жизнь человека — вот его характер”. Слышал, как о нем говорили люди, хорошо его знающие: истинно мягким может быть только человек с твердым характером. Помня об этом, я удивлялся его, как мне показалось, несерьезным обещаниям.
Через несколько дней Серж вместе со своим заместителем А.Абкеряном вылетел в Москву. Вскоре туда отправился и я. На этот раз со мной полетели жена и сын. Раньше я очень любил бывать в Москве. Но сейчас, в постперестроечную пору, Москву переношу мучительно тяжко. Хорошо хоть, там есть много друзей. А то как выдержать московскую атмосферу рыночной эпохи? Может, потом все выправится и на лике города опять появится добрая улыбка…
День и ночь мы с Сержем работали, и я пристально наблюдал за ним. Внешне был спокоен. Даже тогда, когда с кем-нибудь говорил раздраженно. Во время разговора Серж вел записи, видимо, чтобы потом контролировать сроки. Сумел создать систему связи, при которой четко и регулярно успевал поговорить с десятком человек из Степанакерта. Разъезжал по областям и районам России, но было впечатление, что все время оставался в Москве. Каждый телефонный звонок фиксировался на бумаге, и по возвращении в гостиницу Серж первым долгом садился за телефон.
Я вошел в его деловой ритм. И могу сказать, что к концу месяца первая большая партия обмундирования была отправлена в Арцах. О том, какие мытарства приходилось переживать — не хотелось бы говорить. Это — отдельная тема. Организационно помогали представители армянской общины, но больше всех — Серж Джилавян, президент концерна “Гоар”. За месяц до этого Джилавян с большой группой людей приехал в Карабах. Я возил его по районам, организовал встречи с фронтовиками на передовой. Теперь он изрядно нам помог.
Министр обороны выполнил свое обещание, данное армии. Я был по-настоящему счастлив. “Надо сказать, что мы так долго задержались в этот раз в Москве, что в Степанакерте уже пошли разные толки: мол, с кем это столько времени воюет министр обороны в Москве? Уж не решил ли он там остаться? Удивительная штука жизнь… Именно поэтому я рассказываю о том, как добивался Серж выполнения своего обещания. В те дни я переживал за него, узнав о странных этих толках.
* * *
Кабинеты министра обороны Сержа Саргсяна и командующего армией Самвела Бабаяна находились напротив друг друга в здании, переоборудованном под штаб армии. Днем я ездил по позициям. Вечером, возвращаясь, непременно заходил в госпиталь, где часа два проводил с врачами и ранеными, а потом допоздна торчал в штабе. Одно наслаждение было смотреть на то, как эти ребята размышляли вслух над оперативной картой. Часто в кабинете министра собирались командиры полков. Иногда по два, три человека уходили в смежную с кабинетом небольшую комнату и подолгу там секретничали. Никто не смел в такие минуты войти к ним.
Вот над большой картой, расстеленной на столе как скатерть, мудрит спокойный Серж. Я спрашиваю:
— Над чем работаешь?
— Решить хочу одну задачу. Задачу, которую нельзя не решить.
— Я знаю, о чем речь. Речь о том, что нужно действовать. Мы как на ринге. Опустил руки — получил нокаутирующий удар в челюсть.
— У меня более конкретная задача. Сделать так, чтобы относительно увеличить число воинов.
— Как это — относительно?
— Это когда сокращаешь линию фронта и тем освобождаешь некоторое число постов и соответственно количество позиций, окопов и главное — солдат. Вот смотрите, — министр провел карандашом по Мравскому хребту на севере Кельбаджарского района, — вот, если перекрываешь поступление помощи на юг, если потом ликвидируешь все огневые точки Кельбаджарского района, то избавляешь себя от необходимости держать войска на северо-западной границе республики.

“АМБИЦИИ ТУТ НЕУМЕСТНЫ”

…В сущности мы не знали, кого представляем: гражданское или военное здравоохранение. В штабе сказали, что создание отдельного медико-санитарного батальона пока невозможно, и следует подготовить структуру из не более сорока человек. С другой стороны, руководство здравоохранения не желало, чтобы военно-медицинская структура входила в армию. Меня вызвали в облздравотдел и предложили отказаться от создания военно-медицинской структуры, иначе все будем уволены. “Вы не будете получать зарплаты”. Эти люди были моими друзьями. Я не понимал, почему они не понимают. Ведь со взятием Шуши война не кончилась…
Еще до шушинской операции я писал Сержу Саргсяну и Артуру Мкртчяну, что без базовой основы и военной дисциплины нельзя обеспечить медицинскую помощь армии, что следует создавать военно-медицинскую службу. Энтузиазм энтузиазмом, но никто не имеет права приказывать гражданскому врачу делать опасную для жизни работу. Только вступив в ряды армии, будешь обязанным выполнять приказы командования. Логика жесткая, но единственно приемлемая в условиях навязанной нам войны.
Я сказал руководителям облздравотдела, что амбиции тут неуместны. И если по отношению к тем, кто добровольно перейдет в госпиталь, будут приняты дисциплинарные меры, я доложу командованию. Советская военно-медицинская доктрина в наших условиях не срабатывает. Она разрабатывалась для страны, которая имела все возможности для ее реализации — кадровое, финансовое, транспортное, материально-техническое обслуживание. В этой концепции предусматривались варианты мирного и военного времени. Вся страна — “от Москвы до самых до окраин” — состояла из резервистов, и в любой час каждый мог быть призван и направлен туда, где есть нужда. Спецсклады ломились от лекарственных и перевязочных запасов.
Мы должны были продумать свою концепцию, исходя из своих условий и возможностей, из специфики своего достаточно сложного положения.
В письме председателю Комитета обороны НКР Сержу Саргсяну я изложил те моменты, которые считал основополагающими. Вот это письмо.

Принципы организации военно-медицинской службы и военно-полевой хирургии в Арцахе.
Лечебно-эвакуационное обеспечение раненых в Советской Армии осуществляется на основе системы этапного лечения с эвакуацией по назначению, существенной чертой которой является единство процессов лечения и эвакуации. Этот принцип оправдал себя и не вызывает возражений. Однако на его реализацию необходимо выделение огромных средств, что под силу богатому государству.
Эта военная доктрина представлена в виде единого механизма, и любое отклонение в схеме может свести на нет сам лечебно-эвакуационный процесс. Полезность этой доктрины очевидна, когда в боевые действия вовлечены десятки и сотни тысяч солдат. Каждый этап при этом, а их много, требует такой оснащенности и такого количества исполнителей, создать и обеспечить которые в наших условиях реально невозможно (медиков, санитаров, инструкторов, техников и прочего персонала в необходимом количестве попросту не набрать).
В нашей области лечебные учреждения маломощные, они имеют слабую материально-техническую базу, в большинстве своем дислоцированы в полуразрушенных зданиях.
Чтобы следовать классической советской военной доктрине, необходимо быть крупной военной державой, способной взять на себя огромные затраты на выполнение этих задач. Даже такие богатые страны, как США и бывшая ФРГ, придерживаются иных принципов в военно-полевой хирургии.
Нам необходимо трезво и реально оценить свои сегодняшние возможности. С трудом удалось создать свою систему самообороны, причем за счет не столько госвложений и помощи, сколько благодаря самоотверженности и знаниям людей, взявшихся за это дело. Так или иначе, наша армия находится на стадии своего становления. С ней должны становиться и военная медицина, приспосабливая свои структуры к ее потребностям. При этом мы, несомненно, должны брать во внимание особенности географического расположения и ландшафта нашего края, состояние существующих дорожных коммуникаций и т.д. Нам необходимо создавать свою медицинскую службу, используя не всю существующую классическую модель, а лишь те положительные ее элементы, которые приемлемы и реально осуществимы в условиях Арцаха.
В классической доктрине рекомендуется размещать пункты ымедпомощи на таком расстоянии от линии фронта, чтобы обеспечить оказание помощи в первые 3-4 часа после ранения. В сущности весь периметр Арцаха представляет собой сплошную линию фронта, за 3-4 часа можно проехать из одного конца в другой. Однако, к сожалению, нередки случаи, когда доставка раненого только с одной высоты затягивается на 3-4 часа и даже сутки. Американцы во Вьетнаме добились эвакуации раненых из любой точки на этап оказания квалифицированной помощи в течение первых двух часов благодаря вертолетам. Какой же, на мой взгляд, представляется военная медицина у нас в Арцахе в период организации нашей армии (имею в виду хирургическую службу)?
Посмотрим на карту Арцаха: это 4,5 тыс. кв.км. Насколько целесообразно создавать на такой маленькой территории столько этапов, и незачем раненому по пути своего следования 5 раз попадать на такие уровни. В наших условиях лучшей представляется система, в которой будут функционировать лишь два этапа: этап первой помощи и второй этап. При этом первый этап максимально приближается к местам боевых действия, что позволяет принять раненых в течение первых 30 минут и не более часа. С этого этапа доставка осуществляется на санитарной машине. Уже на первом этапе производятся все неотложные мероприятия первой врачебной помощи, которые продолжаются в процессе транспортировки на второй этап.
Второй этап — это уже выездная бригада в составе хирургов, анестезиолога, травматолога, сестер и др. специалистов, которая разворачивается также максимально близко от первого этапа и доставка к нему во времени не должна превышать одного часа. На этом этапе производятся оперативные вмешательства тем раненым, у которых отсрочка может привести к смерти. Если обстановка позволяет, разворачивается полевой госпиталь. Даже самые крупные боевые действия в наших условиях позволяют двумя операционно-перевязочными машинами с хорошо оснащенными бригадами справиться с этой задачей. Необходимо лишь, чтобы машины были в состоянии ездить по всем направлениям.
Все функции по оказанию квалифицированной и некоторых видов специализированной хирургической помощи берет на себя хирургический госпиталь, в котором должна быть сконцентрирована помощь всем категориям раненых. Большой проблемой для нас является организация специализированной нейрохирургии. Для создания этой службы требуются высококвалифицированные специалисты, которых даже в Армении сегодня насчитываются единицы. Спинальные больные после оказания квалифицированной помощи подлежат эвакуации в Ереван. Госпиталь должен быть оснащен хорошим санитарным транспортом, кадрами, санитарами, чтобы быть в состоянии обеспечивать боевые операции минимум в трех направлениях. На сегодня эта задача уже реально выполнима. Госпиталь должен взять на себя функции подготовки санинструкторов рот, он же обязан оснастить каждого бойца индивидуальной аптечкой, укомплектованной медикаментами и перевязочными материалами, применительно к нашим условиям, позволяющие оказать первую помощь на поле боя. По мере создания батальонов будут создаваться и БМП.
Конечно же, военная медицина — это не только военно-полевая хирургия. Здесь не затронуты службы, которые также крайне необходимы: эпидемиологическая, бактериологическая, токсикологическая и другие. Работа по созданию этих служб начнется практически с нуля, так как отсутствует соответствующая база.
Анализ последних боевых операций с 12 июня 1992 года, которые имели широкую географию, в медицинском аспекте доказал жизнеспособность приведенной модели. Госпиталь принял свыше 1200 раненых, направил в районы боевых действий 4 бригады: 3 бригады первого этажа — в Аскеранском, Мартунинском, Сырхавендском направлениях и бригаду второго этапа — в Мардакертском направлении.
Свыше 90% раненых, поступивших в госпиталь, прошли через эти этапы. В самом госпитале произведено около 150 крупных оперативных вмешательств.
Мы предлагаем, конечно же, наличие недоработок в организации службы и в предлагаемой ее модели. Однако надеемся, что процесс самого становления службы поможет ее усовершенствованию. И нет сомнения в том, что при создании собственной армии в ее современном понимании военная медицина легко обретает свою обновленную классическую модель.
Начальник медслужбы
Сил самообороны НКР
Марутян В.Е.

На снимках: после боя; Серж Саргсян и Монте; Зорий Балаян и Валерий Марутян